Я бежала изо всех сил, надеясь, что он не сразу хватится. Ни он, ни его люди, уже давно не ждут от меня бегства. Бесконечные ступеньки пролетали перед глазами. Дыхания не хватало из-за душивших слёз, глаза щипало от растворившейся туши, в боку кололо с непривычки. Останавливаться нельзя. Оборачиваться нельзя. Только бежать. Только быстрее. Никак иначе. Я снова увидела этот звериный взгляд, который моментально сковывает, от которого леденеет всё внутри, в котором нет ни капли здравого смысла, только дикие инстинкты и приговор. Именно так смотрел на меня Барс, когда захотел, когда, стиснув челюсть, выслушивал мои отказы, когда сдавливал моё горло, возвращая себе контроль над эмоциями, понимая, что моё «нет» не перестанет звучать для него. Тогда я не знала, что значит этот взгляд, к чему может привести непокорность ему и ответный протест, зато теперь, когда испытала его плоды, уже не сомневалась в своём решении.

«Идиотка», – звучит в голове звериный рык, рикошетящий внутри черепной коробки. Снова рука на моей сонной артерии, расположившаяся со знанием дела. Но я не стану его жертвой, ни одного из их семьи. И пусть терять мне больше нечего, но им я не дамся. Никто из них больше не посмеет терзать ни моё тело, ни разум. С самого начала, как только всё узнала, самым верным решением было бежать, но я в очередной раз поверила, повелась как примитивное существо, не почувствовала угрозы, которой они смердели.

Как же много этажей. Он дал мне пять минут, чтобы привести себя в порядок. Бесценные пять минут, за которые я обязана вырваться из этого здания и их лап, оставивших достаточно отметин на мне и во мне. Только бы найти запасной выход. Я ведь точно видела табличку. Крепко сжимая туфли преодолела последний пролёт. Где же эта дверь? Недалеко раздаётся скрип и хлопок. Мимо меня проходит девушка, от которой веет прохладой улицы. Непринуждённо следую, пытаясь найти откуда она пришла. Натыкаюсь на небольшое помещение вроде тамбура. На стене развешана какая-то рабочая одежда, куртки и плащи. Хватаю первый попавшийся под руку, накидывая его на ходу, внутренне радуясь, что он с капюшоном, который сразу набрасываю на голову. Перед тем как выйти надеваю туфли и не мешкая выхожу на улицу, следуя в ближайший закоулок, где окончательно скрываюсь. И пусть теперь сожрёт себя за то, что дал мне эти пять минут, за то, что расслабился, мне всё равно. Мне всё равно. Мне всё равно!

Только почему внутри снова гадко и паршиво? Почему хочется вернуться и рассказать всю правду? Мне уже некого беречь и защищать. Или, всё же есть?

*Виктор*.

– Как Илья?

Меня пугало нынешнее спокойствие Клима. Когда тот звонил мне из машины, добираясь до больницы захудалого посёлка, говорил с трудом, рассказывая о наезде и его последствиях крайне матерным языком, от которого отказался, став семьянином. Факты выдавал сумбурно, что было не свойственно для этого человека, но по существу. Его можно было понять. Впервые выпустил Илью из-под своей опеки, лично уговорил Стеллу отпустить брата с друзьями на рыбалку вместе с моими людьми, людьми самого Царя. Ничто не предвещало беды. Никто не ожидал подобной дерзости. Случайностью произошедшее точно не было, и мне ещё предстояло узнать, кто посмел. Только пока всё это на втором плане, сначала Илья и Белый, который собой прикрыл парня, понятия не имея, жив тот или нет. Невольно подумал, что есть в моей жизни люди, которым могу доверять, даже если мне принесут стопроцентные доказательства предательства. Клим тоже к ним относился. Мы друг друга не раз из дерьма вытаскивали, и Клим ни разу не принял материальной благодарности, каждый раз отмахиваясь, говоря, что дело ерундовым было. Я боялся, что разозлившись Клим может выйти из себя, но наблюдал прежнего, холодного, сдержанного и рассудительного Клима, предельно собранного и невозмутимого. Подобное состояние в сложившихся обстоятельствах тревожило не меньше его ярости.

– Его осматривают.

Рассмотрел друга. И когда его успели подлатать? Они только приехали, а он почти как новенький, швы на порезе на лбу сделаны ровно, быстро такие не наложишь. Да и вряд ли бы он дал заниматься собой, пока не будет ясности о состоянии Ильи.

