Я думал, что хуже её внезапной апатии ко всему уже ничего не может быть, но нет, у Ники настоящий талант попадать в самую цель, когда ты этого не ждёшь. Где Шмель, и что с ним, ей знать нельзя. Пока Ника находилась в отключке после падения, у нас с ним состоялась беседа, последствия которой ещё не сошли с его лица, да и зубы новые ему ещё не вставили.

– У него важное дело. Нянькаясь с тобой, он совсем выпал из жизни.

Я ждал этого вопроса, потому что в цепи людей, которым она его уже задала, я стал последним звеном. Ответ для неё уже давно был готов, а все без исключения, кто был в курсе, проинструктированы как уйти в несознанку. Если она узнает правду, я навсегда потеряю её доверие и вряд ли смогу удержать в этих стенах.

– Я могу поехать к нему?

Вот как ей удаётся делать хуже то, что казалось уже достигло своего максимума дерьмовости. И ведь не виновата ни в чём, просто соскучилась по единственному нормальному мужику в своей жизни. Глупо отрицать, что с ним ей повезло. Не смотря на его лихое прошлое, мужик он хороший, правильный. Я даже понимаю его желание поквитаться с Ирбисом, но позволить ему этого не могу, если даже себе не позволил.

Я бы обрадовался её желанию махнуть на Мальдивы или в Милан. За прошедшие дни, после странного похода в ресторан, Ника совсем зачахла. Сначала я радовался. Дома – значит в безопасности. Но она забросила все свои книги и медицинские форумы, перестала спрашивать, когда сможет вернуться на работу, и вообще чем-либо интересоваться.

Позавчера один из моих людей попросил моего разрешения, чтобы Ника поделала ему уколы в вену. Уже по её реакции я понял, что-то не так, а когда увидел, что её руки трясутся, стоит поднести иглу к вене, окончательно убедился в своих опасениях. После этого инцидента Ника заперлась в комнате, проплакав в подушку, пока не уснула. Временно всем в доме было запрещено общаться на медицинские темы.

Вдобавок ко всему она скрывает от меня своё истинное состояние, делая вид, что у неё всё хорошо, что её всё устраивает, притворяясь, что ей нравится происходящее с ней. Ника делает это настолько умело, что я повёлся и первые дни пребывал в эйфории, пока не решил понаблюдать за ней по видеокамерам, установленным по всему дому. Я никогда не думал, что человек может бесконечно долго смотреть в одну точку, неподвижно, будто дремля с открытыми глазами. А по вечерам, когда я возвращался в дом, Ника надевала на себя маску довольной жизнью девушки, разглядывая за ужином пустой стул рядом.

Наконец она подняла тему Шмеля.

– Зачем?

– Допустим соскучилась. – Дерзит, повысила тон, а у самой глаза хрустальные.

И ведь не ответит, если спросить, что случилось с ней… Стоп. Зачем спрашивать. Всё началось не в ресторане, а в офисе, а там камеры даже в туалетах.

– Шмель скоро вернётся. Как проходят поиски сестры? – Этот вопрос – наказание за плохое поведение, за нежелание попросить у меня помощи и умалчивание об этом занятии. Я не впервые задаю его, зная, что на этом фронте у Ники всё паршиво и она хотя бы взбесится, показав, что не угасла совсем.

– Хорошо. – В её чашку добавились сразу две ложки сахара. Мне эта демонстрация психоза действует на нервы, потому что за каждым новым завтраком количество растворённых ложек увеличивается.

– Ты не нашла её ни в одной соцсети, переписка с её друзьями результата тоже не дала, и ты называешь это «хорошо»? – Наконец-то в её глазах заискрило. Я всегда думал, что злость в человеке это хорошо, ведь когда человек зол, он поддаётся своим эмоциям и начинает совершать ошибки, кто угодно, но не Ника, ей злость наоборот помогает сконцентрироваться, собраться, мыслить трезво и осторожно.

– Отсутствие результата – тоже результат.

– Тебе достаточно попросить и завтра она будет здесь. – Не удержался, сам предложил.

– Ты её нашёл? – Ника как-то без радости задала этот вопрос, оторвавшись от рассматривания тающих сахаринок в холодном чае, переведя взгляд на меня.

