– Красивое имя.

– Твое – тоже. Мы никогда не встречались раньше? – ее звонкий голос отличался от мягкого выговора Халлэ, и он нравился Хэль – его мелодичность, светлые интонации.

– Нет...

– Конечно же нет, – подтвердила Нола. – Я бы запомнила тебя, обязательно запомнила. Почему ты прячешь свое лицо?

– Я... – Хэль в защитном жесте поднесла ладонь к застежке молнии на воротнике, а потом сжала ее в кулак. – Мне приходится.

– С тобой что-то произошло? – с сочувствие спросила Нола и наклонила голову набок. – Ты – боец, это заметно. У меня тоже есть шрамы, – и она приподняла край топа, открывая большой неровный шрам чуть ниже груди. Эта демонстрация не была обязательной – другие, многочисленные следы от старых ран тонкими полосками виднелись на всех открытых участках ее кожи.

Хэль покачала головой, а потом, подумав, решилась расстегнуть молнию до середины груди.

Сначала глаза Нолы расширились в ожидании какой-нибудь кошмарной картины, а потом сузились в некотором разочаровании.

– Ты что, просто никому не хочешь открывать свое лицо? – спросила она, забавно надув губы. – Не хочешь, чтобы все пялились на тебя, выкатив глаза от восторга? Ну, в какой-то степени это понятно... Но знаешь, если бы я была такой же красивой, как ты, то ни за что не стала бы прятаться от всего мира. Все-таки ты очень забавная.

Хэль в непонимании провела пальцами по коже на щеках и подбородке и не обнаружила ни следа тонких ровных шрамов шасса-барсы. Ее кожа была совершенно чистой, словно ее никогда не касались серебряный нож и масло даррака. И она никогда не была рабыней дома Балькара.

– Не понимаю...

Нола тихо прыснула в кулак и покачала головой. Хэль стало немного жутко – она уже видела точно такой жест, пару раз – в зеркале.

– Кто ты? – еще раз спросила она у девушки.

Нола задумалась. Потом пожала плечами.

– Не знаю. Никогда об этом не задумывал. Как-то не было времени. Но если подумать...

– То что? – не выдержала Хэль.

Нола посмотрела на нее глубоким, задумчивым взглядом, потом прикоснулась к губам кончиком указательного пальца.

– Я – это ты.

– Что? О чем ты? – не поняла Хэль.

– Я – это ты, потому что только ты сейчас реально существуешь в этом мире. Ведь я – мертва. Меня убили... много лет назад.

– Бред, – Хэль отступила еще дальше, но когда Нола внезапно бросилась к ней, не стала останавливать ее и позволила заключить себя в объятия.

– Сейчас, когда я обнимаю тебя вот так, я смутно вспоминаю... – прошептала девушка. – Энзою, Эрсан, Халлэ, Дарра Темного, Кнаррес... Сражения... Как же много я сражалась. Валерику. Потом... Какой прекрасный мир... И Дженази. Ты знаешь Дженази, – с удивлением констатировала она. – Значит, с ним все хорошо... Я рада.

– Откуда ты... – хотела спросить ее Хэль, но в этот момент стала возвращаться серая мгла, скрывая от нее хорошо знакомые образы – и Нолу.

– Передавай ему привет, – улыбнулась на прощание девушка – и растворилась. Исчезла.

Хэль снова была на борту Антарсии, а рядом с ней стояли растерянные биороиды и Альберт. И она догадалась, что каждый из них видел сейчас нечто особенное. Личное.

– Бесконечные, дери вас... – проревел из громкоговорителей Дарр, переходя на вычурную брань на незнакомом языке, из которого она запомнила только пару особо ярких выражений загадочного содержания. – Кто это был? Судьба? Сон? Признавайтесь, абстрактные, … вас через колено, сущности!

– Не богохульствуй, – донесся до их ушей приглушенный голос Кристины, и связь оборвалась.

Хэль запоздало прикоснулась к своему лицу, нащупывая пальцами полоски шасса-барсы. Дрожащими руками застегнула молнию и решительным шагом направилась к своей каюте.

«Не плачь, – мысленно твердила она себе. – Только не плачь. Это был просто сон Бесконечных».

И она не заплакала.

Подбирая с пола одеяло и возвращаясь в постель, она думала о Дженази.

