Мак видел, как среагировал Робин, подволакивая Фрэнка к себе и разворачивая его спиною и бёдрами близко. Видел, как медленный, сонный, продирающийся Робин и такой же медленный, сонный, впускающий его в себя Фрэнк разгорелись и сшиблись уже через минуту-другую, словно выработав электрический разряд, который, в свою очередь, напитал их огнём. И этот же огонь полыхнул и достал языками Мака, потому что тот, развернув небесно-голубую маску, вставил тому сразу и без прелюдии. Потом снова растянулся на диване, мечтая о воде и бодрящем амфетамине. Минут на пять провалился в сон от усталости. Пришёл в себя тогда, когда стали разносить фрукты и свежие кальяны, прибавив освещения.

***

После седьмого захода на козетке, когда Робин ещё может, но пуст, как песчаные просторы пустыни, Фрэнк шепчет, что свихнётся, если маска останется на его лице дольше, чем пять минут.

— Пойдём в номер? — говорит Робин.

— Согласен.

В баре взяли ключ, по лестнице спустились в номер голышом. В душ пошли вместе, простояв под тем, обнявшись, минут десять.

И тот, и другой любили горячий душ.

В результате остатки наркоты взыграли в телах обоих, не дав провалиться в сон тут же. И это был восьмой раз. Во время которого обоим было больно и не по себе. Фрэнк выглядел так, словно умирает. Донни рычал, едва справляясь с криками. Но награда пришла. Пришла виде тяжёлых оргазмических дотирающих спазмов в том и другом почти одновременно.

Был час сорок семь минут по полудни, когда они потеряли сознание в комнате без окон. До следующей полуночи.

Фрэнк по пробуждении отказался идти в холл. Поэтому Робин позвонил на ресепшен и попросил принести их одежду из колбы. И от обеда Фрэнк отказался, но Робин взял в номер горячего чая.

Когда горничная ушла, Фрэнк повернулся к мужу, хмуро на него глянул и заявил:

— Больше ты ко мне не притронешься.

Робин темно посмотрел в ответ, отпил из белой сервской чашки, протянул ту Фрэнку.

— Не факт, что я больше захочу.

Чай был кстати.

Потом смотрели музыкальный канал и новости.

Робин почувствовал на себе взгляд Фрэнка, повернул голову. Фрэнк глаз не отвёл. Робин, не глядя, отключил с пульта звук. Внимательно, ощупывающе обсматривали друг друга.

Робин увидел, как дрогнул в губах Фрэнк. И тут же сам словно кивнул глазами. Фрэнк мгновенно оказался рядом, натёк сверху. Поцелуй вышел мягким, шёлковым и волнующим.

— Нет, — сказал Робин.

Фрэнк снова поцеловал.

— Нет, — сказал Робин. — Прекрати. Ты не сможешь.

— Заткнись, — проигнорировал Фрэнк, прижимаясь ртом к шее Донни.

— Заткнись? — тихо прошипел тот, откидывая Фрэнка над собою. — Заткнись? Давай я тебе только палец вставлю? Хочешь посмотреть, что с тобою будет?

Фрэнк внимательно глядел сверху.

— О каких двух сутках шла речь? — непонимающе спросил он.

— О тех, о которых я ничерта не знал.

Фрэнк свёл брови, сузил глаза.

— Малыш, я же говорю, что приходил один. Уходил тоже один. И у меня не было возможности до конца почувствовать, какой это изматывающий марафон. На мне вот так никто не сидел сверху после и не просил. Я спокойно спал один и приходил в себя.

Фрэнк молчал, но взгляда не отводил.

— Хорошо же, дай сюда, — сказал Робин, схватил Фрэнка за руку и в бешенстве потянул её к своей промежности, усаживаясь в кровати. Фрэнк отогнулся назад, ладонью чувствуя, что член Донни толстый и твёрдый.

— То есть ты хочешь меня, но при этом не можешь?

— И ты не можешь.

— Нет, могу.

— Да ты что? — холодно спросил Робин. — Иди-ка сюда…

Робин скинул Фрэнка в кровать, расшвырял его колени, раскидал полы белого халата.

— Смотри, даже мокрым, — сказал он, обсасывая палец. Вставил его во Фрэнка.

Эшли вскинулся.

— Мать твою, — задохнулся он от режущей боли.

— А теперь вообрази мой член у себя в заду, — предложил Робин, убирая руку.

Фрэнк поднялся на руках и в ярости ударил Робина кулаком в плечо. Тут же получил в ответ. Упал обратно. Завёлся:

— Нахуя это всё?! Если я тебя хочу, но физически не могу вынести? Я всегда мог! Какого чёрта мы сюда сунулись?