– Нет, и не искал, её судьба мне малоинтересна. – Ника нахмурилась, уловив неприязнь в моём тоне. – Не смотри на меня так. Эта взбалмошная девчонка бросила тебя в самый трудный момент твоей жизни.

– Ты ошибаешься. – Ника произнесла эти слова еле слышно, а затем снова надела маску, на этот раз напускного безразличия. – Этот момент не был самым трудным в моей жизни, не льсти своему сыну.

– Я имел в виду арест.

– Он тоже не был самым трудным. Только Кисса и была со мной, когда было по-настоящему трудно. Поэтому прошу, никогда не говори о ней плохо, я не потерплю подобного. Эта просьба не каприз.

Не ожидал от Ники такой реакции на мои слова, которые её будто оскорбили. Неужели я ошибся и сестра была с ней рядом, не бросила?

– Так мне найти её?

Ника задумалась на некоторое время и снова спряталась за маской безразличия.

– Нет. Я ищу её не для того, чтобы найти, а для того, чтобы не найти. Всё равно больше нечем заняться.

– Клим звонил, сказал, что ты не отвечаешь на звонки и сообщения Стеллы. Она готовит праздник ко дню рождения Ильи, хотела попросить о помощи. – Последняя попытка вытащить Нику из этих стен без применения крайних мер.

– Мне нельзя.

Её «мне нельзя» отдельное бешенство, его высшая степень, настолько, что хочется надавать ей оплеух. Пару раз я всерьёз намеревался это сделать, только постоянно наталкивался на хрусталь в глазах, как сейчас.

– Позвони, и скажи ей об этом лично. Мне уже не верят, что ты сама ото всего отказываешься.

Вылетел из-за стола. Мне срочно нужны были записи с видеокамер, каждая секунда про которую я ничего не знаю.

– Давай, добей.

– Даже не мечтай.

Все записи с основных камер были стёрты. Недостаточно предусмотрительно и осторожно, наследник. Так ничему у меня не научился. Всегда нужен запасной вариант. Откуда он взялся в офисе в тот вечер, и почему мне об этом не доложили, я выясню позже. Пока главная проблема состояние Ники. Видео ясности не внесло, только больше запутало. Самое страшное, что даже специалист не разберётся в том, что происходит между этими двоими. Что её напугало настолько, что она шприц в руках удержать не может? А самое главное – почему так спокойно переносит прикосновения Ирбиса, особенно такие?

*Ника*.

– Ты должна сделать ему укол. – Виктор влетел в мою комнату, за ним зашёл один из его людей, мой недавний несостоявшийся пациент.

Невовремя они. Я только что закончила макияж в стиле семейки Аддамс. Штамп, кажется именно так звали очередного бугая из свиты Царя, моментально стушевался, и был готов к бегству, но строгий взгляд Виктора его остановил.

Я сидела неподвижно у зеркала, глядя на набранный шприц в руках Виктора, руки моментально задрожали, и кисточка упала на столик, медленно покатившись и упав на пол.

– Если не сделаешь в ближайшие несколько минут у него начнётся приступ, всё может закончится комой или смертью. – То ли предупредил, то ли пригрозил Виктор. Я к моменту их появления рассматривала варианты новых профессий, которые могу освоить, например, из меня получится отличный визажист или гримёр.

– И какой же у него диагноз? – Скрестила руки на груди, пряча дрожащие пальцы.

– Молчи. – Запретил заговорить Штампу Виктор, даже не видя, что тот приоткрыл рот. – А ты, – обратился ко мне, – готова поиграть с его жизнью?

Бугай побледнел, будто реально вот-вот вырубится. Резко поднялась с места, забрала шприц из рук Виктора и без надлежащей подготовки, вены от напряжения у Штампа и так были вздуты, протерев место для укола спиртовой салфеткой, ввела иглу в вену под двумя огромными синяками. Лучше бы я ему их делала дрожащими руками, чем этот изувер, которому он в итоге доверился.

– Завтра возвращаешься на работу, – приказным тоном констатировал Виктор, – Настя тебя уже ждёт. А послезавтра едешь в гости к Стелле, она будет тебя ждать. И я больше не хочу слышать из твоих уст «мне нельзя». Пеняй на себя. Да, и сделай Штампу нормальный укол, это был физраствор. Он, кстати, твой личный пациент на ближайшую неделю.