— Всю бесконечную ночь, Фрэнк.

Фрэнк со стоном, обнимая его за шею и за пояс, снова целует.

И всё время, что они проводят в «Пальме», Фрэнк словно бы убегает. Робин словно бы ловит его. И каждый раз, забирая того в руки, Робин говорит ему на ухо то, что повергло бы в ужас кого-нибудь иного. Но от чего Фрэнк заводится. Помимо ушек и хвостика на Фрэнке чёрно-белая галстук-бабочка и узкая майка. Атмосфера макабрического праздника и секса вокруг и действие таблетки делают Фрэнка более уступчивым и ласковым. И хотя он ещё продолжает дёргаться, что Донни ясно видно, положительная динамика налицо. Потому что всякий раз, когда он притягивает Фрэнка к себе, тот всё более податливый, всё дольше остаётся в его руках. Через полчаса он уже сам отыскивает Робина, зайдя со спины и обнимая его за плечи.

Робин слушает препирательства Джослина с его парнем, в которые те втягивают Донни как разрешающего спор. Он не соглашается быть судьёй, но наблюдает с интересом, раскуривая сигарету. Когда чувствует руку Фрэнка, поворачивает голову, говорит:

— Как твои дела?

— Неплохо, — говорит Фрэнк, приближая губы к его.

Робин чувствует вишнёвый запах, улыбается.

— Ты забыл обо мне? — говорит Фрэнк.

— Что ты, я помню о тебе ежесекундно, — говорит Робин, затягиваясь.

Фрэнк отбирает у него сигарету, тоже затягивается.

— Да? Мне кажется, что забыл, — снова говорит Фрэнк, возвращая сигарету.

— Скажи просто, что скучаешь, — намекает Робин.

Фрэнк становится перед его глазами.

Робин готов застонать при виде его рта, слабо переливающегося прозрачным блеском.

— Да, я скучаю, Бобби, — говорит Фрэнк, складывая вытянутые руки ему на плечи, скользя ими за спину, прислоняясь к груди Робина. Становясь близко и склоняя голову к плечу, почти мурлычет: — Потому что ты здесь красивее всех.

Робин улыбается.

— И что это значит? — говорит он, затягиваясь.

Фрэнк втягивает воздух сквозь зубы у его рта, не отвечает, смотрит в глаза.

Робин тоже смотрит.

— Фрэнк.

— Да?

— Ты больше не сердишься? Или чудо-таблетка управляет твоим либидо, заставляя повиснуть на мне? — говорит Робин, чуть отведя голову и улыбаясь глазами.

— Какая разница? — пожимает плечом Фрэнк.

— Большая, малыш, — говорит Робин, стрясая пепел с сигареты. Даёт затянуться Фрэнку.

Эшли выпускает дым ему в лицо.

— Будь это таблетка, ничто бы не помешало мне повиснуть сейчас на ком-нибудь ином, — вкрадчиво говорит тот.

— Это уход от ответа, — спокойно, насколько это возможно в его состоянии, говорит Донни, смотря в глаза.

Фрэнк молчит, тоже рассматривает наведённые тенью круги под глазами и инфернальные носогубные складки на лице Робина. Кожа у того бледная от тонального средства. Волосы взбиты в укладке. Галстук-брюмель и набор опасных бритв с инкрустированными ручками в связке на поясе. Это как дань чокнутому Парикмахеру. Во всём остальном в костюме Донни нет ничего от конца XIX века. Поверх майки блейзер. На ногах совершенно обывательские «конверсы».

Фрэнк чувствует, что контраст между готичным образом Робина и его собственным, леденцовым и конфетным, ему нравится. И это ощущение растёт в его паху и толкается выше в живот, откуда поднимается до груди. Он оставляет замечание Робина без логичного ответа, склоняется к шее, стягивает с неё запах, потом сдвигает губы к уху:

— Я нравлюсь тебе?

Робин тоже стягивает его запах с открытой шеи, пальцами сминает бок, ухватывает сзади за ремень на джинсах. Добирается до хвостика, сдавливает и одновременно прижимает его к Фрэнку.

— Я нравлюсь тебе, мистер Донни? — повторяет Фрэнк.

Робин издаёт полувзрык, закусывает губами его шею, потом ухо с серёжкой.

Фрэнк стонет, тесно прижимается, облизывает его щёку и тут же отстраняется.

— Иди за белым кроликом*, — говорит он, поворачивается и отступает в толпу ряженых, мгновенно скрываясь за Гигантским Бананом и Мистером Гриффином.

Донни быстро гасит окурок в пепельнице и идёт за Фрэнком.

