А сейчас, уже подогретый коктейлями и, возможно, косяком, Лукас Скотт продолжает удерживать Фрэнка за плечи. И говорит:

— Рад видеть, Донни. Здесь весело, — и улыбается своей слепящей улыбкой.

— Не сомневаюсь, — сухо говорит Робин, выдавливая очень нехорошее подобие рождественской улыбки от себя.

Фрэнк с ужасом понимает, что ему просто никак не хочется, чтобы Капитан Америка лишился своей металлокерамики или даже своих собственных, искусством ортодонта превращённых в великолепное белоснежное произведение зубов. Только не сегодня, когда Робин может прикончить любого за меньший проступок. Потому что Робин не касался Фрэнка много недель, а Лукас Скотт вот так просто оглаживает его по плечам.

Он высвобождается из-под руки Скотта, приближается к Робину, прижимается губами к его уху и говорит:

— Бобби, я прошу тебя, не сегодня. Очень прошу. Всё, что хочешь.

Он чувствует, как Робин чуть прижимается к его губам головой, говорит:

— Хорошо, малыш.

Фрэнк отстраняется, поворачивается к Скотту и спрашивает:

— Ну, и где здесь бар?

Робин и Фрэнк проглатывают по первой таблетке сразу в первом коктейле, те самые белые, от которых Робин представляет Фрэнка ангелом, отдающимся ему, и под которыми Робин хочет гладить его по голой коже, погружаясь в тактильные эмоции.

Фрэнк же под ними чувствует себя очень неоднозначно. Определённо, они странные, потому что он видит Робина словно изнутри, светящимся, очень нежным, но легко переходящим в непререкаемый алый императив, если что-то перестаёт тому нравиться.

Через двадцать минут шатаний по клубу, приветствий знакомых всё с тем же бокалом коктейля, потому что сейчас набираться не время, Робин чувствует, как его начинает разжигать и тащить к Эшли, где бы тот ни был.

Донни находит его в компании двух блондинок: одной с гладкими, осветлёнными до платины локонами, другой с короткой стрижкой, натуральной. И в компании какого-то парняги с внешностью коренного жителя Майами. В блондинке с гладкими локонами опознаёт Стэфанию Грасс.

Фрэнк, будучи человеком, умеющим обвести вокруг пальца циклопа, сирену и сфинкса разговорами, захоти он, что-то рассказывает этой троице. Видимо, так хорошо, складно и с присущим ему чёрным юмором, что Стэфания хохочет.

Житель Майами тоже улыбается, а натуральная блондинка складывает Фрэнку руку на плечо.

Робин мгновенно вспоминает, кем был Фрэнк до своего «падения». Самым настоящим дамским угодником. Тот гипнотически действует на женщин.

— Мой бог, Фрэнк, — говорит Робин, заходя к нему с другого бока, чем нежели сидит натуральная блондинка. — Снова ты душа компании.

Фрэнк улыбается, Робин тоже, смотрят друг на друга.

Незнакомая Донни блондинка говорит:

— О Фрэнк, а это твой друг? Красавец, — и она хорошо и по-доброму улыбается Донни.

— Не совсем, леди, я ему не друг. Мы женаты, — так же хорошо и по-доброму улыбаясь, говорит Робин.

— Да, он мой муж, — говорит Фрэнк в тон Робину. И чувствует, как ладошка пропадает с его плеча.

— Это не развод, дорогая. Окончательно потеряны, — кивает Грасс, которая знает Фрэнка, пожалуй, как никто из тусовки. И, пожалуй, одна из немногих.

Незнакомая Донни нехотя, но вежливо произносит, с сожалением оглядывая Фрэнка:

— О, вам, вижу, повезло друг с другом.

— Вам трудно представить, насколько, — говорит Робин, оттаскивая Фрэнка дальше. — Пойдём куда-нибудь, куда угодно: в сортир, в вентиляционную шахту, на лестницу. Я не могу ждать, — начинает сдавленно говорить он в ухо Фрэнку.

Тот, почти смеясь, но разделяя желание Робина к временному уединению, затаскивает его в кабинку сортира.

Оба совершенно плюют на то, что, возможно, кто-то есть в соседних. Молча и быстро.

Фрэнк опускается на крышку унитаза, разводит колени, притягивает Робина к себе, умело и привычно разбирается с его ремнём, брюками.

Робин ухватывает его за галстук, наматывает один виток на кулак, подтаскивает к себе и вверх.

