— А ничего, что ты порядком выпил, не опасаешься садиться за руль? — на всякий случай спросил он Лукаса.

— Брось, Фрэнк, я же юрист.

— Ну тогда ладно, вези.

И в самом деле. Когда приехали на Бэрриз Лейн, в доме было темно, значит, Донни ещё на работе.

Фрэнк немного разочаровался, что такой повод взбесить мужа пропадает. Но, раз уж так, ничего не попишешь.

— Спасибо, Лукас. Был рад поболтать. Счастливо, — сказал Фрэнк, отстёгивая ремень безопасности. Он выбрался из авто одновременно с Лукасом, который вышел с другой стороны.

— Фрэнк, погоди, — сказал тот.

Фрэнк остановился.

Лукас близко подошёл к нему.

— Фрэнк, я могу поцеловать тебя? — спросил тот, дотрагиваясь до его плеча.

Фрэнк снова понял, что нет, совсем не вариант. Все эти просьбы вместо действия. Он пытался рассмотреть лицо Лукаса в сумерках.

— Прости, Лукас, но это неудачная идея, я серьёзно, — Фрэнк высвободил руку.

— Да погоди, Фрэнк, — Лукас снова остановил его.

И тут Фрэнк услышал.

— Не представляешь, как я давно хотел это сделать.

Оба — и Фрэнк, и Скотт — обернулись.

Донни стоял рядом, запустив в руки в карманы, развернув плечи и откинувшись.

Фрэнк ощутил разом облегчение, ужас, азарт, подъём и предчувствие катастрофы.

В следующую секунду Лукас упал на капот своего BMW, потому что Робин свалил его прямым в челюсть.

— Бобби, — выдохнул Фрэнк.

— Убирайся в дом, — с напряжением в голосе произнёс Робин, весь подобравшись.

Фрэнк счёл нужным убраться. И ему стало абсолютно наплевать, что там будет с Капитаном Америкой.

Он даже успевает добраться до спальни и снять куртку, до того как появляется Робин.

Донни останавливается в дверях, отирает ладонью со сбитыми костяшками лицо и говорит:

— Просто не могу решить, как именно я тебя убью, Фрэнк.

— Наверное, всё зависит от того, на каком месте моего нежного прощания со Скоттом ты оказался рядом, — Фрэнк, произнося это, отдаёт себе отчёт, что тыкает зажжённой веткой в морду тигра, но ему на это тоже наплевать. Он видит только то, как Робин, оторвавшись от дверного косяка, двигается к нему.

— Заебись, Фрэнк, — говорит он.

Фрэнк как-то сладко и истерично сжимается, отступает назад. Он не уверен в том, что последнее слышит Донни, когда Лукас просит его о поцелуе. Он не уверен, слышит ли Робин, что он отказывает Скотту. Если слышит, это всё упростит. Если нет, то мучить они друг друга будут невероятно долго.

— Он трогал тебя? — спрашивает Донни.

Фрэнк чуть вскидывает голову, словно вспоминая, и говорит:

— Да, он всегда это делает.

Робин сатанеет в момент. Делает бросок поймать Фрэнка, тот уворачивается, отступает и продолжает:

— Даже не вздумай. Этого ты сегодня не сделаешь.

— Ушам своим не верю, — Робин замирает.

Фрэнк пожимает плечом.

— Блядь, что ты за существо такое, Фрэнк? — спрашивает Донни, начиная снова приближаться.

Фрэнк отходит.

— А если бы меня не было, ты бы повёл его в наш дом? На нашу кровать? — говорит Робин, высматривая в обороне Фрэнка слабое место.

— Думаю, нет, возможно, я дал бы ему прямо в авто, — ядовито говорит Фрэнк, наступает ногою во что-то мягкое, смотрит вниз и тут же получает такой удар, что бьётся в стену, теряет ритм дыхания.

«Чёртов кролик, откуда здесь-то?» — думает Эшли об игрушке, о которую запнулся, но это абсолютно пустая мысль.

Робин оказывается рядом, цепляет его за волосы, задирает голову, открывает подбородок, сам подставляется Фрэнку, тот крепко прикладывает Донни по диафрагме.

Робин отступает на пару шагов. Собирается.

Они гоняют друг друга по супружеской спальне минуты две.

Робин — полный ярости и стремления подчинить.

Фрэнк — отбиваясь и стараясь продержаться столько, сколь сможет, пока его собственное либидо не скажет ему «хватит».

А потом наступит то, для чего оба мечутся здесь, опрокидывая мебель.

