Записал: Прочитано, подтверждено и подписано:

Шмаус Шморель

КС

Присутствовал:

Подпись Б. А.

IIА-Зо.

Мюнхен, 1 марта 1943 г.

Доставленный из-под стражи Александр Шморель, личные данные известны, дал следующие показания:

В письме отделения сберегательной кассы Вены № 1 говорится о моём ежемесячном денежном военном довольствии, которое в соответствии с заявкой перечисляется туда на счёт моей сберегательной книжки № 2 370 146 в размере 135,15 РМ. С ней я каждое первое число месяца иду на почту, чтобы там мне занесли эту сумму в мою сберкнижку. После этого я могу снимать эту сумму. Речь идёт о моём довольствии за месяц март 1943 г. Право распоряжения этой суммой я должен передать другим, так как, будучи заключённым, я не могу ничем распоряжаться.

Вопрос: Будете ли Вы, наконец, давать точные показания, кто являлся автором отдельных антигосударственных листовок, кто вносил в них изменения и распространял?

Ответ: В своих предыдущих показаниях я особенно хотел поберечь проф. Хубера. В этой связи я взял многое на себя и Ганса Шоля, что не соответствует действительности. Антигосударственную листовку «Белая роза» мы написали и распространили вдвоём с Шолем — об этом я уже неоднократно говорил. Мы дали знать об этом проф. Хуберу лишь по возвращению с Восточного фронта (ноябрь 1942 г.). Во время интересующего вас прощального вечера, который состоялся в июне 1942 года в ателье Эйкемайера на Леопольдштрассе, 38 и на котором присутствовал проф. Хубер, ни я, ни Ганс Шоль ничего не сказали проф. Хуберу о том, что мы являемся авторами и распространителями «Белой розы». В то время и Софи Шоль не могла ещё знать об этом. Насколько мне известно, студентка Трауде Лафренц вообще ничего не узнала об авторах и распространителях листовки. Я продолжаю утверждать, что мы с Гансом Шолем лишь в период Рождества 1942 года доверили проф. Хуберу информацию о том, что мы являемся авторами «Белой розы».

Вопрос: Как вообще появилась вторая листовка «Движение Сопротивления в Германии», кто участвовал в этом и кто её распространял?

Ответ: Вначале Ганс Шоль и я договорились выпустить листовку. Мы решили, что каждый сделает свой проект. Когда мой был готов (всё это происходило в квартире Шоля, куда позже подошёл проф. Хубер), мы сравнили проекты. Я хорошо помню, что проф. Хубер и Ганс Шоль не согласились с моим вариантом, отрицательно отозвались о нём. В то время, которое я в тот вечер провёл в квартире Шоля, проф. Хубер не написал собственного проекта антигосударственной листовки. Я прочитал Гансу Шолю и проф. Хуберу мой проект и принял к сведению их отказ. Так как я в этот вечер и без того собирался сходить на концерт в Одеон, то я не стал больше задерживаться в квартире Шоля и ушёл, не завершив дела. Поэтому я не могу сказать, как развивалась дискуссия между Шолем и проф. Хубером в дальнейшем. Оба остались после моего ухода в квартире Шоля и в моё отсутствие сочинили листовку «Движение Сопротивления в Германии». Когда я несколько дней спустя помогал Шолю в копировании листовки, то пришёл к выводу, что по содержанию листовка не имела ничего общего с моим проектом. Что было написано в моём проекте, сегодня я уже не помню. Во всяком случае, Шоль и проф. Хубер были с ним не согласны, и сами сочинили листовку, упоминавшуюся выше. Распространение этой листовки происходило так, как я уже говорил.

Вопрос: Объясните ли Вы, наконец, как возникла листовка «Студентки! Студенты!», кто был её автором, и почему Вы до сих пор скрывали правду?

