Фрэнк, слабо дрогнув губами в намёке на улыбку, смотрит на Сэма, абсолютно не проявляя никакого желания Робина уговаривать.

Донни закуривает сигарету, убирает зажигалку в карман, тоже смотрит на фотографа.

— Прекрати, Сэм, это никогда у тебя не срабатывало, — говорит он.

Сэм добродушно улыбается.

— Робин, это, может, самое последнее из прекрасного, что мне доведётся увидеть на своём веку. Ты жестокосерден, отказывая мне в этом, — говорит он.

Фрэнк берёт сигарету из пальцев Робина, затягивается, смотрит на свои колени, затянутые в брюки от Лорена. По обыкновению он без галстука. После пары затяжек Фрэнк возвращает сигарету Робину и, пока тот сам затягивается, приникает губами к его уху, говорит.

Робин слушает, опустив глаза, один раз смотрит на Сэма, ещё раз затягивается. Волосы Робина отросли, полудлинные, вьются вокруг головы и лица уложенными локонами. И пока Фрэнк шепчет, окунается в них лицом. Потом возвращается на место, снова забрав сигарету.

Донни думает, проводит языком по кромке верхних зубов. Наконец говорит:

— О’кей, Сэм, но никакой съёмки. Иначе это станет твоей последней фотосессией в этом мире.

Он не улыбается.

— Ясное дело, Робин, ты знаешь меня не первый день.

— Да, мы очень давно друг друга знаем, — соглашается Робин.

— Не подумай чего, Фрэнк, мальчик мой, — спешит заверить Сэм, улыбаясь. — Мы знакомы только как друзья. Донни никогда не интересовали такие старики, как я. Ему по вкусу только такие, как ты, словно свалившиеся с небес.

Фрэнк тоже улыбается, едва кивает.

Они докуривают сигарету, Фрэнк гасит окурок в пепельнице. Потом берёт бокал с вином, делает глоток, прокатывая его по рту. Возвращает бокал.

Сэм напрягается. Он видит, как Фрэнк подтягивает левую ногу, сгибает в колене, легко поднимается, опираясь им на диванную подушку, и второе переносит через правое колено Донни, поднявшись над. Тот, в последний раз пройдя по Сэму предостерегающим взглядом, поднимает лицо вверх, на Фрэнка.

Фрэнк стоит, склонив голову. Высветленные волосы свисают с головы Эшли гладкими прядями, маленькая алмазная пусета мерцает в ухе. Эшли поддёргивает брючину на правом колене, спускается ниже.

Лица их оказываются близко.

Робин сдвигается к краю дивана, впуская левое колено Фрэнка за себя, тот спускается совсем низко.

Сэм ещё мгновение наблюдает, как губы их зависают около, рядом-рядом. Он видит, как начинают дрожать ресницы у обоих, как руки Донни медленно и хищно тянутся и ложатся на колени Фрэнка, поднимаются вверх по бёдрам, добираются до ягодиц и сжимаются, подтаскивая его к себе. Сэма прошивает в тот момент, когда рот Фрэнка, раскрытый и податливый, словно разбиваясь, сталкивается с губами Робина, тут же забирающими, размыкающими, втягивающими. Он видит, как Фрэнк, обхватив голову Донни разведёнными пальцами, на миг поднимается, тесно приникая к Робину, начиная отвечать на его поцелуй с жаром. Но тут же опускается, подтаскиваемый обратно руками, что сминают его зад.

Молча, яростно, на какой-то плавной неостановимой волне оба словно начинают течь, сплавляться воедино. Сэм слышит только жадное всасывание слюны обоими изо рта в рот. Звук загоняющегося дыхания. Сэм видит то, как гармонично, увлечённо, созданные друг для друга Фрэнк и Робин смыкаются в движениях. И Сэм вдруг понимает, что оба выпали из этой реальности, потому что руки Робина, сминающие Фрэнка, начинают жёстче, резче тянуть и брать.

Сэм поднимается, пятясь заходит за кресло, не желая упустить ни мгновения. Он слышит, как первый раз тихо застанывает Фрэнк, отрывая от себя голову Донни за волосы. Тут же снова натекает на Робина, желая его. Сэм поднимает с пола стоящую за креслом Sony и успевает снять уже то, как Робин, ухватив Фрэнка за шею рукой с массивным платиновым браслетом от часов, стягивает его к себе. Снова целует. Как руки Фрэнка стаскивают с его плеч пиджак.

Сэм делает снимки один за другим, точно и сразу с нужных ракурсов. Он уже не таится, потому что двое на диване его не слышат, решает он.