Робин дожидается. Фрэнк даёт слабину, наступив на выпроставшийся шнурок, и получает в солнечное сплетение, следом сильный, опрокидывающий удар в грудь и, напоследок, почти в висок.

Фрэнк падает боком на кровать, сворачивается на ней, несколько секунд лежит так.

Робин, тяжело дыша, стоит над ним.

— Тебе везёт сегодня, Донни, — говорит Фрэнк, как только может. Переворачивается на спину. Он не хочет больше. Он вымотался физически, а эмоционально — ещё задолго до этого.

Робин подходит ближе, склоняется над ним, рассматривает лицо, как обычно после такого. Он не говорит Фрэнку, но тот догадывается, что Робина возбуждает его вид с синяками и следами ударов на губах. Потому что Фрэнка тоже возбуждают ссадины на лице Робина. Он сам смотрит на Робина снизу.

Донни протягивает руку, касается волос Фрэнка, рассыпающихся с головы.

Фрэнк видит выражение его лица. Тот тоже измучился, пока терзался догадками, натыкаясь на холодность Фрэнка, а теперь просто выжат. И Фрэнк видит усталость на его лице и нежность.

— Фрэнк, будет когда-нибудь тот день, когда тебе надоест вот так гонять меня, мучить и провоцировать? — спрашивает он.

Фрэнк не отвечает. Он протягивает руку, берёт Робина за шею, склоняет на себя.

В следующую секунду Фрэнк словно начинает кружить вниз по кроличьей норе, преодолевая боль в губах, лице, в груди, к которой прижимается Робин.

Они оба целуются взасос, сцепившись руками, перекатываясь по кровати.

— Я солгал тебе, — говорит Фрэнк, разрывая поцелуй.

— Я знаю, — говорит Робин. Снова находит его рот, целует, стягивает с Фрэнка майку.

— Я не собирался давать ему, — говорит Фрэнк, обнимая Робина за плечи и шею, когда тот целует и сжимает ладонями его грудь.

— Я знаю, я слышал, — говорит Робин, поднимаясь и расстёгивая на Фрэнке ремень, стаскивает с него джинсы.

— Раздевайся, — говорит Фрэнк, заканчивая сам.

Робин раздевается как может быстрее.

Снова вытягиваются на кровати, снова стискивают один другого, сплетаются ногами, отираются членами.

Робин сминает и растаскивает зад Фрэнка, от чего тот по-животному дрожит.

— Я ещё раз прошу тебя, не поступай так со мною, Фрэнк, — просит Робин в его рот. — Фрэнк.

— Я не могу, Бобби. В самом деле не могу, — говорит Фрэнк.

— Это плохо закончится, — стонет Робин, разворачивая его к себе спиной.

— Просто выеби меня. И всё наладится, — с лязгающими зубами просит Фрэнк.

Робин прижимается к нему грудью к спине, губами к открытой шее.

— Я нужен лишь для этого — драть тебя до полусмерти? — говорит Робин, пропихивая в него большой палец.

Фрэнк гнётся вперёд и тут же обратно на него.

— Ну, я ещё хочу состариться с тобою и умереть вместе в авиакатастрофе, — говорит Фрэнк.

Робин меняет пальцы, резко, как можно быстрее, чтобы сделать его больше, подводит к нему руку.

— Но сейчас — для этого. Просто выеби, — Фрэнк снова гнётся и стонет. — Давай теперь, не жди.

Фрэнк закидывает руку за голову, беря в кулак волосы Робина.

Тот, убрав руку, проникает почти насухо. Фрэнк кричит коротко и перемежая вскрики матами, призывами господа и имени Робина.

Робин всегда, когда слышит это сумасшествие и видит такое желание, даёт себе волю. Он начинает гадкое, жестокое наказание, которое выпрашивает мокрый, горящий Фрэнк, совершенно сходящий с ума рядом с ним от жажды боли. Робин закусывает его шею до страшного засоса, прокусывает кожу, Фрэнк дёргается, зажимает его плечо, тянет на себя, Робин придавливает его сверху, прибивает.

— Блядь, блядь, блядь! — кричит Фрэнк, пока Робин, зажав его шею доминирующим жестом и вжимая лицом в кровать, на последних, вертикально погружающихся толчках доводит себя до конца.

***

— Папа, где ты? — спрашивает шестилетний Фрэнк-младший, положив подбородок на ладошку, непрестанно крутясь и меняя положение тела перед камерой.

— Я в Канзасе, Фрэнк.

— Что ты там делаешь? — говорит Фрэнк-младший, оборачиваясь назад к Эшли и показывая что-то рукой. Хохочет, снова разворачивается к Робину: — Что ты там делаешь?