«Оргия? — говорит Фрэнк. — Классическая римская патрицианская оргия?»

«Полагаю, что почти, — говорит Робин. Но добавляет: — Единственно, что Империя обходилась без трансов».

Робин ходит по комнате, перешагивая через длинные разбросанные ноги мужа, но его, похоже, это совсем не беспокоит. Фрэнк наблюдает, как Робин одевается. Он мог бы, закрыв глаза, воссоздать весь процесс облачения Робина Донни в голове: от белья до последней запонки и ручных часов от Филипа Патека с золотым хронометром и бриллиантами, которых Донни прождал пару лет. Фрэнк от часов отказался, повертев в воздухе перед носом мужа смартфоном с таймером.

«Демократично как…» — сморщил Робин нос.

Фрэнк следит за тем, как Робин застёгивает жилет, потом натягивает пиджак, высвобождает полувлажные и вьющиеся после душа кудри из-под воротника. Протаскивает сквозь них пятерню. В Эшли малодушно звенит восхищение на уровне низа живота. Но сам он молчит. Бросает взгляд на кровать. Там лежат две маски на латексной основе: чёрная шёлковая для него и золотое домино для Донни.

— Суток двое, да, Фрэнк? — говорит Робин.

Фрэнк оборачивается, смотрит с вопросом.

— Я проплатил трое на две персоны. Ты слышал меня?

— Нет, Бобби.

— А о чём ты думаешь? — Робин разворачивается к нему, впихнув руки в карманы.

— Как обычно, — Фрэнк пожимает плечом, — о тебе.

Донни улыбается.

— Я спросил, ты хотя бы двое продержишься?

— Понятия не имею.

Робин подходит и становится вплотную к краю козетки между ног Фрэнка. Смотрит сверху. У Фрэнка ещё раз сладко и тянуще звякает в животе от собственнического вторжения мужа. Робин вынимает руку и протягивает её вниз. Фрэнк ухватывается. Тот вздёргивает его на ноги. Становится тесно. И как обычно, но до сих пор вынимающе, только лица обоих оказываются так близко друг к другу, сцепляются взглядами и почти ртами до задержки дыхания. Поцелуя не наступает, но физическое ощущение его словно затягивающее в водоворот.

— Я в гараж. Проверь дом, — медленно произносит Робин.

Фрэнк не отвечает. Робин забирает маски с покрывала и выходит.

Эшли проверяет чёрную и входную двери, электричество, ванные, выходит в гараж. Пока устраивается на пассажирском, думает, что бросаемые Робином непререкаемые фразы о том, что он однолюб, оправданы даже хотя бы тем, что автомобильные пристрастия Донни не уходят от завода «Ауди». А5 новая, но по-прежнему оттуда.

— Что ты сказал моим родителям, когда отвозил Мину и младшего?

— Что вернёмся в воскресенье к вечеру…

— То есть, те самые двое суток, — хмыкает Робин, ставя на ключ гаражную дверь.

Фрэнк снова не отвечает. Тогда Робин коротко смотрит на него. Понимает, что тот до сих пор в неясности от переливающихся перспектив, что разворачиваются перед ним в предчувствии оргии в «Оак холл».

— Я пошутил. Если тебе не понравится, сразу же уйдём.

— А что, сдачу с непотраченных трёх суток вернут?

— Нет, на них, уверен, уже накуплено кокаина и водки.

Фрэнк коротко смеётся.

— Ты же знаешь, что на самом деле я никогда не делал ничего против твоей воли, Фрэнк Эшли, — Робин останавливается на светофоре.

— Это уж верно, — говорит Фрэнк. И через пару минут молчания добавляет: — С тобою вместе я могу быть сколько и где угодно.

Донни, не отрываясь взглядом от дороги, улыбается сначала губами, но следом с зубами, чуть поднимая подбородок.

========== 18 ==========

Припарковавшись на закреплённой за заведением стоянке, Робин говорит:

— Маски в бардачке.

Фрэнк достаёт обе. Надевает первым. Маска прохладная и плотно садится на кожу, прилегая к скулам, переносице и вискам.

Робин наблюдает за ним. Затем прикладывает к лицу золотое домино и затягивает на затылке ленты. Оглядывает себя в зеркало заднего обзора.

— Нам нужно подняться на шестой этаж, — говорит Робин, после того как отщёлкивается магнитный замок и их впускают в клуб. Он в свойственной манере подгоняет Фрэнка в направлении лифта всем телом, не вынимая рук из карманов.

Фрэнк вызывает кабину лифта. Когда тот очень и очень медленно снисходит распахнутыми дверями, Робин почти вталкивает мужа вовнутрь, загоняет в угол. Снова всем телом прижимает и поднимает на уровень глаз зажатую между большим и указательным пальцами розовую таблетку с рельефно оттиснутым мотыльком. Фрэнк послушно раскрывает рот. Показывает язык. Робин складывает на него таблетку. Скоро забрасывает себе в рот такую же.

Лифт медленно, едва слышно, щёлкает и останавливается.

Робин и Фрэнк, разжёвывая таблетки, входят в этаж. А это действительно целый этаж. Огромное помещение с теряющимися в рассеянном полумраке стенами. Багряное ковровое покрытие под ногами, драпировки. Стилизованные под барокко ширмы с пасторальными сценами разграничивают пространство. Диваны, кресла с атласной обивкой со шток-розами. Столики рококо, банкетки.

Фрэнк разглядывает альковы в уходящей в багряное марево стене и прямо перед ними, в центре этажа, обширную прозрачную колонну из стекла диаметром около пяти метров. Полый цилиндр, разбитый на четыре сегмента изнутри. С засыпанным подушками полом. В колоннах гораздо меньшего объёма танцуют танцовщики, девушки и юноши. Ближайший обряжен ковбоем в малиновых шляпе, портупее и сапогах, искрящихся алмазной пылью, и в белое бельё.

Холл полон дам и мужчин в масках всевозможных цветов. Фрэнк замечает персонал. Потому что те единственные, кто передвигаются с открытыми лицами. Он помнит, что Робин предупреждал: снимать маски строго запрещено. С себя или кого-либо. Голым — запросто. Но раскрывать инкогнито — табу.

Музыка громкая, но не оглушающая. «Времена года» Вивальди. Фрэнк может слышать стоящего рядом Робина.

— Идём в бар, — тянет тот Фрэнка под локоть. — У меня для тебя сюрприз.

— Ого, — Фрэнк улыбается. — А у цвета маски есть значение?

— Есть. Я приберёг лекцию на теперь, чтобы было чем развлекать тебя до полуночи, — Робин доводит мужа до высокого стула и выпускает его локоть.

— Что там с полуночью?

— Прислуга превратится в невидимок, а дамы и господа затеят бегать голышом.

Робин берёт два абсента. Подволакивает соседний стул ближе и устраивается полубоком к холлу.

Барная стойка и полки с алкоголем тянутся вдоль стены противоположной стене с альковами.

— Маски — это код о предпочтениях и уровне доступности, — Робин замечает, как кидает на него взгляд Эшли и как суживаются его глаза в шёлковых прорезях, — или закрытости.

Добавляя это, Робин опрокидывает шот в рот.

— Успокоился?

— Уж конечно, — приканчивает свой шот Фрэнк. Тянется к кнопке вызова бармена. Спрашивает упаковку «Ротманс». Прикуривает одну, отдаёт Робину. Затем себе. Фрэнк любит эту торговую марку. В доме на Бэрриз Лейн на верхней полке чайного шкафа всегда лежит резервный блок.

— Цвета, — напоминает он мужу.

— Присядь ближе, — улыбается Донни.

Фрэнк спускается и сдвигает стул, разворачивает его хромированной спинкой к маскам, садится верхом. Руки складывает на спинку.

Робин курит, левым локтем опираясь о поверхность стойки, правую ногу спустив до пола, полулежит.

— Видишь пару в изумрудно-зелёных? Свингеры. Рядом джентльмен в белой атласной — это садист. Если около появится в серебристо-серой с белой кружевной оторочкой, значит, вечер у садиста задался.

— Мазохисты?

— Угу.

— Розовые в чёрный горох носят любители группового секса. Больше отсюда никаких не вижу, — Робин склоняется к уху Фрэнка, — но, может, прогуляемся?

Тот оборачивается, выпуская дым прямо в лицо Робина. Донни прикрывает глаза на пару секунд.

— Так как?

Фрэнк дотягивается до пепельницы, гася остатки сигареты. Сходит со стула. Робин резво поднимается, встаёт рядом. Обнимает Фрэнка за талию, ведёт через маски.

— Ягодные — это для старых добрых лесбиянок. Бархатные, сливового цвета — вуайёры.

Оба, проходя между диванов, на которых сидят гости, замечают, что их тоже осматривают, обращая внимание на цвета масок. Кто-то сразу отворачивается. Огненно-алые маски и золото с чёрным провожают глазами.