Устроив друзей на санях, Коля разлил по кружкам горячий чай. Тереха трясущимися руками, проливая чай на руки и не чувствуя обжигающей теплоты кружки, прихлебывал, роняя сопли и слезы, а Данил, потребовав еды, стал возмущаться ее отсутствием. Как так, он же ехал их встречать и не прихватил еды? Объяснения Коли игнорировал, утверждая, что не ел несколько дней. Коля только радовался. Радовался, улыбался в ответ Данилу и обнимал друзей. Дождавшись конца чаепития, он развернул коня и так же рысью погнал к избушке.

Пока ехал, Данил и Тереха, лежа в санях, уснули. Ведь не надо уже было шагать, дежурить, беспокоиться за друзей. И даже мороз теперь стал не страшен. Можно было расслабиться. Есть ведь человек, который теперь будет за них беспокоиться.

Коля по одному затащил их в избушку. Каждого раздел и уложил на свои места, растопил печь пожарче и стал ждать.

Ждал он больше суток. Время от времени подходил к каждому и вслушивался в дыхание, трогал пульс, трогал ладонью лоб, проверяя температуру, и постоянно держал наготове бульон и горячий чай.

Когда раздевал Данила и Тереху, из-за пазухи каждого выпали обгорелые жестяные банки, такие же, как и у Сыромята. В горячке он их также закинул на дровяник, но потом, когда успокоился и развешивал для просушки вещи друзей, он эти банки вновь увидел. Подобрал их все и поставил на стол. Разглядывая их в очередной раз, он вдруг осознал, почему эти банки были спрятаны за пазухи. Что, если бы не эти банки, его друзья вряд ли бы спаслись. Он их бережно поставил на полку, решив разузнать про них у мужиков.

На следующий день вечером первым проснулся Данил. Все тело стягивала боль, каждая мышца болела, как после усердной тренировки в спортзале. Руки и ноги разбухли после мороза, а отмороженные щеки и нос уже стали облазить. Воткнув ноги в валенки, попытался встать, но не смог, повалился обратно на нары. К нему на помощь кинулся Коля. С его помощью Данил с трудом вышел на улицу по нужде. Когда вернулись, Коля ему протянул кружку с глухариным бульоном:

– Пей. Помаленьку только. Разом все не пей, кишки завернет.

– Спать хочу. Выпью и спать буду.

После бульона, немного посидев, Данил снова залез под одеяло. Вскоре проснулся Тереха и сразу попросил чай. Все лицо Терехи, уши и кончики пальцев были отморожены. С трудом удерживая кружку в руках, выпил чай, затем стал хлебать бульон. Коля осмотрел его ноги. Они были разбухшие, но не отмороженные. Пока Коля исследовал ноги Терехи, проснулся Сыромят и, еще лежа, спросил:

– Коля, есть бульон?

– Да-да. Сейчас.

Отхлебывая бульон, причмокивая языком, Сыромят воскликнул:

– Как хорошо в теплой избе и как хорошо, что все живы и здоровы.

– Это я виноват. Из-за моей дурости все произошло.

– Забудь это, Тереха. Я всю жизнь охочусь и живу в тайге. Всякое бывало. Никто никого никогда в случившемся не должен винить. Это так принято. Опасность в лесу всегда рядом.

– Сыромят прав, – поднимаясь в постели, сказал Данил, – сами же в то утро разговор вели. Жизнь и смерть в тайге зависят от совсем малого. Вот Сыромят банки консервные нашел. Вроде совсем ничего не значащее событие. А вот я думаю – мы тут, потому что пили горячую воду из этих банок. А ошибки все допускают. Не надо себя винить. Ты лучше скажи, как заблудился, по снегу же шел, почему со своего следа свернул?

– Да, и скажи, как без нас ночевал?

– Говорю, дурость моя. Когда понял, что сохатого не догоню, я стал возвращаться по своему следу. Дошел до одного места, где следы были затоптаны стадом оленей, прошедшим после меня. Еле нашел какой-то след и стал по нему возвращаться, а потом понял, что это не мой след. Подумав, решил, что если сверну направо, выйду на свой след. Вот и пошел по целяку и заблудился. Да там сам черт ногу сломит. Сплошные распадки и ручьи. А первую и вторую ночь провел на ногах. Дурак, спички забыл с собой взять. Раньше ведь всегда с собой таскал, а тут как нарочно вытащил, когда печку разжигал. Днем-то сон вроде развеивается, а ночью, и по утрам особенно, совсем хреново было. Я уж не надеялся остаться живым. А как вы нашли меня, точнее, мой след?

– Ты же со своего следа в сторону свернул. Правильно возвращался и свернул в сторону, совершенно противоположную от дома. Этого мы никак не могли понять. А ты, Данил, как нас-то раз будил? Лежали бы мы сейчас все там.