Робин хмуро смотрел на Фрэнка. Потом вышел из его ног, улёгся, запахнув халат, снова включил звук на телевизоре. Вдохнул, прикрыв глаза, выдохнул.

— Да уж, такое у нас впервые, — отрешённо произнёс он.

Спустя минуту Фрэнк пристроился рядом. Робин уложил его головою в руку, обнял.

— Фрэнк, если готов к тому, что я потеряю сознание прямо в тебе, и сам готов к тому же, то давай, — сказал Донни минуту спустя.

— Не готов.

Ещё через минуту.

— Но ведь только поэтому?

— Только, — выдохнул Робин, находя ртом губы Фрэнка.

— Я люблю тебя, прости.

— Всё в порядке. Я люблю тебя.

Робин чуть встряхнул Фрэнка за плечо.

— Тебе нравится, как я тебя целую?

— Да. И как ты отсасываешь.

— Вполне вероятно, что тебе просто не с кем сравнивать, — Робин нахмурился, одновременно пытаясь улыбнуться.

Фрэнк сдвинулся, внимательно смотря на мужа. Спустя секунд пять осмотра произнёс:

— Сравнивать нет необходимости.

Робин, в свою очередь обсмотрев Фрэнка, бросил:

— Не люблю.

— Чего?

— Целоваться и отсасывать.

Фрэнк потерял дар речи. Видя это, Робин улыбнулся во все зубы:

— Удивлён?

— Да. С чего это?

— Для начала, это нравится тебе. Делаю поэтому.

Фрэнк молчал, ожидая продолжения. Робин был вынужден продолжить:

— Ну хорошо. И в дальнейшем — дело в тебе. От твоего рта меня растаскивает и швыряет, он как сладкая и чистая вода, Фрэнк. Каждый раз, отрываясь от твоих губ, я едва не умираю. Всё твоё тело для меня как чистая тёплая вода. Я хочу тебя. Отсасывать именно тебе и целовать именно тебя — нечто восхитительное.

— То есть со мною ты вдруг полюбил? А до меня…

— Фрэнк, — Робин нервно и презрительно повёл головой, — ты сильно отличаешься от пассивов. Никакого нытья и тоски по поглаживаниям, бессмысленного трёпа не по делу. Я скучал. Я скучал с ними. Их жеманство меня утомляло. Активы же меня на дух не переносили. Я полюбил тебя. Я полюбил это делать для тебя и с тобой, да. Но по-прежнему не люблю этого в принципе.

— Но ты же не мог совсем не…

— Если цеплял кого-то в клубе — мог. Понятия не имел, где были их рты до меня. И члены, — Робин снова улыбнулся.

— Ты гомофоб.

— Угу.

Робин не сводил глаз с Фрэнка, получая несказанное удовольствие от того, что читал по его лицу.

— Но я? Что ты про меня знал? Где и с кем был я?

— Тебе было невозможно противиться. Ты мне кое-кого напомнил.

— Кого?

— Мечту, любовь моя. Когда-нибудь скажу.

Робин подтянул мужа ближе, коснулся губами его губ:

— Тебя, малыш, я готов вылизывать часами. Потому что я знаю, что ты для меня делаешь и сделал.

Фрэнк прижался к Робину всем телом. Поцелуй был глубоким, медленным и расставляющим точки.

Смогли только через полторы недели. Полные нежности, счастья и благодарности друг к другу. Ещё через пару дней в воодушевлении от вернувшихся возможностей измотали друг друга до синяков в мёртвой тишине, чтобы не разбудить детей. Уснули, крепко обнявшись.

Но больше никаких оргий. Урок был усвоен.

***

Ввалившись в кухню, Фрэнк и Робин остановились на пороге.

Ледяной серый взгляд драгоценной миссис Эмбер Шток буквально пригвоздил обоих к месту.

— Что? Слышно? — говорит Робин.

— Вы совсем ошалели?! — гневно говорит миссис Шток.

— Слышно, — отвечает за неё Робину Фрэнк, но сам продолжает смотреть в глаза детской няне.

— А кому именно было слышно, миссис Шток? — вкрадчиво говорит Робин.

— Слава всевышнему, что только мне! Но это же ни в какие ворота, — она подпирает ручищами бока. Богатырская грудь её ходит ходуном. — Среди бела дня, полон дом детей. Я вам говорю, что только по чистой случайности никто из них не слышал вашего возвращения. Дин Хоккинс приволок двух щенков ротвейлеров, так все в саду. Визжат, как те же щенки. Но понятия о расхожих приличиях должны быть у вас или нет?