— Тут, извиняюсь, двенадцать человек не хотят покидать наш борт. Я спрашиваю — в чём причина? И, представьте, не удивился: они хотят набить лицо нескольким офицерам. Я думаю, это лишнее, ведь офицеры от того умнее не станут.

— Почему? Здесь нужен персональный подход. Если врезать хорошенько, да знать углы его богов, то порка под этими углами обязательно принесёт результат. — Мне стало любопытно, что за модель такая, способная разговаривать как мы. Разве мозг человека удачно пересадили в железо.

Кроме всего, полосатый вроде проникся ко мне неким букетом интереса, почти преследовал по пятам и ловил каждый миг, когда можно обратить на себя внимание вопросом.

Лада тихонько посмеивалась, наблюдая со стороны. «Не иначе, он влюбился!»

— Оно мне надо? Пойду и узнаю, что за модель.

— Хочешь домой такого приобрести?

— Как раз, наоборот: коли понадобится, чтобы брать другие модели, эта мне уже надоела.

Пришлось ждать, пока Уймистер уговаривал воинов покинуть корабль. Те самые парни, кто первыми перешли на борт «охотника».

Я прислушался. Рыжеволосый, с хорошими кулаками, настаивал:

— Вы пришли к нам на помощь, мы решили ответить тем же.

— Желание похвально, да я не представляю, как ваша помощь выглядит, в чём проявится.

— Вам же предстоит извлекать офицеров, по одному, — они же начнут выкручиваться: мол, я всего лишь лейтенант, что прикажут, то и требую от подчинённых. А мы не позволим им солгать. Поверьте, в нашей среде про всех офицеров многое известно.

Командир попросил дать время на обдумывание, занялся текущими делами, а сам — нет-нет, да и посматривал на дюжину воинов. Добровольно вызвались помогать, но что стоит за неожиданным решением? Другие обрадовались, что развезут по домам, только не эта дюжина.

Не найдя решения, командир обратился к Балухе: тут такое дело, мол, эти парни очень хотят вырезать из пены всех офицеров.

— …Что-то не нравится мне их настроение помочь.

— Позволь, я переговорю с ними, выясню мотивы.

Оружие мы так и не сдали, пока рано. А связист пригласил помощников в уголок, держал с ними разговор.

БероГора подтолкнула словом:

— Ступай, тебе же невтерпёж узнать, что и как. Придумай вопрос для Балухи, и шагай.

— Ты моя умница! — Губами поцеловал воздух, как расстояние между нами, и его мы сократим до минимума, отходя ко сну.

За мной увязался полосатый.

— Я извиняюсь, у вас свои вопросы, но у меня тоже появляются, в процессе.

Нельзя же роботу предъявлять раздражение и своё отношение к простому исполнителю приказов…Приказов? — я оглянулся на командира. Мог ли он поставить задачу опекать меня всеми силами, создавать комфорт?.. Версия заслуживает рассмотрения. Вызвал к себе и потребовал примерно следующее: чтобы от гостей ни одного замечания не поступило, смотри мне, я доверяю самое ценное, что есть на борту. И полосатый изыскал внутренние резервы доброты, повышенного внимания. Возможно, и тембр голоса сменил — рабочий на заботливый. А мы уже в курсе, что роботу можно доверить почти любую задачу. Кроме зачатия детей и участия в службах нашим богам.

Можно ли робота обидеть? Возможно, уже существуют модели с тонкой организацией, максимально приближенные к нуждам быта. Пусть ко мне лучше не подходят. Расплачется, а мне потом вину носить… перед заводом-изготовителем.

Размышляя, я совсем близко подобрался к месту сбора воинов, отказывающихся покидать борт. В шести шагах, — примерно так высчитал позицию, которая должна сообщить о наличии вопроса, — я замер и стал прислушиваться к разговору. Речь шла об офицерах, к кому прочно приклеилось слово «изверг». Рыжий отдувался за всю дюжину:

— Представь, нас искусственно оставили без дела. Какие-то пришлые, картавые ребята, в чёрных шляпах, с косичками, брались наладить новое производство, а вышло — убили прежнее. Семьи-то кормить надо, и тут же появляются глашатаи — поступайте на военную службу, полное обеспечение и денежное довольствие, будете семьям отсылать. И куда деваться, пошли.