Скоро, очень скоро – она чувствовала это – он вернется.

В конце концов, чем было это видение, как не Знамением?

«Антарсию» ожидали большие перемены.

Сказка о Балансе

В далеком-далеком царстве, одном государстве, была большая-пребольшая степь, разделенная пополам глубоким ущельем. Моста через ущелье не было, только бревно перекинуто.

Однажды в этой степи выдалось засушливое лето, степь высохла. Ударила молния, трава загорелась... Начался степной пожар.

Этот пожар застал в степи семь человек. Спасаясь от огня, эти семеро добрались до бревна на ту сторону. Безопасную и зеленую, покрытую прекрасными цветами.

Первый легко пробежал по бревну. Второй осторожно прошел, разведя руки в стороны – у него было неплохое чувство равновесия.

Третий же трусливо, на четвереньках, подполз к краю пропасти, заглянул туда – и отпрянул назад.

– Ну что ты?! – закричали ему остальные четверо. – Давай, или мы оставим тебя здесь! Ты сгоришь в огне!

Третий закрыл глаза – и начал ползти по бревну, наощупь цепляясь за сучья и ветки. И в конце все же смог перебраться.

Но времени для остальных было теперь слишком мало – огонь был уже близок.

– Возьми меня за руку, – сказал четвертый пятому. – Ты свесишься на правую сторону бревна, а я на левую. И пока мы будем держаться за руки, нас уравновесит вес наших тел. Мы не дадим друг другу упасть.

И таким образом четвертый и пятый перешли по бревну.

Но это заняло время.

Огонь уже лизал пятки шестому и седьмому. И они ступили на бревно тем же способом, что и четвертый с пятым. Сначала шли как они – но бревно загорелось. Еще немного – и оно упадет вместе с ними в пропасть.

– Мы погибнем! – закричал седьмой. – Мы не успеем!

– Делай как я, – улыбнулся шестой.

И вместе с седьмым закружился в танце по тонкому бревну. Они сделали три оборота вокруг друг друга, быстро переставляя ноги на бревне – и словно две птицы понеслись вперед. Быстрее всех – кроме самого первого.

А степь за их спиной сгорела. И бревно упало в ущелье.

Чародей

Триста пятьдесят первый год от Пришествия выдался неспокойным. Снег сошел раньше обычного, и с ранней весной пришла засуха – с палящих солнцем и суховеями, обратившими плодородные равнины в пустыни. Ни капли дождя за три месяца; зерно, посеянное в серую пыль, не дало ни единого всхода. Реки, ранее полноводные, теперь можно было переходить, не замочив колен. Ручьи пересохли. Родники иссякли. Колодцы опустели.

Страна оказалась на краю страшного голода. Прорицатели предрекали войну и мор, в которой погибнут десятки тысяч. В храмах молились в слезах, страшась конца света.

Народ Зеленых Полей столетиями стойко переносил подобные невзгоды, и к подобному проявлению гнева самой природы отнесся с житейской философией. Делай что можешь и отчаивайся напрасно: человек – стойкий зверь, выживет, даже когда небо рухнет на землю и океаны волной поднимутся выше гор. А потому что как иначе? Не просто так же люди появились на земле, и просто так не исчезнут. А значит – живи, и не мешай жить другому.

Данная точка зрения сохранилась среди зеленопольцев даже тогда, когда в середине лета с запада на их деревни и села налетел черный дракон – очень большой и очень старый. Сжег частоколы и сторожевые башни, сровнял рвы и валы, разорил зернохранилища и начал пожирать остатки скота, хватая не десерт особенно красивых девушек. По всякому его пытались убить, но черная чешуя была непробиваема для закаленной стали, а желудок твари оказался способен справиться с любым ядом. Да и умен оказался крылатый ящер. Очень умен. Играючи разделался с парой особо отважных рыцарей, а потом и вовсе развалил замок барона, словно тот был не из камня построен, а сложен из соломы.

А потом настал день, когда дракон напал на деревню Ленира. Прилетел на рассвете и начал жечь один дом за другим, словно играясь с беспомощными людьми. Снес длинным хвостом крышу отчего дома, лапой сорвал пол, раскрывая подпол, а котором парень укрылся вместе с семьей. Взглянул на них своим красным глазом – и приготовился выдохнуть свое пламя.