Подойдя к ним, Сыромят молча встал рядом. Данил продолжал упрашивать коня подняться, но было видно, что он понимал всю бесполезность попыток. По его щекам катились слезинки, которые замерзали на обросшем подбородке. На Сыромята вновь навалилась усталость. Еще одно огорчение, еще одно испытание. Тяжело! Отошли от места ночлега совсем даже немного. Неизвестно, где они сейчас находятся, усталость совсем уже неимоверная, кушать нечего, Тереха двигаться практически не может, осталась одна лошадь. Возникшее вчера вечером чувство радости улетучилось без следа.
– Надо идти, Данил. Вставай. Ничего не поделаешь, – голос Сыромята звучал совсем глухо. – Нам надо выбраться. Иначе никак нельзя.
Немного посидев, Данил с трудом поднялся и, обернувшись, посмотрел в глаза Сыромята. Смотрел долго, будто хотел что-то увидеть сквозь заиндевелые ресницы, но ничего, кроме усталости, не увидел. Молча обошел друга и зашагал. Сыромят отвязал мешок с банками от седла и, глянув в последний раз на еще живого коня, двинулся следом. Карабины Данила и Терехи остались притороченными к седлу.
С трудом разбудив усевшегося под деревом Тереху, как и утром погрузили его на коня и оба, держась за стремена с двух сторон, медленно зашагали дальше.
Холорук тащил всех без понуканий. Упираясь, шагал и шагал, даже когда Сыромят с Данилом, уцепившись за стремена, почти волочились, еле переставляя ноги. Но временами он сам останавливался, чтобы перевести дух, тогда и друзья вставали, переводя дыхание. Передохнув, Холорук сам начинал движение и, в конце концов, Сыромят предоставил ему возможность самому выбирать путь, лишь бы направление выдерживал. Тереху мотало из стороны в сторону в такт движению. Иногда он падал лицом на шею коня или опрокидывался навзничь. После того как он несколько раз ронял рукавицу, Сыромят обрезал последние ремешки с седельной развязки и накрепко подвязал Терехе рукавицы к запястьям.
После падения коня Данил совсем замолк. Было видно, что держится из последних сил. Он молчал. Как и остальные. Никто ни на что не жаловался. Шли и шли. Как бы тяжело ни было, все понимали, что надо идти. Иначе нельзя. Если один откажется идти, все тут останутся. Ответственность – у каждого за каждого.
В один из моментов, когда Холорук остановился, Тереха стал сползать с коня.
– Тереха, ты куда? – тормозя его руками, вскинулся Сыромят.
– Пешком пойду. Хватит, насиделся. Пусть кто другой сядет. И замерз я. Ни рук, ни ног не чую.
Коснувшись ногами земли, точнее, снега, Тереха опрокинулся на спину. Сыромят попытался помочь ему подняться, но один не справился. На помощь подоспел Данил. Вдвоем, поднатужившись, поставили Тереху на ноги, который еле устоял, опершись на коня. Попытался пошевелить ногами – они не сгибались. Пальцы рук тоже удержать ничего не могли. Виновато оглядев друзей, Тереха замерзшими губами выговорил:
– Я сейчас, я отогреюсь и смогу идти. Немного дайте время.
– Не торопись, Тереха. Походи вокруг коня, мы поддержим, пока ноги расходятся, – Сыромят подхватил его под руку и кивнул Данилу.
Ухватив вдвоем друга с обеих сторон, как и утром, стали прохаживаться вокруг коня. Вначале ноги просто волочились, потом понемногу стали двигаться. Постепенно и пальцы рук стали шевелиться внутри рукавиц.
– Мужики, мы не успеваем сегодня до избы. Придется опять ночевать возле костра, – оглядывая друзей, высказал Сыромят. – Как вам?
– Даже не знаю. Не знаю, что сказать, – голос Данила упал. Пытавшийся отогреться Тереха остановился, глянул на друга, поднял голову к небу, глубоко вздохнул, но промолчал.
– По моим подсчетам, мы не совсем далеко от дома. Мы полтора дня шли от избы, а в сторону избы идем день. Вчера почти полдня и сегодня полдня, даже чуть больше. Пусть медленно, но мы же движемся в сторону дома. Скоро должны начаться знакомые места. Держитесь, мужики. Последняя ночь в лесу и будем дома.
– Эх, как бы она вообще не стала последней в этом срединном мире, – голос Данила дрогнул. Оглядев друзей, он вымолвил:
– Простите, мужики. Вырвалось, больше не буду.
