Очень скоро брюнетка начинает танцевать, тесно прижимаясь спиной и попкой к Фрэнку, а швед — пристроившись к её груди.

Фрэнк, чувствуя большую доброжелательность к людям, чем обычно благодаря растворённым в коктейле таблеткам, вполне спокойно позволяет этим двои пофантазировать на тему секса втроём с его участием. Тем более когда девушка, ухватив его за плечо и подтянувшись, сообщает:

— Ты классный. Самец.

Фрэнк улыбается, облизывает губы и отвечает:

— Благодарю, леди.

Она продолжает танцевать.

Зато чуть позднее включается швед, отершись о Фрэнка спиной и вскользь огладив его по шортам, чем чрезвычайно умиляет, тем более под ритм «Бамболейло». Поскольку Эшли не скрывается из поля досягаемости парочки, девушка на следующей композиции снова придвигается к нему, прошептав на ухо:

— Не прочь развлечься?

Фрэнк коротко смотрит ей за спину на соучастника.

— Мне очень жаль, но, нет.

— Отчего? — расстроенно спрашивает она, чуть собрав губки, тоже, кстати, прооперированные.

— Я не один, — признаётся Фрэнк, водя её за талию под мелодию «Lauli’i O Si Ou Nu’u Moni».

Брюнетка думает, потом снова привлекает его голову к себе:

— Мой парень не против твоей девушки, — пожимает она голым плечом.

— Никакой девушки, милая, — говорит Донни, возникая рядом с бокалом коктейля, и, обняв Эшли за шею, властно подтягивает к себе, отрывая от танцующей.

Фрэнк подавляет широкую саблезубую улыбку, сжимая губы. Разворачивается к Робину. Тот, немного вскинув голову, подставляет ему губы. Фрэнк целует, едва заскользнув языком, чувствует мохито в рту Робина. Когда отрывается, они ещё пару секунд смотрят друг на друга, потом оба на брюнетку.

— Блядь, опять пидоры, — говорит та.

Но, видимо, Фрэнк настолько похищает её воображение или воображение шведа, или очень хочется, только она собирается предложить снова.

Робин перебивает её отрицательным кивком.

— Нет, вчетвером тоже нет. Просто никак.

Донни оттаскивает Фрэнка подальше:

— Пойдём, я взял тебе выпить.

— А знаешь, мне вот тут стало жаль, что у нас не было периода, когда бы ты за мной ухаживал, добивался меня. Что у нас не было сексуального напряжения в предчувствии гипотетической близости, — говорит Фрэнк на ухо Робину.

— Смеёшься? — откликается действительно удивлённый Робин.

— Нет, я честно, — раскрывает глаза Фрэнк.

Робин дотаскивает его до бара, где подкатывает коктейль по стойке.

— Фрэнк, ты с первой минуты так напряг меня, что я очень серьёзно думал только о двух вещах. После того как ты отвратительно безответственно и безрассудно повёл себя в сортире в тот день, показав и не дав, я был в состоянии такого напряжения плюс неопределённости, что готов был снять первого пидора в клубе. Потом, конечно, высадил бы того где-нибудь на обочине.

Фрэнк смотрит на него раскрытыми глазами.

— И ты..?

— И я нет, я так не сделал, — качает головой Робин.

— А вторая?

— Как делают все неудачники: поехать домой и подрочить на фото Джареда Падалеки* и Дженсена Экклза**.

— И ты..?

Донни снова качает головой.

— Как же ты вышел из ситуации с честью? — спрашивает Фрэнк, придвигаясь, бросив короткий взгляд ему за спину и снова вернувшись к лицу мужа.

— Что-то мне подсказало, что ты появишься. Поэтому я решил разобраться со своим сексуальным напряжением при случае и лично с тобой, — Робин широко улыбается.

Фрэнк тянет из соломинки.

— Более того, оно, это напряжение, меня не отпускало до того момента, пока младший не пошёл ногами.

— Боже, да тебе пришлось действительно туго, — говорит Фрэнк, осматривая губы Робина. — А что стало с сексуальным напряжением, когда Фрэнк-младший встал на ноги?

— Сексуальное напряжение из острой стадии перешло в хроническую, — отвечает Робин, складывая руку на бедро Фрэнку. — И я просто с ним смирился.

Эшли медленно кивает.

— А как же с ухаживать и добиваться? — снова спрашивает он, придвигаясь так близко, что начинает чувствовать аромат кожи Донни, пропитанный дневным яростным солнцем, отзвуком «диора», морским ветром, лавандовым гелем для душа и его собственным запахом.

