Так, стоп! У вас договор, — внушаю самому себе. — У нее трагическая любовь к покинувшему ее парню. Кощунственно, Шторм. Побойся Господа нашего.

«И сними себе уже кого-нибудь в клубе», — мерзким голосом Дэна подсказывает внутренний черт.

Но самое плохое в этом всем то, что «кого-нибудь» как-то вот и не хочется, а хочется…

— Илья Романович, вы кофе будете?

Словно застуканный на месте преступления вуайерист вздрагиваю и, отвернувшись от созерцания через прореху молодой нимфы, почесываю большим пальцем бровь.

— Я тут… смотрел вон те… Ну… как их, — киваю в сторону вешалок с кружевными женскими халатами и кручу рукой в воздухе, вспоминая слово. — Ну эти…

— Пеньюары? — подсказывает продавец и одаривает меня взглядом: «можешь не стараться, я видела, что ты подсматривал, извращенец».

— Да, их, — игнорирую взгляд. — Мне вон тот, черный. Ну, не мне, разумеется — ей, — оборачиваюсь и именно в этот момент из примерочной выходит слегка порозовевшая Юна, бережно удерживая в руках платье.

Ситуация — глупее не придумаешь. Мне тридцать три года, в моих руках огромный концерн, я был женат, мночисленно бит жизнью и только что я подсматривал за своей молодой женой, которая мне вовсе не жена. И меня за этим позорно застукали.

Але? Дурдом? Да-да, это снова я. Приезжайте.

— Платье потрясающее, Илья Ро… — осекается и тянет улыбку Ю, шагающая рядом со мной до кассы — Просто Илья. Но, — мрачнеет, — я не могу принять такой дорогой подарок. Вычтите эту сумму из тех тридцати тысяч, так будет правильнее.

— Договорились, — легко соглашаюсь, зная, что этого не будет.

Подношу золотую Визу к пожирателю денег и спустя пять секунд две тысячи долларов улетают в бездонное небытие. Ловлю себя на мысли, что никогда, наверное, не покупал что-то женщине с таким удовольствием.

Секс в примерочной кабинке был, а вот сеанс подсматривания — определенно в новинку. Вот видишь, детка, и ты меня чему-то новому можешь научить.

— Ваша сдача, — окликает меня продавец, и пока я вдупляю, какая сдача с банковской карты, чертовка вкладывает в мою ладонь визитную карточку бутика с подписанным ручкой номером телефона.

И это не ускользает от внимательного взгляда Ю.

Два взгляда от двух женщин и оба такие разные. Один: «ты извращенец, но я таких люблю, набери мне» и другой: «опять на моих глазах, Илья Романович? Снова?!»

Да вы доконаете меня когда-нибудь, женщины.

Вечер на открытии ресторана Аркадия Шелеста[1] проходит так, как проходят все вечера у людей подобного сорта. Ярко, громко, слишком кричаще. Масса людей, искрящийся Кристал в фужерах на тонкой ножке, фальшивые улыбки «на миллион».

Вижу самого виновника торжества, салютую ему стаканом виски, затем замечаю его отпрыска Марка. Тот не видит меня — стоит прислонившись к белому роялю и не отрываясь смотрит куда-то перед собой. Смотрит очень внимательно. Прослеживаю за его взглядом и безошибочно угадываю, что интерес предназначен блондинке, которая выгодно отличается от других.

Молодая, совсем еще не испорченная… Почти как Ю, которая стоит рядом со мной по правую руку. «Почти» — потому что Ю — красивее. В платье и на каблуках она выглядит истинной леди. Немного волнуется, облизывает то и дело губы и смотрит на всех слегка ошарашенным взглядом.

Я тоже смотрел так на всех пятнадцать лет назад. Когда благодаря био-отцу неожиданно всплыл со дна.

— Выпей чего-нибудь, расслабься.

— Я уже выпила бокал шампанского. Думаю, достаточно. И вам, мне кажется, тоже, — подхватывает меня под локоть и смущенно улыбается обратившему на нас свое внимание приглашенному фотографу. Рука лежит так, что видно кольцо. — Я же все правильно делаю? — шепчет одними губами, не отрывая взгляда от затвора камеры.

— Все отлично, — пользуясь случаем, кладу руку на ее талию и упиваюсь ощущениями. — А почему мне тоже достаточно? Всего два разбавленных виски — пустяк.