Фрэнк опускается ртом на его член: мягко, мокро, сразу глубоко.

Робин хочет стонать, но только закусывает губу и второй рукой прижимает голову мужа плотно к себе, удерживает за галстук, чувствует, как Фрэнк проглатывает его два раза и вырывается. Откидывается, смотрит снизу, шепчет:

— Один раз.

Робин закрывает глаза.

Фрэнк поднимается.

— Вставишь мне один раз и сразу уйдём, — шепчет он ему на ухо и начинает расстёгивать свой ремень.

Робин поддаётся, он рывком ставит Фрэнка спиной к себе, коленом на крышку унитаза.

Фрэнк опирается руками о стенку кабины и о сливной бачок.

Робин облизывает пальцы, смачивает его.

Фрэнк сжимает зубы, потому что быстро, потому что долго не знал его, потому что основательно сухо, потому что сам толкается мужу навстречу, усиливая давление.

Робин тащит его на себя за плечи, заходит крепко, останавливается, сдерживая дыхание, которое хриплое и горячее. Склоняется:

— Достаточно? — спрашивает он.

И тут Фрэнк начинает толкаться о него, провоцируя на дальнейшее.

— Нет, нет, нет, малыш, — Робин зажимает его шею рукой, заставляя остановиться. — Не теперь.

— Я хочу, — говорит Фрэнк, требовательно и сквозь зубы.

Робин за несколько злых толчков бёдрами заставляет того согнуться головою, шею ему он по-прежнему удерживает рукой, ниже бачка, принуждает всхлипнуть и выходит, прижимается к дверце кабинки, начинает оправляться.

Фрэнк поднимается. Когда оборачивается, Робин видит её, ту тварь, что смотрит на него из этих любимых прекрасных глаз.

— У меня ведь почти получилось, верно, милый? — говорит Фрэнк, касаясь его бедра.

Робин с силой хватает его за зад, тащит на себя.

Фрэнк ахает, ему больно, не от руки, а от того, как быстро и сильно заходил в него Робин, возможно, тот поранил его.

— А у меня? — спрашивает Робин в свою очередь.

Они выбираются из сортира.

Через полчаса съедают голубые таблетки.

Ещё через двадцать минут едут в «Оак Холл».

***

Обоих переташнивает ещё в такси. Так что на ресепшене Донни уже в состоянии свободно объясняться.

Администратор им знакома. Очень милая, вежливая, но несколько холодная барышня маленького роста, похожая на фейри*, с длинными тёмными волосами и красивыми, алыми, блестящими губами. Она говорит:

— С рождеством, мистер Донни. С Рождеством, мистер Эшли, — произносит тихо, хотя никого вокруг, кто бы мог услышать имена.

— Доброй ночи, мисс Викки, — говорит Робин.

Появляется вторая девушка.

Они всегда работают в паре. Тоже маленькая, ярко-рыжая, с цветочными губами.

Склоняется над стойкой, говорит:

— Ваш обычный номер?

Донни кивает. Вкладывает сто долларов в стеклянную круглую вазу. Это на чай.

Мисс Викки сдержанно улыбается.

— Благодарим вас, — говорит мисс Скарлетт.

Уже провожая обоих до комнаты, мисс Скарлетт говорит снова:

— У нас новое поступление игрушек для ограничения подвижности.

Они идут за нею, рассматривая швы на её чулках, корсет в полоску и три маленькие родинки на левом плече под волосами.

— Да, пожалуй, — говорит Робин.

Мисс Скарлетт отмыкает стилизованным ключом дверь в комнату и протягивает его Фрэнку.

— Чёрный капроновый шнур, наручники, кожаные ремни, верёвка или шёлковые шарфы? Стяжки? — спрашивает она мило и бесстрастно, переводя взгляд с одного на другого. Отступает в сторону, позволяя им войти в комнату.

Фрэнк немного озадачен.

— Чёрный капроновый шнур, — говорит Робин.

— Хорошо, пара минут, мистер Донни.

И как только дверь закрывается, Робин даёт Фрэнку хорошую пощёчину.

— Блядь, — говорит тот, выравниваясь.

Робин ударил не со всей силы, похоже, только для напоминания.

И верно.

Видя строптивый негодующий взгляд Фрэнка, он говорит:

— Я ведь уже говорил тебе, что ты очень своеволен, любовь моя?

Он снимает пиджак, ослабляет галстук, снимает цветные, с лиловыми стёклами, очки.