«Если б я родилась…» Если б я родилась, но такой, что была, – ещё раз, только раз, – я б иначе жила: как две радужки глаз, я бы так берегла каждый день, каждый час, что судьба мне дала рядом быть и любить ни за что – просто так; я б не стала корить, что в квартире бардак, что приходится жить на такие гроши и обиды копить где-то в дебрях души, не писала б стихов, в полнолуньях спала и другого из снов не звала, не ждала, злую боль дневников в жаркой печке сожгла – горьких не было б слов: «Жизнь не так прожила». «Ими преданной, списанной в прошлое…»
Ими преданной, списанной в прошлое, опустившая плечи ушла и приют по следам запорошенным у печали в каморке нашла. И колышится занавесь ветхая в помутневшем проёме окна, – в ночь глядит их любовь недопетая так ни ей, ни ему не нужна. «Просто не знаю что делать…» Просто не знаю что делать, просто не знаю как быть, – может, пойти пообедать? Сытой-то радостней жить. Или, наевшись снотворных, сном беспробудным уснуть, чтоб не встречать заострённых взглядов, пронзающих грудь; чтобы не слышать злой голос, бедные уши заткнуть, непонимания ворох, скомкав, в чулан запихнуть? А может, всё бросив, уехать? Ох как мне сейчас не до смеха. «Подвинься, я лягу с тобой…» Подвинься, я лягу с тобой, – усталые ноги так ноют, – погладь мою спину рукой и, когда я глаза закрою, подставь мне своё плечо, я в него уткнусь головою, и станет мне так тепло, и ласка твоя успокоит. «Так мечтала об этом подарке…» Так мечтала об этом подарке: я в Сокольники еду гулять – буду в старом заснеженном парке о тебе вспоминать, вспоминать… И обняв, как тебя обнимала, и целуя кленок молодой, вспомню я, как тебя целовала в этом парке под ранней звездой. Вспомню всё из далёкого лета, но без слёз, без жестокой тоски: голос, взгляд шоколадного цвета, нежный трепет любимой руки… И, забыв все свои огорченья, вспомнив твой удивительный смех, я – в подарок себе – в день рожденья стану самой счастливой из всех. 06 декабря 1996 Ложь Её слова – жестокая игрушка, грозящая немыслимой бедой: они всего лишь айсберга макушка, – погибель притаилась под водой. И не одно доверие утонет, и не одна поникнет голова, и не одна душа в слезах застонет, приняв за правду лживые слова. «Достигая, я себя так утомила…» Достигая, я себя так утомила: всё спешила, всё боялась опоздать. Из достигнутого многое немило, и не надо было вовсе достигать. Но тогда, поверьте, искренне считала и уверена была на сотню сот: это тó – чего мне так недоставало, без чего душа грустит, а не поёт. А теперь уже не те приоритеты, и желания давно уже не те, – научите дуру мудрые поэты: чтоб достигнуть, как приблизиться к мечте? Сил физических осталось маловато, а душевные и вовсе на нуле: я не та уже, какой была когда-то: еле ползаю по матушке-Земле. Но как прежде также манят достиженья, – научите, дайте главное постичь, – принимаются любые предложенья, как желаемого взять… да и достичь. «Счастье скомканным листком…» Счастье скомканным листком получилось, будто в зеркале кривом отразилось: там, где радость глаз была, впадина; а улыбка где цвела – вмятина. Тот комочек теребя, долго выла: «Как кручинушка тебя исказила!» «Как придумано и кем…» Как придумано и кем это горькое «зачем»? и больное «почему?» Вряд ли я когда пойму, почему так получилось и зачем произошло? Миг… и всё переменилось: всё завяло, что цвело; что горело, вдруг остыло; горьким стал воды глоток, и погасло, что светило; почему живой исток в пересохший превратился? где та чистая вода? и зачем тот миг случился, разлучивший навсегда? «Сколько в поле травинок…» Сколько в поле травинок – столько горьких слезинок по тебе пролила. Сколько раз говорила: что давно разлюбила – столько раз солгала. Столько вёсен отпело, сколько зим пролетело; – а тебя не забыть. Сколько дней – столько ночек – за годочком годочек продолжаю любить. |
