«Весьма тесно», — язвит сам с собою Фрэнк.

Мысли проносятся в его уме одна за другой, бесконечное количество. И словно бы всего лишь одна в то же время. Эшли понимает, что это может быть совпадением, то, что бывший любовник его мужа — брат его соседей. Вообще удивительно, как это Фрэнк до сих пор ни с кем из прошлых связей Донни не сталкивался. Интересно, а сам Робин никак не связал фамилии обоих Миллеров? И не знал ли он? Фрэнк начинает сатанеть. И вдруг чувствует, как ногти сжатой левой руки впились в кожу ладони.

— Чем занимаетесь, Робин и Фрэнк? — говорит Джек Миллер, салютуя им горлышком пивной бутылки.

— Донни барыжит застройкой и недвижимостью, — весело хохочет Тодд Миллер. — А Фрэнк… А Фрэнк Эшли у нас писатель.

Фрэнк чуть прикрывает глаза. Решает, что нужно срочно начинать пить и курить.

— Здорово, — говорит Джек. — Отличные свитеры. Семейный стандарт?

— Драгоценная миссис Шток подарила на рождество. В знак признательности не смеем снимать, — непрозрачно говорит Робин, улыбаясь губами.

— Кто такая драгоценная миссис Шток?

— Няня наших с Фрэнком детей, — снова говорит Робин.

— Парни, вы тут сами себя развлекайте, а я схожу до Альмы, — говорит Тодд и рысцой пускается до фуршетного стола.

— А Фрэнк не сильно разговорчив, — говорит Джек уже без приятной улыбки. Потому что притворяться надобность отпала.

— Таков уж он, — тоже без улыбки говорит Робин. — Или просто не удостаивает тебя ответом. А, Фрэнк?

Робин оборачивается к мужу. Фрэнк курит, медленно оглядывая обоих.

— Чего надо, Джек? — невежливо говорит Фрэнк.

Робин коротко и тихо хмыкает.

Миллер мрачнеет.

— Слушай, Донни, надо поговорить. Я, знаешь ли, сюда не за ради праздника приехал.

— Говори, — пожимает плечом Робин.

— Не здесь. Наедине.

— Наедине не выйдет. Фрэнк будет присутствовать.

Джек дёргает головой. Ему не нравится. Но, похоже, сообщить Робину то, что у него есть, для него важнее.

— Мать твою, Донни, ты когда-нибудь можешь идти людям навстречу? — говорит Джек.

— Временами.

— Давай хотя бы найдём место потише, — отпивает из бутылки Джек.

— Там у Миллеров типа лодочного сарая, за персидской сиренью. Пошли.

Джек кивает и первым идёт к сараю.

— Я не пойду, — говорит Фрэнк.

— Фрэнк, ступай, — сухо бросает Робин. Секунду спустя добавляет мягче: — Я прошу тебя.

Эшли тоже идёт.

В самом сарае можно зажечь лампочку на шнурке. И там, действительно, сложенная надувная лодка, двигатель, рыболовные снасти и садовый инвентарь. Пахнет удобрениями и увядшими листьями.

Робин закрывает дверь.

— Я слушаю, — говорит он, поворачиваясь к Джеку и Фрэнку.

Эшли уже стоит у стены, беспечно опершись о ту лопатками.

— Вернись ко мне, Донни.

Фрэнк бы дорого дал, чтобы описать молчание, повисшее в сарае.

— Что, блядь? — Робин чуть суживает глаза.

— Я повторяю, вернись ко мне, — Джек, ничуть не смутившись, смотрит прямо в суженные глаза Робина.

— Я полагаю, мы всё решили несколько лет назад, — почти шипит Робин.

— Выглядело так, но я не могу забыть тебя.

Фрэнк опускает голову, уставившись на носок «конверса». Кое-что он понимает в цикличности Миллера. То, с каким упорством тот возвращается к Робину Донни. Если уж сам Фрэнк сидит на Робине плотно и в течение многих лет как торчок на героине, то отчего бы этому не происходить с кем-то ещё?

— Я женат. У меня и Фрэнка дети, — Робин уже взял себя в руки и закуривает, смотря исподлобья на Миллера, пока подносит зажигалку к сигарете.

— Пф… — насмешливо издаёт Джек Миллер, одновременно разворачиваясь к Фрэнку. Оглядывает, снова возвращается к Робину.

— Донни, я понимаю, что поступил глупо. Сейчас понимаю. Я сбежал. Пойми меня правильно, прошло больше десяти лет. Тогда я был молод. И ты тоже. Я здорово перетрусил. Но все эти годы я думал о тебе. И если… Если нужно измениться, чтобы ты был со мною, то я согласен меняться.