— По факту — не по своей воле. Вам создали условия. — Уж если брался за что Балуха, то докапывался до корней.

— Именно так. Но что нас поджидало в учебных лагерях? Обрили с первой минуты, лишили личной силы. Первое время я сильно переживал, что меня даже не спросили. А дальше — вы хоть имеете представление, в каких условиях выживают наёмники?

— Кое-что приходилось слышать. Но охотно выслушаю, как говорят, из первых уст.

— Тут было бы к месту сообщить подробность. Имел я несчастье заключить сделку с одним из картавых. Это не поддаётся осмыслению: своими глазами и умом понимаю, дело выгодное. Как только вынес на базар изделия, и там их тысячи, если не больше. Другой картавый подходит, готов скупить по цене, в два раза дешевле, чем я поставил: или ты ничего не продашь. А материалы поставил третий картавый. — Рыжий слушателей оглядел. — Кто с таким бандитизмом сталкивался, тот поймёт. И уже на борту корабля, общаясь с людьми с других планет, я пришёл к выводу, что это мировое зло, которое проникло во все сферы, куда ни загляни.

— Но в армии их, вроде, не жалуют? — Балуха опирался на свои источники.

— Вот это и удивило. Позже стало понятным, почему. Рисковать своей головой они не собираются, а нас подставить — купят за сотню монет и продадут за триста. Так что, у командования свои мерки для зачисления в наёмники.

Имя рыжего — Раффин, тоже происхождение непонятное, но рассказчик из него достойный. А пошли описания будней — впору за голову хвататься. В офицерах — сплошь какие-то мутанты, инородцы, как минимум, и где таких только находят? И именно разность в происхождении поставлена во главу угла для издевательств. Унижать при всех, наказывать, донимать — хлебом не корми. Повесился на ремнях один солдат — офицеры следующую жертву присматривают…

— И как нам выживать в таких условиях, скажи? Только объединяться. Собрали группу, подловили удобный момент и повесили самого злостного. Подбросили записку, как его рукой написанную: «Надоело жить так, уйду, другого способа не вижу». Что тут началось, они озверели до крайности, сразу добились разрешения иметь при себе оружие постоянно. Мы второго повесили, и ситуация мигом изменилась. Допросы, посулы — ты же знаешь или догадываешься, подскажи, кто, и мы наградим, в отпуск отправим… А когда всех пропустили через такое сито, кто-то высказал догадку, и одного из группы повесили, при полном построении. Доказательств всё равно не нашли, но решили запугать. Ужесточили контроль за каждым, объявили военное положение и отправили на фронт. Как такого, нет фронта, обе армии давно разошлись и соблюдают паритет. А вот заказы на разорение планет изредка поступают; современная армия для исполнения заказов пока только и годится.

— Считаешь, снова черношляпники? — Балуха чертил что-то в блокноте, следом вносил поправки в планшет.

— Полная уверенность. Мы долгое время занимались сбором информации. Заказчики — именно они, но за их спинами стоит некто, кого обычным способом не вычислить. Мощная защита от проникновения стоит, дублированная многократно. Если кому-то удавалось, он пытался дать пищу и работу журналистам. А там — на кого нарвёшься. Честный человек начинает бить тревогу, да хозяева издательств тут же уничтожают экземпляры и весь тираж, терпя убытки. Только они не сравнимы с последствиями, какие могли бы призвать народы ко всеобщему восстанию. — Раффин промочил горло, отхлебнул их фляги.

— Говоришь, явное «мировое зло» — черношляпники, их же и подставят, прижмут к стенке обстоятельства. А главный зачинщик снова уйдёт от ответа. Но ваших офицеров никак к злу не пришьёшь. Они дежурные винтики этой системы.

— Корпус держится на винтах, вот их и нужно удалять. А наши офицеры, в большинстве своём, заслужили смерть.

— В большинстве, ты сказал. Как же мы отделим одних от других?

— Для того и опросим стрелков. Им лгать не к чему. Ржавые винтики уничтожим, надёжные сохраним…

— Всё-таки, смерть гадам, другого способа не поищем? — подал голос командир. Я и не заметил, как он подошёл. Внимательно изучил лица заговорщиков. — Пока не убивал — не ведаешь, чем этот хлебушек намазан.