Ответ: Проект этой последней листовки изготовил проф. Хубер. Когда он принёс этот проект в квартиру Шоля, то Ганс Шоль и я были там. Мы с Гансом Шолем познакомились с текстом листовки и при этом раскритиковали некоторые пассажи. В итоге мы вычеркнули некоторые места, которые я сейчас не могу точно вспомнить. Профессор Хубер согласился с этим. Я особенно хочу подчеркнуть, что в его присутствии мы не одобрили и в связи с этим вычеркнули место, где проф. Хубер говорил о том, что наш славный вермахт нужно спасать. Возможно, что мы (Шоль и я) вычеркнули ещё один аналогичный пассаж, который нас не устраивал. Формулировку я сегодня припомнить не могу. После правки этих мест я переписал последнюю листовку на пишущей машинке, помогал также при копировании и распространении, о чем я уже подробно сообщал. При изготовлении этой листовки мы с Шолем были единого мнения. Как проф. Хубер воспринял содержание изменённой нами листовки после её выхода в свет, я не знаю, потому что с тех пор я с ним не общался. Если я до сих пор не ссылался на проф. Хубера как на автора-вдохновителя этой листовки, и хотел взять всё на себя, то делал это исключительно потому, что хотел прикрыть проф. Хубера. Какие особые причины имелись у проф. Хубера для написания этой листовки, я не могу сказать. Мне ничего не известно об обиде профессора Хубера на какое-то высокопоставленное лицо. На этот вопрос я не могу дать удовлетворяющего вас ответа. Если в этой связи речь идёт о том, что при изменениях, которые я вносил в текст проекта последней листовки, я проявил свою коммунистическую позицию и фанатическое противление национал-социализму, то я должен категорически протестовать против такого обвинения, так как в действительности я являюсь убеждённым противником большевизма.

Вопрос: Кто кроме Вас и брата и сестры Шоль финансировал ваше антигосударственное предприятие, обещал средства, и где ещё хранятся эти деньги?

Ответ: В январе 1943 года мы с Гансом Шолем поехали в Штутгарт и пришли в контору д-ра Гриммингера, примерно 50 лет, по профессии консультант по налогообложению. Мы сказали ему, что для изготовления и распространения антигосударственных листовок нам срочно требуются деньги и может ли он нам их дать. Я полагаю, что Шоль знал этого человека и его политический настрой раньше, потому что он указал на него. Д-р Гриммингер сказал нам, что в настоящий момент денег у него нет. В конце концов он предложил нам обратиться по этому вопросу позже. Хотя д-р Гриммингер не делал никаких очевидных намёков на то, как он относится к современному государственному строю, я могу предположить, что он является противником национал-социализма, потому что в ином случае он не был бы с нами. Не получив денег, мы поехали назад в Мюнхен. Примерно 8 дней спустя Ганс Шоль один поехал к д-ру Гриммингеру в Штутгарт за деньгами. По возвращению Шоля я хотя и не видел денег, но припоминаю, что Шоль сообщил мне, что получил от д-ра Гриммингера 500 РМ. Что из этих денег оплачивалось в деталях, я не знаю, потому что кассу вела в то время София Шоль. От неё я один раз точно получил назад 50 РМ, так как я тогда потратил как минимум 230 РМ на приобретение копировального аппарата. Остальные деньги наверняка использовались для приобретения почтовых марок, бумаги, конвертов и прочего. Иные спонсоры исключены. Я также не могу указать другие лица или иные места, где могли бы быть отложены средства для нашей деятельности. Духовные или иные церковные высокопоставленные лица не имеют к нашей антигосударственной деятельности никакого отношения. Их влияние исключено. Я сам являюсь глубоко верующим приверженцем русской православной церкви. Однако личных связей с такими организациями у меня нет. Мой отец никогда не понимал моего политического настроя. Он не оказал ни малейшего влияния на то, что я стал противником государства, наоборот, всегда начинал спорить со мной, когда я поддавался своей тяге к русскому народу. Моя мачеха всегда тоже придерживалась мнения отца.

Вопрос: Как осведомлен Отто Айхер?

Ответ: По моему мнению, Айхер ничего не знал о том, что мы делаем. Я настаиваю на этом даже после того, как мне сообщили, что остальные обвиняемые дали другие показания. Может быть, брат и сестра Шоль могут сообщить об этом больше.

Вопрос: Вы знакомы с неким Харнаком[23] и его окружением?