«Славься, мисс Эпплкот. А то я в панике», — сказал Робин.

«Ты знаешь, дочь, что я люблю тебя с каждым днём всё больше?» — спросил Фрэнк.

«По-другому и быть не может», — кивнула Мина.

А теперь Робин торчит у окна, смотрит на часы и ждёт, вернётся Мина до десяти или не вернётся.

— Я продам компанию. Я всё пропускаю с этой чёртовой работой, — говорит Робин. Спрашивает снова: — А ты думаешь, она спит с кем-нибудь?

Фрэнк откладывает ноутбук, берёт сигареты, зажигалку, закуривает.

— Если и спит, то всё несерьёзно. Я же говорю, каждую неделю новый, — говорит он, откидываясь и выпуская дым вверх. — Бобби, не параной. Ты сам когда начал встречаться с мальчиками?

Он говорит, из-под ресниц осматривая Робина.

— В колледже, — говорит Робин.

— Ну вот видишь. Она чуть раньше.

— Фрэнк, вокруг прорва всяких козлов.

— Я уверен, их и раньше было столько же. Тебя это останавливало? Ты же всё равно встречался с теми козлами, с кем хотел?

Робин мрачно смотрит, морщится.

Фрэнк курит.

— Ты же со многими мальчиками встречался, да? — неожиданно продолжает он, положив руку с сигаретой на спинку дивана.

Робин удивлённо отворачивается от окна.

— Нет, ты хочешь сесть на своего любимого конька, чтобы опять уличать меня в неразборчивости и блядстве, что делаешь при любом упоминании о моих прошлых связях?

Фрэнк затягивается.

— Мина гораздо хладнокровнее тебя, у неё умная голова и она, думаю, более разборчива, — завуалированно оскорбляет Фрэнк.

— Так всё-таки я неразборчив? — цепляется Робин.

Фрэнк медленно кивает.

Робин допивает скотч, не спуская с него взгляда поверх стакана.

— А ты разборчивый? — продолжает он.

— Я — да, — говорит Фрэнк, высокомерно оглядывая. — Тебе лучше знать, Бобби.

Фрэнк гасит сигарету.

Робин крыть не может. Потому что это так. И обличить Фрэнка в дурновкусии он не может. Потому что был и остаётся единственным мужчиной в его жизни.

— Это точно, — соглашается он. И тут видит автомобиль, подъехавший к воротам.

— Вернулась, — говорит он, отходя от окна и усаживаясь на диван рядом с Фрэнком.

Дверь открывается и входит Мина, маленькая, стройная, с длинными завитыми локонами, на шпильках и с букетом цветов. С нею ещё одна барышня, несколько крупнее, короткостриженная, рыжая, в сарафане этнической расцветки.

— Привет, отцы, — говорит Мина. — Это Астэр. Мы будем у меня.

Мина поднимается по лестнице.

— Привет, — говорит Астэр, улыбается и идёт следом.

Донни и Эшли переглядываются.

Фрэнк делает движение головой вслед девочкам «ну же!».

Робин вытягивает руку с указующим перстом в безмолвном посыле «это что, я тебя спрашиваю?!».

Фрэнк сжимает губы, отрицательно ведёт головой.

Робин делает глазами «спроси».

— Мина, детка, принести выпить? — кричит Фрэнк.

— Нет, пап, не беспокойся. Нам не хочется, — бросает Мина с лестницы, поднимаясь как королева английская с прямой спиной и полуулыбкой.

— Одно радует, не обкуренные, — бормочет Робин.

— Странно, да? Она точно твоя дочь? — иронизирует Фрэнк.

Робин толкает того в плечо кулаком, но мягко.

Оба снова закуривают.

— Говоришь, каждую неделю разные парни, да? — саркастически спрашивает он.

Фрэнк озадаченно молчит.

— Это что было? — спрашивает он секунд через десять.

— Бог мой, Фрэнк, а ты что подумал? — говорит Донни, с интересом на лице откидываясь на спинку дивана и скрещивая руки на груди.

— Я бы ничего не подумал, но цветы всё портят.

— Именно, цветы. Но не в них дело. Эта Астэр, я тебе клянусь, лесбиянка. Я их сразу вижу.

Фрэнк молчит.

— Я должен у неё спросить, — наконец решившись, говорит Робин.

— Постой, может, она просто балуется. Да и какая разница?

— В смысле, какая разница? — делает сведённые брови Робин.

— Какая разница, если она лесбиянка?

Донни смотрит на Фрэнка. Тоже молчит.