— Вы очень много пьете, — меняет позу, продолжая позировать. — Я не поучаю вас, но это же для здоровья вредно.

Фотограф уходит, но руку с ее талии я не убираю.

— Тебя волнует мое здоровье?

— Конечно, ведь вы еще не перевели на мой счет деньги.

Улыбается, глядя на меня снизу вверх. Щечки порозовели то ли от выпитого, то ли от нашей близости. Надеюсь, что второе.

— Юна, снова это «вы». Тридцать три — это не старость, поверь мне.

— Я знаю, моему отцу недавно исполнилось сорок, — снова эта смущенная улыбка. — Да, они с мамой время даром не теряли.

Ну зашибись. Выходит, мы с ее батей считай ровесники.

Рукоплещите, дамы и господа. Чествуйте мое фиаско.

— А ваша жена… — запинается. — Твоя жена, она здесь?

Меня словно током прошибает. Я напрочь забыл, ради чего затевался весь этот театр абсурда! Ну, вот это: появиться на людях вместе. Вообще забыл!

И почему-то меня раздражает, что об этом помнит она.

— Нет, она не здесь, — выходит немного грубо. — Да и мне, собственно, все равно.

— Серьезно? Мне казалось, что ты ее еще любишь, — невинно хлопает чуть подкрашенными ресницами. — Ну, ты же женился на мне ради того, чтобы ее позлить. А злить того, к кому чувства остыли как-то нерезонно. Разве нет?

Ее губы накрашены розовым блеском и не смотря на то, что несет она раздражающую слух ерунду, я хочу ее поцеловать. Но не целую, потому что… это она. Не могу. Нет, теоретически, физически и практически могу, конечно, и ей это наверняка понравится, но… почему-то я не хочу выглядеть в ее глазах помешанным на сексе извращенцем. Ну я же не Дэн, в конце концов.

Всю дорогу до дома мы едем молча. Я заранее заказал такси, хотя мог бы запросто сесть за руль — после тех двух стаканов пить я больше не стал.

Не потому что маленькая девочка пригрозила пальцем, а потому что после развода я реально стал много пить. Не в хлам, а так… немного коньяка, чтобы расслабиться после тяжелого трудового дня; в ресторане, под пышащий ароматным паром омара; на фуршете, после монотонных переговоров с коллегами… Повод есть всегда, только вот почему-то я об этом не задумывался раньше. А теперь… Короче, пора притормозить.

А еще в спортзал бы обратно вернуться… Сколько я там не был? Месяца два? Три?

Когда приезжаем домой, Юна сразу скрывается в ванной и выходит через полчаса — с мокрыми волосами и обернутая в полотенце…

— Ой, ты здесь, — тушуется, затягивая узел потуже.

Да, я здесь. Она ушла, а я сел в любимое кресло подумать, так и посидел в гостиной во всей праздничной амуниции — пиджак, галстук, все дела.

Ловлю ее взгляд — она смотрит на содержимое моей бутылки.

— Это не алкоголь, — приподнимаю та́ру. — Видишь — «Буратино». Обожаю такой лимонад! Кому сказать, не поверят.

— Ой, мой папа его в детстве пил. Я на фотографиях видела с похожей бутылкой.

Ключевое слово «в детстве». Да что сегодня за день-то такой!

— Я пойду к себе, хорошо? — чуть смущенно. — Утром рано на новую работу.

— Юна, — окликаю. Она оборачивается. Свежее, молодое, еще не испорченное всяческой химической дрянью личико… — А ты бы вышла за меня просто так?

— В каком это смысле?

— Ну, если бы не твой парень и не наш уговор. Если бы по-настоящему? Чувства, все дела. Ты смогла бы меня полюбить?

Она задумывается на какие-то секунды, и ее ответ я жду даже больше, чем ждал свои первые шесть нолей на счете.

— Вряд ли, — выносит вердикт. — Не потому, что вы плохой или совсем мне не нравитесь. Просто мне кажется, что не ваше это — любить. Вы слишком… свободный для чего-то серьезного. А мне нужно, чтобы любила не только я, но и меня, — и уходит, оставляя меня офигевать в полном одиночестве. Старого тридцатитрехлетнего мудака с бутылкой советского лимонада в руках.

— Я понял… Ты хочешь… себе… нового… компаньона и поэтому… загоняешь меня… сейчас… в гроб, — прерывисто дыша, выплевывает Денис, преодолевая уже шестой километр на беговой дорожке.