Донни особо не рядился, в том плане, что он одевался так почти ежедневно. В белой шёлковой сорочке, широком тёмно-синем галстуке, но пуговицы на вороте сорочки и на манжетах не застёгнуты, костюм тёмно-синий, в едва видную полоску, собран на одну пуговицу, туфли безупречные, из мягкой кожи, с вытянутыми круглыми носами. На левой руке часы, новые, с сапфирами. Гладковыбритый, задиристый и от этого кажущийся ещё выше.

Оба рядом друг с другом просто роскошны. Одного роста, одинаково раскрыты в плечах, головы подняты.

— Красавцы. Смотрю и хочу, — сказал Фрэнк на ухо Робину.

Робин изобразил вопрос бровями.

— Нас, — Фрэнк улыбнулся, не размыкая губ.

Особо в «Гоморре» заниматься было нечем. Они здесь были только для того, чтобы завестись на людях, потом убраться в своё гнездо и там предаться блуду.

— Давай, Бобби, пофлиртуй с кем-нибудь, — сказал Фрэнк. — Я хочу посмотреть на тебя.

— Ты серьёзно, Фрэнк? — Робин вскинул голову.

— Да.

— А твоя фирменная истерика?

— Да брось, я же не всерьёз, — Фрэнк улыбнулся ему той улыбкой, от которой Робин начинал хотеть сосать его язык.

Тем более что таблетка начала работать, тянуло и крутило всё тело, хотелось потереться о Фрэнка. Робин склонился к уху Эшли.

— Смотри, малыш, я больше не хочу отсасывать тебе в вонючем сортире, чтобы доказать, что ты у меня один единственный. Понятно?

Фрэнк кивнул, но оба знали, что ещё не тот период, когда заверение в этом сработает. Фрэнк поднял руку, закинул за шею, потянулся, медленно крутя шеей из стороны в сторону.

Донни наблюдал за ним.

— Поцелуешь меня, перед тем как я соберу жатву?

— Нет, — сказал Эшли.

Робин смерил его взглядом.

— Ладно. На кого ты хочешь посмотреть?

Фрэнк обернулся вокруг себя.

— Вон там, где тот лысый фотограф, твой знакомый. Там парнишка, в баскетбол играет. Его.

— Блядь, Фрэнк, меня не заводят спортсмены. Это же по твоей части, — Робин сморщил нос.

— Я сказал тебе, я не жался в раздевалках с футболистами и прочими, — раздражённо отбился Фрэнк.

Робин рассмеялся:

— Тише, малыш. Хорошо, я сделаю тебе подарок. Увидимся позже.

Позже могло наступить в интервале от десяти минут до получаса, в зависимости от того, как скоро Фрэнка загрызёт психованная ревность.

Робин добрался до занятого дивана.

«Тот лысый фотограф», Сэм Шультц, протянул ему ладонь.

— Привет, Донни! А ты один?

— Нет, Фрэнк где-то здесь.

— Это отлично, присаживайся. Знаком с восходящей звездой баскетбола?

— Нет, не знаком, — Донни улыбнулся своей самой дружелюбной, милой, располагающей улыбкой, на которую был способен его организм, чуть заинтересованно склонив голову к плечу. Когда Донни хотел нравится, он этого добивался. Очарование огня, дело в этом.

— Это Билли Козак, только семнадцать, но уже в высшей лиге, — продолжал Сэм.

Робин протянул руку.

— Билли, это мистер Робин Донни, ты о нём слышал.

Билли пожал руку.

Билли — высокий пшеничный блондин, с тёплым, немного веснушчатым лицом, достаточно приятный, с крепким рукопожатием.

Сэм болтал, в основном нёс околесицу, нанюхавшись кокса, была ещё какая-то барышня, возможно, что никому и не знакомая из присутствующих, просто подсевшая передохнуть.

Робин задал Билли вежливый вопрос о какой-то хрени. Робин посещал тренировки по полупрофессиональному боксу пару раз в неделю. И он вообще не был фанатом никакого вида спорта. Но как человек светский, ведущий большой бизнес, знал стандартные фразы, которые позволяли поддержать беседу.

Билли начал говорить, Робин делал вид, что заинтересованно слушает, не обостряя обстановки. Он уже и так много сделал, потому что целых два раза улыбнулся Билли, а Фрэнк, шляющийся поодаль, в любом случае начал сатанеть.

Что говорить, ему льстило, как выходил из себя его сдержанный Фрэнк, когда начинал жалеть улыбок, которые Донни рассыпал вокруг себя, будучи в ударе. Донни улыбался так, что люди готовы были отдать ему ключи от авто, домов, банковских ячеек и прочего. Донни был роскошен в флирте.

Фрэнк не успел ощутить этого на себе, потому что сам поставил его в жёсткие рамки, не дав возможности заняться радостями ухаживания. Поэтому именно в этом он ревновал до истеричности. О, да, Фрэнк бывал ещё той актрисой-истеричкой, Донни получал удовольствие по полной. Так что теперь он даже не особо старался, просто разглядывал восходящую звезду баскетбола.

В это время кто-то ещё втиснулся на диван, Робину пришлось сесть ближе. И тут Донни заметил, как словно бы запаниковала звезда.

Ну, конечно же, Билли наверняка информировали о склонностях мистера Донни, об этом всегда упоминают.

Мальчишка покраснел, потом схлынул с лица.

Робин чуть склонился к нему.

— Не переживай, парень, я не стану срывать с тебя одежды, — и улыбнулся как можно шире и понимающе.

Билли, поняв, что попался, совсем растерялся и просто кивнул.

Всё оказалось на руку.

Фрэнк должен был увидеть только движение, потом перемену в лице юноши, потом обольстительную ободряющую улыбку Донни, потом кивок согласия. Этого ему хватит, чтобы оказаться рядом.

Донни посмотрел на часы.

— Фрэнк, где ты пропадал целых… одиннадцать минут? Сэм очень сильно хотел тебя видеть. Совсем заждался.

Фрэнк смерил его холодным прищуром и улыбнулся Сэму, протянув руку.

— Фрэнк, гениальный наш, я всё же хочу снять тебя и Донни вместе. Когда сделаем сессию? — Сэм не оставлял попыток сделать портфолио с ними обоими.

Робин послушно выбрался из дивана и из-за стола, встал рядом с Фрэнком, повернувшись спиною ко всем сидящим.

— Фрэнк, ты обещал. Ведь помнишь?

Но Фрэнк ненавидел его, видно было по ноздрям и по сатанински суженным глазам.

Робин заткнул фонтан своего красноречия, ухватил его за локоть и повёл прочь.

— Давай, потанцуй со мной, сердце моё.

Фрэнк дёрнулся, вырывая локоть.

— Ну же! — Робин снова схватил его, разворачивая к себе. — Сколько можно?!

Робин зашипел, начиная втаскивать самого себя в сценарий, даже уже не новый. Но дело в том, что оба достаточно быстро окунались в свою реальность. И теперь в этой реальности Робин притиснул Фрэнка к себе в толпе беснующихся, обдолбанных, горячих, веселящихся обалдуев. Удерживая одной рукой вокруг тела, второй за плечо.

Фрэнк напрягся, как каменный, ведя себя, словно кошка, которую прижимают против её воли.

— Поцелуй меня, — сказал Робин.

Фрэнк молчал.

— Малыш, — прошептал ему Робин на ухо, преодолевая кошачье сопротивление. — Мой малыш.

Он повторил. Его тянуло сосать ухо Фрэнка, то, что с пусетой, то, в которое он шептал.

— Что мне сделать, чтобы ты меня простил? Поверь, это совсем не то, что ты думаешь.

Фрэнк чуть унял руки.

Робин усилил количество ласки, благо, таблетка помогала излить просто полноводный поток слов и прикосновений.

— Поцелуй меня, иди ко мне, — Робин ласкал губами его шею, сумасшедше пахнущую кожей, туберозой и сандалом. А скоро, Робин знал, она станет пахнуть мокрым, горячим, слюной, немного коксом и, возможно, если дойдёт до этого, спермой.

Фрэнк совсем расслабил руки, обвил шею Робина левой, заурчал ему в ухо.

Робин сместил руку с плеча на шею Фрэнка, стал ласкать, прижался лбом к его лбу.

— Ты меня прощаешь? — спросил Донни, касаясь губами кончика его носа. И тут вдруг понял, что что-то не так. Вернее, понял, что так.

— Твою мать, Фрэнк, какого хуя?! С кем ты обдолбался коксом? — он почти отшвырнул Фрэнка от себя.

Тот с довольным видом, кусая губы, откинув голову, смотрел на Донни.

— Это не то, что ты думаешь, Бобби.

Робин почувствовал, что начинает терять контроль. Ревнующий Робин реагировал совсем иначе. Он впадал в ярость в ревности, в слабо контролируемую ярость.

Фрэнк приблизился к нему, заглядывая в глаза.

— Тебя что-то беспокоит? Скажешь мне?

Конечно Робина беспокоило. Всегда одно. Касался ли кто-нибудь Фрэнка.