— Да никакой, но я всё-таки спрошу.

— Безусловно.

Оба бросают взгляд на лестницу.

***

— С Робином всегда было много тревог, — Эллен Донни, несколько извиняясь, улыбнулась, чуть наклонив голову к плечу. — Николас по сравнению с ним был таким… комфортным.

— Ну спасибо, мама, — Николас дрогнул глазами. — Я был комфортным.

— Присоединяюсь. Спасибо за «мой ребёнок — сплошные тревоги».

Эллен Донни улыбнулась уже широко. Посмотрела единственно на Фрэнка.

— Фрэнк, с самого рождения я постоянно переживала за Робина.

— Видишь, Фрэнк, обо мне никто не тревожился, — пожал плечами Николас.

Пенелопа накрыла ладошкой его пальцы.

Семья Донни была приглашена на тридцатипятилетие Робина в ресторан «Морская звезда» в Санта-Монике. Николас прилетел с Санторини вместе со своей девушкой. Пенелопа Аракис прочно занимала эту позицию уже года два, хотя никакого предложения руки и сердца до сих пор не следовало. Тем не менее, в семье её принимали и с нею считались. Джон Донни по большей части молчал, наблюдая за семьёй, позволяя жене предаваться воспоминаниям. Временами только вставлял свои комментарии.

— Робин родился дважды.

— Да? — Фрэнк удивился, долго посмотрел на Робина.

— Да? — Пенни тоже посмотрела на Робина.

— Да, — миссис Донни удовлетворённо прикрыла глаза. — На двадцать восьмой неделе в первый раз. Потом на тридцать шестой из инкубатора. Знаешь, дорогой, временами мне кажется, что твоё нежелание тесного общения с женщинами началось уже с меня.

— Мама, — предостерегающе сказал Робин.

— Эллен, — Джон укоризненно качнул головой.

— Брось, папа, Робина разве чем проймёшь. Уверен, он не обидится на маму.

— А кроме этого, Фрэнк и Пенни, он рос таким… трудным. Всё делал по-своему. Настырный, вспыльчивый, задиристый. С нами ругались соседи, школьные учителя, мы сами с ним ругались. Николас был дан мне для удовольствия, Робин для уроков. Но! Робин всегда был сообразительнее и умнее.

Пенни засмеялась, наблюдая за обескураженным материнской похвалой Николасом, которая тому абсолютно не польстила.

Робин улыбнулся матери.

— А невыносимее всего был его взгляд.

— Вот это верно, — с энтузиазмом подхватил Джон, обращаясь то к сыну, то к Пенни и Фрэнку. — Робин, без обид, но я и мать здорово тебя опасались, чуть тебе что не по нраву. Ты походишь на моего прадеда в этом, жёсткий был старик, принципиальный. Слышал россказни, что он мог, повстречав медведя в лесу, развернуть его обратно? И это только посмотрев. Знаете, Робин даже мог никого и не колотить. Но соседи всё равно к нам цеплялись, потому как пугал ты их до чертей своим взглядом.

— К чему мы тут мучаем вас семейными воспоминаниями, дорогие мои, — Эллен сделала глоток вина и дотронулась до локтя Робина рукой. — Это всё стоило вынести. Потому что ты вырос, к счастью, таким, какой ты есть. Я полагаю, ты справляешься с собою лучше, чем это удавалось нам. А ещё ты надёжен, умеешь держать слово и хорош собою.

— Спасибо, мама, — Робин погладил её руку кончиками пальцев. — А вы что, до сих пор меня опасаетесь?

Джон Донни хохотнул.

— В последние годы уже не то чтобы. Но у нас есть причина.

— А в чём причина? — Пенелопа раскусила покрытую глазурью клубнику, заинтересованно оглядывая Робина и Фрэнка, сидевших рядом.

— Пенни, милая. Оказалось, что есть кое-кто, кто совершенно не боится моего младшего сына. Когда мы это поняли, нам тоже стало проще, — миссис Донни довольно улыбнулась.

Пенни вернулась взглядом к Фрэнку.

— А это ты?

Фрэнк нерешительно и задумчиво повёл плечом. В свою очередь посмотрел на миссис Донни.

— Не скромничай, Фрэнк.

— Самое частое, что я от вас слышу, Эллен.

— Поэтому и повторяю.

Появился официант, чтобы унести использованные посуду и приборы. И принести десерты.

Пенни потребовала десерт сразу, поэтому теперь единственная облизывала ложку от крема.

— Ты, Фрэнк, как заклинание. Догадываешься, почему я и Джон так любим тебя?