– Ладно. Данил, садись на коня. Надо идти.
Данил беспрекословно подчинился и полез в седло. Но прежней прыти уже не было. Попытавшись пару раз подняться на спину коня, оглянулся на друзей:
– Помогите.
Подсадив Данила, друзья тронули коня. Вновь ухватившись с двух сторон за стремена и почти волочась, зашагали дальше.
Тереха несколько раз выпускал стремя из рук и падал лицом в снег, но потом приноровился идти, сунув руку по локоть под подпругу. Ремень уже не стягивал живот коня, а почти свободно болтался. Таким манером, медленно передвигаясь, прошли еще некоторое расстояние и в сумерках добрались до открытого места. Холорук, отфыркиваясь, стал заворачивать в сторону и только тогда Сыромят заметил, что они вышли на марь, сплошь заросшую высокой травой. Стряхивая куржак с шапки, оглядываясь вокруг, Сыромят заприметил и сухостой для костра, и ельничек, из которого можно соорудить шалаш, да и снег довольно глубокий был на открытом месте, а травы для лошади было много.
– Мужики, тормозимся тут. Коня покормить надо.
Стянув замерзшего Данила с седла, Сыромят прислонил его к дереву. Стоя там, тот стал расшевеливаться, размахивая руками и двигая ногами. Сам Сыромят, взяв коня под узду, отвел его в сторону и привязал к дереву, на что голодный Холорук отреагировал недовольным ржанием. Но так было надо. Лошадь должна остыть после длительного перехода и только потом может набивать желудок. Сами мужики занялись изготовлением шалаша и разведением костра. Раньше, при бодрости тела и духа, костер бы запылал через несколько минут, а сейчас для этого потребовалось приложить немало усилий. Да и огонь, как будто чувствуя слабость людей, не хотел разгораться. Тереха с трудом удерживал топор в руках, но взялся раскалывать дерево. Сыромят, ломая низкорослый ельник, стал сооружать шалаш, а расшевелившийся Данил пытался выкопать ногами вокруг костра, рядом с будущим шалашом, яму в снегу, делая бордюр как можно выше. В конце концов получилась неплохая завеса. Все это делалось молча и очень медленно, каждый знал, чем заняться, да и сил уже не было совсем, чтобы разговаривать. Наготовив как можно больше дров, уселись возле костра. Тепло огня, закручиваясь в яме, обволакивало сидящих под шалашом. Образовавшаяся относительная теплота вновь навеяла чувство некой защиты и надежды.
– Брусники тут нету, придется просто воду горячую пить, – набивая банки снегом и ни к кому не обращаясь, сказал Данил.
– Лишь бы горячая была, – кутаясь поглубже в одежду, отозвался Тереха.
– Э-э, погоди, но тут же поблизости сосна есть. Можно ведь хвою заварить. Я схожу, – Сыромят поднялся с попоны. – Тут видел, рядом.
Выпроставшись из убежища, Сыромят направился в сторону сосняка. Пройдя совсем немного, он на снегу увидел множественные следы белки. Да это же ужин, мясо! Сыромят проследил, куда вели следы, и обнаружил в старом сухом дереве дупло. Судя по следам, там была не одна белка, может, пара, а может, еще больше. Ведь в самое холодное время в одном жилище могут собраться несколько белок. К тому же уже вечер и белки должны быть в дупле. Предвкушая возможный ужин, Сыромят заторопился к друзьям.
– Мужики, хотите, деликатесом угощу? Там еще может быть деликатес в деликатесе. Я вам потом все объясню и покажу, даже угощу. Если все будет, как я задумал.
– Что, сохатый? – встрепенулся Тереха.
– Э, отстань со своим сохатым. Вкуснее будет.
– Помочь? – спросил Данил, с трудом поднимаясь на ноги и откладывая в сторону банку с кипятком.
– Нет. Помощь не потребуется. Я ненадолго.
Передернув затвор карабина и проверив содержимое магазина, Сыромят пошел обратно к дереву с дуплом и еще раз обошел его, чтобы убедиться, что не ошибся. Поблизости других деревьев, куда бы могла перепрыгнуть белка, не было, также кругом везде росла только сосна. Отломив сучок, Сыромят принялся царапать им по дереву, а сам спрятался за ствол. Из дупла сразу же высунулась голова белки. Цокая на своем беличьем языке, она выскочила из дупла и, выискивая источник опасности, стала осматриваться. Следом высунулась вторая, но выходить не торопилась.