И вот тут-то и случается галлюцинация.

Оба одновременно разворачивают лица в его сторону, прервав своё увлекательное занятие. Робин — прекратив вытаскивать рубашку Фрэнка из-под ремня. Фрэнк — прекратив сосать ухо Робина.

И Сэм видит, что что-то не так с их глазами.

Эшли и Донни застывают и смотрят на него. Глаза Робина заливаются чёрной, непроницаемой, едва лоснящейся гатью.

Сэм опускает фотокамеру. Но ничего не меняется. Лицо Робина спокойно, и от этого контраст между ним и его нечеловеческим взглядом приводит Сэма Шультца в ужас. Более того, с глазами Фрэнка происходит то же самое. Они переливаются янтарным цветом по всему разрезу, и зрачки его вытянуты по горизонтали в узкие чёрные иглы. Потом Фрэнк, не спуская глаз с Сэма, тянется губами к губам Робина, прихватывает нижнюю. Они словно раздумывают, завершая прерванный ранее поцелуй, отвлечённые щелчками фотокамеры. И оба продолжают смотреть на него всё ещё сцепившись.

Донни отталкивает Фрэнка, поднимается и идёт к Сэму. С этими его демоническими глазами. Он вырывает камеру из трясущейся руки Шультца, зашвыривает её за спину.

Сэм слышит, как Фрэнк начинает разбивать её ногами. И Сэм теряет сознание, когда Робин сгребает его за рубашку на груди. Просто оседает на пол.

— Эй, не бей старикашку, — говорит Фрэнк, беря Робина за локоть.

— Да я не успел. Сам шлёпнулся, — говорит Донни задумчиво.

— Ум-м… — говорит Фрэнк, возвращается к разбитой камере, вынимает карту памяти.

— Отличное решение, малыш, — говорит Робин.

Они уходят, оставив Сэма на полу. После этого Сэм с наркотой завязал.

***

Мина оделась Уэднсдей Аддамс**. Фрэнк-младший Пагзли**. В этом вопросе их дети оставались согласны в своих предпочтениях. Каким-то волшебным образом ситком «Семейка Аддамсов»** похищал их воображение. Можно было спокойно оставить даже младшего на пару часов, включив телевизор, и заняться другими делами. Когда тот окончательно сводил с ума драгоценную миссис Эмбер Шток и Эшли, это оставалось последним средством. И как бы Фрэнк-старший ни противился тому, чтобы дети пялились в ящик, тут он сдавался.

Мина могла цитировать наизусть всех героев сериала, особенно миссис Аддамс.

«Невероятно трогательно, вашу мать», — бурчала под нос драгоценная миссис Шток, когда детка произносила со всеми индивидуальными интонациями героини «спасибо, Вещь».

Поэтому теперь, отправляясь с мешками за дверь, Мина и младший выглядели весьма готично.

Фрэнк и Робин вышли за ворота, чтобы смотреть им вслед. Оба, восьмилетняя Мина в чёрном платьице с белым отложным воротником и шестилетний Фрэнк в полосатой чёрно-белой майке, плечом к плечу двинули по тротуару Берриз Лейн. С ними тронулись Лив и Джаред Сайнтс в костюмах Капитана Чёрная Борода и Динь-Динь.

— Только посмотри, от них разбегаются прочие дети, — задумчиво, с затаённой гордостью, произносит Эшли.

Робин наблюдает секунд пять.

— Определённо, — говорит он, потирая подбородок.

Вся лужайка перед их домом уставлена тыквенными головами со светящимися глазами, кованые ворота увиты голубыми мерцающими гирляндами и декоративной паутиной, в которую Мина любовно насадила больших и толстых пауков с крестами на спинках.

— Мой любимый праздник, — мечтательно произносит Робин.

— И почему я не удивлён, — говорит Фрэнк, опираясь спиной о прутья решётки ограды. Достаёт сигарету, вставляет в рот. Проследив за взглядом Донни, вынимает и для него.

— Как на счёт пушистого, белого, заячьего хвостика для меня? — говорит Робин, выпуская вверх дым.

— О, даже не начинай, — говорит Фрэнк, наставляя на него указательный палец и отрицательно качая головой.

Робин молчит.

Фрэнк знает, что тот уже представляет себе картинку типа «Фрэнк Эшли в стиле плейбой». И по выражению и движению его глаз Фрэнк догадывается, что события в его голове развиваются в хорошо предполагаемом ключе. Потому что тот, стрясая пепел, на полшага приближается к Фрэнку.