Начинает звучать Tiesto с саксофоном: ритмичный, лёгкий и обещающий. Как и Фрэнк, который скрывается в танцующих. Тот временами оборачивается, и Робин видит, что Эшли улыбается и подзывает его к себе ладонью со сложенными вместе пальцами. Останавливается лишь тогда, когда они добираются до центра танцпола. Робин настигает его, обнимает за талию, прижимает, выпускает ровно на то расстояние, в котором удобно танцевать вдвоём.

Фрэнк горячий и губы его раскрываются, когда он ловит взгляд Робина.

Донни ощущает несильное головокружение от удовольствия обнимать любимого человека, от нравящейся музыки и от таблетки.

И когда Эшли разворачивается к нему спиной, прижимается, подняв руки вверх, берёт его за плечо и за шею, щекой прижимается к его щеке, тогда Робин притягивает его ладонями за живот и за грудь плотнее.

— В самый раз? — говорит Фрэнк, улыбаясь.

Робин чувствует, как комок белого хвостика ёрзает по его промежности и член крепнет в секунды, что очень хорошо чувствуется самим Фрэнком. Потому что тот теснее и ближе отирается о него, спустив одну руку на ладонь Робина, сминающую ему живот. Накрывает, гладит. Робин вытаскивает майку у него из-за пояса, пробирается рукой под неё.

Под «Lily was here» от Кэнди Далфи и Дейва Стюарта Фрэнк отирается лицом о лицо Робина, тот губами нежно собирает его кожу. Саксофон громкий и волшебный. Оба закрывают глаза и оказываются в осеннем, ночном, голом лесу, где огромная горящая луна обливает тонкие безлистые ветви и стволы. И словно туман или дым от сожжённых когда-то костров. И крупные острые звёзды. Робин ласкает голый живот Фрэнка, заводит пальцы ему под ремень, снова вынимает. Рука, которой Фрэнк держится за плечо Робина, сжимается. Вторая с шеи пробирается в волосы. Робин твёрдый. Когда оглаживает Фрэнка по джинсам, тот тоже. И когда он его трогает, тот выдыхает и чуть разворачивается.

— Сейчас, — говорит Фрэнк.

Робин оглядывает его лицо. Накрывает ладонью, притягивает. Фрэнк разворачивается весь. Прижимаются друг к другу животами и членами. Фрэнк почти накидывается в поцелуе. Робин пропихивает ладонь в его джинсы, лаская, и не выпускает, пока не ссасывает с губ Эшли весь «Вишнёвый пирог».

— Пойдём, — говорит Фрэнк.

— Куда? — говорит Робин.

— Куда угодно, где бы ты смог начать потрошить мою белую шкурку, — выдыхает тот, смотря совершенно безумно.

Донни знает, что есть приватные комнаты в граунде. Кивает Фрэнку.

— Пару минут, малыш.

Затем достаёт ключи у бармена.

Они спускаются по лестнице вниз, в слабо освещённый душный коридор с дверями по одной стороне. Донни идёт до самой дальней, отмыкает. Пропускает Эшли, заходит сам. Нашаривает выключатель. Можно было бы и в темноте, но оба имеют потребность видеть друг друга при соитиях.

Как только замок щёлкает, Фрэнк натекает на него. Они быстро расстёгивают ремни, молнии, начинают гладить и тереть друг друга, смыкаясь губами. Иногда сшибаясь резко, иногда почти выпуская губы друг друга.

Фрэнк агрессивен, что приятно, поскольку Робин понимает, что тот хочет его до стонов. И когда он ловит текучий, янтарный, почти заслонённый весь цветом зрачка взгляд Фрэнка из-под ресниц, то словно опускается в тоннель, как Алиса, падающая вниз.

Робин начинает толкать Фрэнка до кровати. Тот пятится, пока не упирается в неё коленями. Робин стаскивает пиджак, откидывает его дальше на кровать. Фрэнк тут же пропихивает ему руки под майку, заворачивает по груди, накрывает ртом левый сосок и обнимает рукой. Донни прижимает его голову к себе, стаскивает ушки, тоже отшвыривает.

Фрэнк рукой сжимает его сквозь джинсы. Потом отталкивает, чтобы встать коленями на кровать. Заходит дальше, упирается руками в покрывало, оборачивается через плечо.

— Возьми, — говорит он, немного хищно двигая верхней губой.

Робин заступает следом за ним, обеими руками стягивает с него джинсы до колен. Ладонями растаскивает в стороны, склоняется, спускает тягучую каплю слюны между его ягодиц. Чувствует под ладонями, как Фрэнк покрывается изморозью. Берёт себя, встаёт чуть ближе. С первого захода Фрэнк опускает плечо и голову, но выпрямляется и толкается в него. Не выдерживает к тому моменту, как Робин уже на три четверти в нём, стонет, говорит «блядь», снова склоняет плечо.