— Закончили, — говорит Робин, разворачиваясь к двери.

— Он бьёт тебя?

Робин замирает, оборачивается. Понимает, что вопрос был задан Фрэнку.

Сам Фрэнк, уже оттолкнувшийся плечом от стены сарая, останавливается. Фрэнк хочет ограничиться своим дежурным «иди нахуй», но само собою вырывается другое. И те досада и ярость, что он видит в глазах Джека как ответ на свои слова, льют бальзам на его душу.

— Бобби делает со мною всё, что ему вздумается.

— Бобби?! — Миллер психует.

— Угу, — мрачно улыбается Робин.

— Стой. Подожди, — Джек вплотную подходит к Донни. — Я исчез, не оставив тебе адреса. Допустим, ты не знал, где меня искать…

— Я знал, где тебя искать, Джек. Я не хотел этого делать. И ты тоже послушай. Я сейчас счастлив. Постоянно. И только потому что со мною не кто иной, как Фрэнк. В нём моя жизнь. Отойди, будь любезен.

Миллер делает шаг назад.

— В самом деле такая страсть? — странно говорит он.

— Просто огонь, — говорит Робин.

— Фрэнк, а что Донни делает с твоими бывшими дружками? — говорит Джек Фрэнку, но смотрит только на Робина. — Он же патологически ревнив. Жизнь с ним может превращаться в ад.

Фрэнк, не отвечая, становится рядом с Робином, чтобы видеть выражение лица Джека Миллера после ответа мужа.

— Нет никаких бывших дружков, Джек. У Фрэнка есть только я.

— Донни, ты совсем дурной? — Джек выглядит взбешённым. — Посмотри на него! Его никто не пропустит. Тебя наёбывают…

Миллер осекается, когда видит улыбку Эшли: тёплую, понимающую, торжествующую и снисходительную.

— Да ты не шутишь, — озаряет Миллера. Он начинает обсматривать Фрэнка так тщательно, что Робин нервно собирает кожу на переносице мгновенным движением.

— А ты, вообще, откуда, дружок? — говорит Джек.

— Местный, — говорит Фрэнк.

Разговор обрывается. Донни выходит в сад. Но Фрэнк задерживается.

— Слушай, Джек. Как бы жалко ты ни выглядел, понять тебя можно, — быстро говорит Фрэнк. — Бобби роскошный и охуенный мужик. И ты его в своё время проебал. Я не говорю, что бы сделал сам на твоём месте. Мы оба видим, что я в более завидном положении. И никогда на твоём месте не окажусь. Но понять тебя можно.

— Ты тоже меня послушай, солнышко, — Джек качается с носков на пятки, оглядывая Эшли. — Я с тобой ещё не закончил. Если ты водишь Донни за нос, он об этом узнает. Я жизнь положу. Если есть на свете хоть один, кто трахал тебя в зад помимо него, Донни об этом узнает. А может, мне повезёт, и я встречу того, с кем ты развлекался, уже будучи мистером Фрэнком Робином Донни? Тогда твой муж сам тебя прикончит.

Фрэнк видит, что Джек Миллер просто пытается зацепиться, считав его реакцию с лица.

— Только ты хорошо копай, не заставляй меня и Бобби ждать. Я, знаешь ли, люблю, когда он меня приканчивает, — Фрэнк широко и белозубо улыбается и имитирует томный и развратный стон с соответствующим движением. Потом ещё раз показывает зубы и тоже выходит из сарая.

— Какого рожна ты так долго там пробыл? — Робин успевает скурить сигарету до фильтра.

— Мы рвали друг на друге платьица в драке за тебя, — равнодушно бросает Фрэнк.

— Эй, — Робин останавливается.

— Бобби, клянусь, если повезёт, скоро узнаешь. Пойдём. Под омелу, под омелу, — Фрэнк подхватывает его под руку, втаскивая за стену персидской сирени.

***

Фрэнк одевается раньше, чем Робин, поэтому сидит в прикроватной козетке, откинувшись на спинку и широко разбросав ноги. Несмотря на расслабленную позу и скуку на лице, Фрэнк взволнован. Потому что оба собираются на оргию. А там Эшли ещё не бывал. Студенческие примитивные вечеринки с пивными фонтанами не идут ни в какое сравнение с тем, что ему описывает Робин.

А Донни и не надо описывать. Он лаконичен. Но есть один момент. Когда предлагает Фрэнку подобное развлечение, Робин сопровождает свои слова взглядом. Взглядом Пандоры, не меньше. И фразой «я так горжусь тобою, малыш, я хочу тобою похвастаться».