– Осматривают?

Удивился. У парня голова пробита, а его просто осматривают. В этой клинике «не для всех» лучшие врачи, которых вызвали в срочном порядке. Парня как минимум уже должны были готовить к операции, времени прошло слишком много с момента травмы.

– Да. За него можно не волноваться. Лучше побеспокойся за меня – Стелла сейчас мне голову открутит. Хотя, кажется, я познакомился с хирургом, который способен приделать её обратно.

Только хорошо знавшие Клима люди знали, что сейчас прозвучало подобие шутки, в своём максимуме, на который способен этот человек. В их семье эмоциональная сухость Клима компенсируется смешливостью и задорностью Стеллы. Но за брата ему влетит от жены, нам обоим, за то, что не уберегли. Хотя, если Клим шутит, то всё не так уж паршиво, и удача действительно любит смелых, если в той дыре они нашли хорошего врача.

– Стоящий человек?

Мой вопрос напряг друга, тот помотал головой, что-то прокручивая у себя в мозгах, поморщившись в итоге.

Разговор прервал лучший хирург клиники, подошедший, но будто не видящий ничего перед собой. Он посмотрел на меня и Клима, формулируя то, что собирался сказать. Ещё один человек за этот вечер с несвойственным ему поведением. Конёк Аркадия рекламировать проделанную им работу, сыпля многочисленными подробностями преодолённых трудностей и сложностей, демонстрируя то, какой он уникальный хирург. Короче говоря, набивая себе цену и ценник. Сейчас в нём не было ни грамма привычного пафоса.

– Кто его оперировал? – Обратился сомневающимся голосом, сняв очки и начав их натирать своим дорогущим галстуком.

– Санитарка. – Бросил в него словами Клим.

– Здесь не место для шуток и острот.

Аркадий Аркадьевич скривился от манеры общения Клима. Всегда с трудом его переносил, не скрывая неприязни, но старался сдерживаться, чтобы не оказаться на больничной койке, как это уже случалось. Клим не терпел заносчивых людей, регулярно сбивая спесь с особо непонятливых.

– Я серьёзно. Что-то не так? – Клим напрягся, недоверчиво всматриваясь в очки Аркадьевича, которые тот только надел, но пожалел об этом, уже учёный.

– Как её имя? Санитарки.

– Не знаю. Я не спросил.

– Она бывший врач? Сколько ей лет?

– Совсем молодая, на школьницу похожа, пока за скальпель не возьмётся. Что не так?

– Будь я на её месте, в тех условиях, что вы описали, с тем набором инструментов, медикаментов и оборудования, без ассистентов, я бы не взялся оперировать. Не смог. Это высшая школа. Такому не везде учат и не всех. С Ильёй всё в порядке. Дождёмся, когда он придёт в себя, но я уверен, что обойдётся без последствий.

Аркадий Аркадьевич будто находился в шоке. Ни я, ни Клим его ещё таким не видели. Он ушёл так же, как и пришёл, погрузившись глубоко в себя, будто не веря в произошедшее в сотнях километров от его дорогой, навороченной лучшим в мире оборудованием, клинике.

– Ты позволил оперировать санитарке?

Я не скрывал недоумения, обдумав услышанный диалог. Климу было не свойственно принимать иррациональные решения, тем более, когда на кону жизнь и здоровье другого человека, тем более близкого. Пока он и его люди находились в том посёлке я в срочном порядке летел частным самолётом из Китая. За время полёта из-за проблем со связью пришли лишь несколько коротких сообщений, из которых следовало, что они возвращаются, почти в полном составе. Всю дорогу до больницы обдумывал, что значит эта скупая информация, пока не увидел друга в его привычном состоянии.

Клим сел на скамейку в коридоре, посматривая в сторону дверей, из которых вот-вот должна была появиться Стелла. Похоже после разговора с Аркадьевичем до него только дошло, как паршиво могло всё закончиться. Из этого следовало, что там, где им помогли, у него этого осознания не было, кто-то сумел найти подход и правильные слова. Мой интерес взыграл моментально, захотелось увидеть этого уверенного до мозга костей человека, к тому же девчонку. Если она действительно хороша, то Клим забрал её с собой и она где-то рядом. Сел рядом с другом, не торопя его с ответом.