– Да-а. Буду жене век благодарен. Есть в ней что-то, не совсем мне понятное. Что-то шаманское, что ли. Приеду, спрошу обязательно, может, что почувствовала она тогда. А приснилось мне то, что она меня ножом ударила в ногу, когда хотел обнять ее. Так обидно было. От родного человека удар ножом получить. От этого я и проснулся. И самое удивительное, что головешка оказалась на моей ноге, когда костер совсем потух. Это самое удивительное. Наверное, так и не пойму никогда.

– Ну вот видите, мужики. А вы говорите: плохой сон приснился. Правильно говорит Коля. Когда покойные родственники снятся, нам они помочь хотят. Вот твой дед, Тереха, тебе приснился. Ты же жив остался. Значит, к удаче он тебе приснился. Предупреждал он тебя, но и помог тоже. А мне – мой отец. Пусть спиной все время, но он же мне приснился, тоже ведь к удаче. Ведь из такой передряги вряд ли кто живым выходил. Во всяком случае, не знаю я таких. Замерзали люди в тайге. Знал некоторых, кто замерз, а оставшихся в живых не встречал. Нам помогло стечение многих обстоятельств – это начиная с того, что Тереха возвращался все-таки по своим следам, а не по оленьим куда-то в сторону ушел. Ушел бы в сторону и что? Потом то, что банки консервные под копыта лошади попались. Лес ведь большой, а банки лежали именно там, и как так получилось, что они попались под копыта? Здесь есть вопросы без ответов. Потом то, что именно в момент, когда я рубил дрова, Тереха оказался совсем недалеко. Ведь дрова мы рубили не постоянно, а с частотой примерно раз в час, может, и больше. Если бы он прошел еще и не остановился послушать, он бы не вышел к костру. И последнее, сон Данила и головешка на его штанах. Все прекрасно понимаем, что мы тогда уснули крепко, если бы Данил не проснулся, то и мы бы все не проснулись. Цените свою удачу, друзья. Ну, а я в вас, в моих друзьях, ценю силу духа и умение дружить, что, поддерживая и помогая друг другу в таких условиях, мы выжили и никого не потеряли. Я вас всех люблю.

Мавра сегодня утром опять проснулась раньше обычного. Такое с ней в последнее время стало происходить часто. Вроде бы и всегда рано вставала: работа на ферме, дойка собственных коров, заботы по хозяйству, дети и так далее и тому подобное, – но почему-то в последнее время она стала просыпаться слишком рано. Лежа в постели, Мавра каждый раз старалась ощутить себя, проверить свое здоровье, которое в последние годы начало ее беспокоить. Фельдшер прописала какие-то лекарства, но она их не всегда принимала и вспоминала о них, только когда прихватывали болезни. Не каждое утро, но к непогоде начинали ныть спина, колени, пальцы рук – тогда она вспоминала своих родителей и деда с бабкой, у которых тоже постоянно болели суставы, а у отца пальцы вовсе были скрючены от вечного полоскания рыболовными сетями в холодной озерной воде. Она помнила, что по молодости, глядя на стариков, хотя и жалела их, но полагала, что такого с ней не будет никогда. Минуют ее болячки и проживет она долгую, счастливую и здоровую жизнь. Каждый раз, когда начинались боли, она также вспоминала свою работу на совхозной ферме, когда с утра, еще задолго до восхода солнца, в любую погоду нужно было идти и доить положенное количество коров. А коровник холодный, в старые времена доильных аппаратов не было, вот и приходилось работать руками и отогревать их на коровьем вымени. Да что каждый раз вспоминать, все теперь в прошлом. Сейчас пенсия и внуки, дети уже выросли. А с непутевым своим Мавра, хотя и маялась, да все-таки прожили они долгую жизнь, детей всех вырастили, подняли.

Слава богу, сегодня с утра вроде ничего и нигде не покалывало, голова была ясная, но непонятная тревога, засевшая со вчерашнего вечера, все еще не отпустила. «Больные колени, кисти и пальцы рук не ныли – значит, быть сегодня хорошей погоде», – подумала она и решилась потихоньку встать, чтобы не разбудить супруга. Хоть каждый раз ворчливо за утренним чаем выражала она свое недовольство тем, что муж никогда ей не помогал на утренней дойке – вон смотри, мол, сосед Кеша как старается, порой жену Настю и не видно в загоне для коров, сам доит, сам молоко на молокозавод сдает и постоянно по хозяйству что-то делает – но все же не будила его. Дал бог супруга – дрыхнет без задних ног, хорошо, хоть к концу дойки встанет и чай вскипятит.