— Ну, поскольку ты поставил меня в такие условия, что я залез тебе в трусы раньше, чем узнал, как точно тебя зовут, — говорит Робин, чуть склонив голову, — то мне приходится делать это постфактум в течение всей нашей жизни: ухаживать и добиваться.

Фрэнк поднимает глаза вверх, снова опускает, скусывает губу.

— Но, должен признаться, что с годами времени на добиваться у меня уходит всё меньше, — он произносит это, темно и несколько тяжело смотря на губы Фрэнка, пришедшие в беспокойство.

— Ты говоришь это с сожалением? — говорит Фрэнк, поднимая брови.

— Нет, что ты, малыш. В конце концов должен же когда-то настать такой счастливый день, в котором мне не придётся затаскивать тебя под себя силой и я смогу обойтись только символическим шлепком по заднице?

— Брось, я такой далеко не всегда.

— Ты не всегда. А стиль поведения у тебя всегда типа «я ни в коем случае не гей, но выеби меня».

Робин чуть плотнее сжимает руку на бедре Фрэнка. Чувствует, что тот дышит уже чаще. Сам Робин тоже. Потому что оба, вспоминая, какое побоище способны устроить, пока Донни не возьмёт Фрэнка, волнуются.

Фрэнк тянет из соломинки, не сводя глаз с Робина.

— Что во мне изменилось? — напоминает Фрэнк.

Робин широко улыбается. Молчит. Осматривает Фрэнка.

— Юность была тебе к лицу, знаешь ли.

Фрэнк замирает:

— А теперь что же?

Робин видит, что Эшли злится. Его радует эта эмоция в давнем и изученном вдоль и поперёк любовнике. Она указывает на то, что Эшли небезразлично, каким его видит Робин. Поэтому он продолжает:

— Злишься как настоящая девочка, да? — Робин широко улыбается. — Ты был таким нежным: твоя кожа, волосы, руки, взгляды.

Фрэнк замирает и холодно смотрит на весёлого Донни. Ведь того, похоже, весьма забавляет ситуация.

— Нежным везде… Ты боялся. Ты так орал и дрожал… — Робин сходит со стула и придвигается к Фрэнку вплотную. Не спуская глаз с его лица.

— Ты многого не знал, но на всё соглашался. Да? Почему, Фрэнк?

Эшли взбешён.

Робин чувствует эту благословенную волну, лёд во взгляде. Он твёрдо берёт Фрэнка за левое бедро, обнимает за талию. Притискивает к себе. Уже без улыбки.

— Я и сейчас соглашаюсь, — цедит Фрэнк через зубы.

Робин коротко улыбается губами, делает движение головой:

— Сейчас, любовь моя, ты в курсе всего. Тобою движет похоть. Все твои боль и страх давно перекинулись в кайф.

— Бобби, отъебись. Что на тебя нашло?! — Фрэнк хочет выбраться из рук мужа, но Робин дёргает его обратно, стаскивая к себе. Плотно прижимается бёдрами к его бёдрам.

Фрэнк отворачивает лицо вниз и в сторону. Поэтому Робин может коснуться губами его скулы.

— Смотри на меня, — зло говорит Донни. — Отвечай, почему ты на меня соглашался?

Фрэнк возвращается взглядом ко взгляду Робина.

— Я был влюблён в тебя, — говорит Фрэнк. Он хочет сказать это равнодушно, чтобы не дать Донни удовольствия прочитать его чувство в голосе. Но он не может. Он выдыхает на «тебя» и сглатывает.

Робин откровенно рассматривает его.

— А теперь ты не просто влюблён, но любишь?

— Да.

Робин снова широко улыбается. Ведёт руками по спине Фрэнка.

— Ну же, малыш, остывай. Я не сказал самого важного.

— Ты уже достаточно наговорил, — дёргается Фрэнк, снова предпринимая попытку вырваться.

— Смотри на меня, Фрэнк. То, что ты теперь — это совершенство. Ты драгоценность. Я знаю тебя.

Фрэнк уже не может отвести взгляда.

— Я уверен в тебе. Твоё тело — оно моё. Оно часть меня. Я могу не оглядываться. Делать что хочу и не оглядываться. И это всё благодаря тебе. Ты понимаешь меня? — Робин снова коротко улыбается.

Фрэнк начинает дрожать. От возбуждения. И он не может справиться с этой дрожью. Прижимается лбом ко лбу Робина, потом губами к губам. Говорит, не целуя: