Дождь льёт.

Фрэнк застёгивает джинсы, улыбается, ещё раз взъерошивает волосы.

— Неплохо, Бобби? — спрашивает он.

— Кто научил тебя этому? — спрашивает Донни, сводя брови к переносице и заправляя мокрую рубашку под ремень.

— Конечно же ты, подонок, — говорит Фрэнк, отходя и запихивая руки в карманы мокрых джинсов.

Робин догоняет его.

— Надеюсь, крысы, что видели, как ты мне отсасываешь, испытали чувство острой зависти, — говорит Робин, собирая с завившихся волос воду, что, по большому счёту, бесполезно.

Идут под ливнем минуты три, пока находят такси.

Добравшись до дома, понимают, что замёрзли, потому что в феврале даже в Калифорнии сравнительно зябко после дождя. Поэтому оба стоят в душе под горячей водой, поворачиваясь, прижимаясь друг к другу спинами, грудью, обласкивая руками, губами, сжимая нежно в ладонях кожу, лаская гениталии, ягодицы.

Потом, пока Робин рассыпает по паре дорог на каждого, Фрэнк сушит волосы. Робин просит. Ему хочется, чтобы они рассыпались, мягкие, высветленные, душистые, он хочет сосать их. Поэтому Фрэнк сушит волосы.

Сам Донни обходится полотенцем. Его волосы завиваются после воды сросшими кудрями, беспорядочно лежащими на голове. Донни необычайно хорош, по-мнению Фрэнка, с абсолютно любой причёской, любой длины.

Фрэнк тоже сосёт его волосы.

Они много чего делают друг с другом, чего не делают другие пары. Потому что каждый кусок тела друг друга воспринимают, как собственный, а к себе и тот и другой очень любяще относятся. Поэтому облизать, сосать, жевать, обнюхать, вцепиться, проникнуть, впустить, запихать, кусать, плевать — это всё допустимо.

В эту ночь Робина просто разрывает от нежности к Фрэнку. Он хочет затащить его в себя и оставить там, внутри, срастись, перетечь его в себя.

Фрэнк это чувствует.

Они забираются в кровать под одеяло, тесно ложатся друг к другу.

Робин зажимает шею Фрэнка в локоть, удерживая так, ласкает его спину, по линии плеча, бока, бедра, ноги, оглаживает живот, грудь. Всё это в неразрывном поцелуе.

Фрэнк роется в его волосах, сминает пальцами лицо, обсасывает губы.

Сегодня никаких укусов до крови, только тягучие, долгие захваты и зализы. Прижиматься всем телом, сплетаться ногами, натекать как волны на берег. Сегодня всей ладонью гладить кожу, ласкать под нею кости, плоть, тянуть волосы, забирать в рот ресницы.

Фрэнк переворачивается на Робина, садится сверху, но тут же поднимается на коленях.

— Как ты хорош, Фрэнк, — выдыхает Донни, касаясь его колен, поднимаясь следом за руками, обхватывая за талию, целуя живот, впадину пупка, прикусывая бок.

Фрэнк вздрагивает, прижимает его голову, трётся о него животом.

— Приласкай меня, — просит Фрэнк.

Робин откидывается на подушку, протягивает руку, нашаривает тубу с лубрикантом, выдавливает из дозатора на пальцы правой горсть. Отбрасывает банку, заводит руку снизу между ног Фрэнка.

— Как ты хочешь? — спрашивает Донни, устраиваясь удобнее в подушке головой.

— Будь нежен, милый, — говорит Фрэнк.

— Фрэнк, — шепчет Робин, мягко, скользко проникая в него средним, до ладони вкручивая палец.

Фрэнк приподнимается, откидывает голову, тут же снова опускается на кисть Робина.

Тот ласкает.

— Хорошо, милый, — говорит Фрэнк, опускаясь, целуя горячими, дрожащими губами. Просит снова: — Ещё.

Робин, удерживая его рукой за ягодицы, пропихивает указательный.

Фрэнк с глухим вздохом снова поднимается, остаётся стоять.

Робин поднимает и опускает кисть.

Фрэнк опускается и поднимается.

— Бобби, ещё, — просит Фрэнк.

Робин убирает руку, выдавливает новую порцию лубриканта, разнося его уже по обеим ладоням, возвращается. Впускает один, потом два, потом три пальца. Левой охватывает член Фрэнка, сглаживая и оголяя.

Фрэнк вскидывается, долго не опускается, словно бы повисает в воздухе, запрокинувшись и не дыша.

Робин ласкает его, Фрэнк уже широк, скользок, гладок, и он хочет в него сам.

— Иди ко мне, — зовёт он Фрэнка.

Фрэнк смотрит, согласно кивает, но всё же не может остановить бёдра.

Робин видит, как влажно блестят его губы.

— Иди ко мне, малыш, — повторяет Робин.

Фрэнк снова кивает и с большим трудом сам убирает его руку.

Робин оглаживает его сзади.

Фрэнк склоняется над ним. Снова целует, глубоко, забираясь языком в рот Робина. Говорит:

— Бобби, послушаешь меня?

— Конечно.

— Сейчас сразу и до конца.

Робин берёт себя, оглаживает лубрикантом.

Фрэнк усаживается удобнее, выбирает точку проникновения, немного сдвигается, разводит колени, упирается ладонями Робину в грудь, начинает опускаться.

Робин, действительно, заходит гладко, плавно, но достаточно быстро. Он видит по лицу Фрэнка, что тот впускает его в себя, словно отключаясь на секунды и снова приходя в сознание.

— У тебя огромный, — говорит он на ухо Робину, почти падая ему на грудь. — Даже теперь ты всё равно ломаешь меня.

Робин удерживает его на себе, плотно прижимая, чувствуя жар, тесноту и дрожь.

Фрэнк поднимается, выпрямляясь, чуть снимает себя, собирает колени.

Они сцепляются взглядами.

— Теперь медленно, — просит Фрэнк. И Фрэнк сам медленно, неглубоко, сдвинувшись и откидываясь, качается на нём.

Робин закрывает глаза, сглатывает. Слышит:

— Бобби, тебе хорошо?

Робин, протянув руку вверх, склоняет Фрэнка и целует. И продолжает медленно и нежно сдрачивать ему.

Фрэнк чувствует, что губы Робина дрожат, руками он прогибает Фрэнка от лопаток к пояснице, заставляет снова сдвинуться глубоко, снова забирается до предела. Фрэнк стонет, обнимает его руками за шею, прижимается. Робин тоже обхватывает его, тащит на себя.

Они плотно, глубоко, упоительно медленно отдаются друг другу.

— Я люблю тебя, — шепчет Фрэнк, ласкаясь лбом о висок Робина.

— Я люблю тебя, — говорит Робин, плавными волнами затаскивая его на себя.

— Я хочу долго, — говорит Фрэнк.

— Я могу, не останавливайся, — говорит Робин.

Двигаются в этом потоке.

Фрэнк на приходе зажимает рот Робина, говорит:

— Открой.

Тот раскрывает.

Фрэнк, удерживая его рукою, спускает каплю слюны ему в рот, следом целует.

Робин со стоном, зажав его затылок ладонью, прижимает к себе.

Наконец Фрэнк говорит:

— Кончай сейчас.

Робин вскидывает бёдра.

Фрэнк вскрикивает. Но он так широк, так глубок и так расслаблен, что ему по-прежнему хорошо. Начинает с яростью отвечать. И в несколько толчков заставляет Робина кончить, когда тот дёргает его на себя в последний раз.

========== 6 ==========

Робин, не сомневаясь, сказал бы, что наблюдать за Фрэнком — одно из его любимейших и увлекательнейших занятий.

В отличие от него самого, который ничего в себе долго не таит, не вынашивает и не замалчивает, Фрэнк персона скрытная, немного жадная до личных откровений.

На этой почве развернулась война.

Довольно-таки скоро после знакомства Робин убедился, что Фрэнк открыл ему лишь необходимую, с точки зрения самого Эшли, часть информации о себе. Эту самую сраную верхушку холодного айсберга, то, без чего не смог бы держать его около себя.

Историю детства Фрэнка Робин вытянул только к двухлетию Мины, когда тот уже не мог из соображений приличия чего-то скрывать.

И Эшли пришлось показать дом своих родителей в Западном Голливуде, познакомить с миссис Эшли и стариком. Мало приятного, конечно, в плане знакомства со стариком Эшли, но Робин словно ещё глубже забрался в мир Фрэнка, ему в голову, почувствовал себя ближе.

Фрэнк приглашал мать на свою свадьбу, но та отказалась по той причине, что Фрэнк не желал видеть на празднике отца. Фрэнк сказал, что женится, но не сказал — на ком. Поэтому миссис Эшли долгое время пребывала в неведении. Настоящее положение вещей её ошеломило. Старика же разозлило.

Картина знакомства достигла пика прелести тогда, когда миссис Эшли, видимо, достаточно красивая в молодости, потому что Фрэнк походил на неё, улыбаясь и искренне радуясь встрече, спросила: