– Мужики, я, кажется, знаю это место. Вон тот кряж, который виднеется вдали – это кряж нашей речки. А по этому ручью я поднимался. Соболевал. Тут спуститься по ручью, совсем даже недалеко – и будет дорога! До нашей избы дорога! По ней мы уже с вами мотались, и не раз. От устья ручья до избы всего-то километров семь. Не больше.

Голос Сыромята срывался, он выскочил вперед коня и, размахивая руками, пытался что-то или доказать, или объяснить, но услышанного для друзей было достаточно.

Вся сила разом куда-то исчезла. Данил от усталости уселся на снег, а Тереха только и делал, что приподнимал руки и вздыхал полной грудью. На остальное сил не хватало. Только Сыромят на радостях носился вокруг друзей и что-то им говорил.

Немного успокоившись и вновь собравшись с силами, пошли вниз по ручью. Идти было тяжело, кочкарник перемежался кустами, иногда густой лес вплотную подступал к берегам ручья. Но никто из друзей не предложил свернуть с ручья и пойти лесом. Этот ручеек всем казался нитью к спасению, поэтому не надо с него никуда сворачивать, надо идти только по нему.

Полностью вымотавшись, из последних сил выбрались на дорогу уже в полдень.

– Мужики, гляньте, это же санные следы! Коля здесь был, сегодня! А, черт, дорога туда и обратно. Может, он еще недалеко, надо дать ему сигнал, давай стрельнем, – скороговоркой выпалил Данил, пытаясь вытащить карабин из-под Терехи.

– Стой, Данил, не торопись, теперь-то мы дойдем. Точно дойдем! Доползем, если надо будет, – усаживаясь на снег, остановил суету Сыромят. – Передохнем немного и дальше пойдем. Коню дай передохнуть. Вон, весь в мыле.

Холорук, и в самом деле весь употевший, исходил испариной, а сидевший на нем Тереха с ног до головы покрылся инеем от его дыхания и испарений. С трудом вытащив ногу из стремени, Тереха попытался сползти с коня, но просто упал. На этот раз ему никто не кинулся помогать. Всем казалось, что они уже дома. Вот-вот и они войдут в теплую избу. Поэтому в таких случаях – слезть с коня – помощь как будто и не нужна. Да и устали все очень. Данил тоже уселся на колени и оглядывался вокруг.

Немного передохнув, все вновь стали шевелиться. Никого уже не тянуло на сон, все жаждали только добраться до дома. Сыромят с Данилом вновь подняли Тереху, который снова не смог самостоятельно подняться, расшевелили его и он сам, не оглядываясь назад, с трудом переставляя ноги, расставив их широко и растопырив руки для равновесия, зашагал в сторону избы.

– Ну, давай, Сыромят, садись на коня и скачи до избы. Как можно быстрее. Пусть Коля на санях приедет и заберет нас. А мы тут с Терехой как-нибудь будем ковылять дальше.

– Хорошо. Если конь запряжен, то Коля будет через час или полтора. А если его нет в избушке? То придется еще потопать вам. Я же не смогу вернуться.

– Не бери в голову, Сыромят, потерпим. Дождемся Колю. Езжай.

Только со второй попытки Сыромят взгромоздился на коня с помощью Данила. А Холорук, почуяв приближение отдыха, без всяких понуканий понес хозяина рысью к избе.

В это утро Коля с рассветом запряг коня – как и вчера, и позавчера, чтобы проехаться по дороге в сторону, куда ушли друзья. Вдруг мужики выйдут на дорогу и он их встретит. Как и в предыдущие дни, с собой прихватил термос с горячим чаем с молоком, еды, чтобы немного перекусить, и тронулся в путь.

После отъезда Сыромята и Данила прошло уже три ночи, а со времени пропажи Терехи – четыре. Каждую ночь, ожидая друзей, Николай не спал, часто выходил на улицу, слушал гнетущую тишину и засыпал только под утро. В голову лезли разные мысли. Пытался их отогнать, но они возвращались. Представляя себе разные ситуации, Коля был уверен, что Сыромят сможет и сам выжить, и всех спасти. Но, вспомнив, что они уехали совсем без продуктов и без подготовки к длительному пребыванию в зимнем лесу, Коля вновь возвращался к мрачным мыслям. Представляя себя и свои действия, если мужики не вернутся, Коля прокручивал в голове много вариантов, но ни один не подходил. Мужики должны вернуться, и все тут! Эту мысль он пытался вбить себе в голову, но темень и тишина избы вновь накручивали разное.

Приходило утро, надежды возвращались. Вновь начинал суетиться: растапливал печку, кипятил чайник и готовил еду в ожидании друзей, постоянно вслушиваясь в морозную тишину на улице. Растопив печь докрасна, запрягал коня и ехал каждое утро с надеждой встретить друзей. По дороге часто останавливался и стрелял из карабина в воздух, потом долго вслушивался, но никакого ответа не было. Единственное живое существо, кроме лошади, – пес Хабылык – ложился на сани и, свернувшись калачиком, засыпал.

Вернувшись из поездки, Николай не распрягал лошадь до вечера. Подавал овес, ездил за дровами – наготовил кучу, заготавливал лед – на две зимы хватит. Отъехав от избы, старался как можно быстрее вернуться: вдруг друзья возвратились, а его нет. Даже наушники шапки наверх подвязал, несмотря на мороз, – чтобы услышать, в случае чего.

Вот и сегодня доехал до места разворота, где несколько раз выстрелил, послушал тишину и возвратился в избу. Наступил полдень. Сидя в избе, Коля раздумывал, чем бы заняться. Изба уже несколько раз прибрана, посуда вся перемыта, еда приготовлена, чайник постоянно горячий стоит на печке. И на улице порядок, все заготовлено. Подумывал занести в избу карабин, чтобы высушить его и вычистить, как Хабылык вскочил на ноги, зарычал и подскочил к двери. В это время на улице и конь заржал. На ходу накинув теплую куртку, Коля выскочил на улицу. От увиденного чуть было сердце не выскочило из груди. К избушке подъезжал всадник.

Только вблизи Коля различил, что это Сыромят. Весь покрытый инеем, уткнувшийся лицом в шею коня, он с трудом приподнялся и что-то сказал. Подбежав к нему, Коля только и расслышал:

– Помоги.

Вытащив валенки из стремян, Коля стал стаскивать Сыромята с седла. Тот что-то говорил, расслышать его было невозможно. Взвалив Сыромята на себя, Коля потащил его в избу.

С трудом протиснувшись в низкую дверь, дотащил друга до нары и стал раздевать. Сквозь заиндевелый шарф Сыромят что-то пытался сказать, но слов разобрать было невозможно. Сдернув обледенелую шапку и размотав шарф, Николай увидел обмороженное лицо друга, который еле шевелящимися губами вымолвил:

– Езжай к мужикам. Помоги им.

– Где они? Далеко?

– Недалеко. Шесть-семь километров. Возьми горячий чай. Не давай кушать. Несколько дней не ели. Дай мне попить.

Быстро сдернув с Сыромята верхнюю одежду и обувку, Коля подал ему горячий чай с сахаром. При этом выпавшую у него из-за пазухи обгорелую жестяную банку кинул на дровяник. Пока Сыромят пил чай, подкинул в печку дров, сам оделся и, захватив уже готовый с утра термос с чаем, выбежал на улицу. Конь Сыромята сам подошел к месту привязи и поглядывал на избу. Коля привязал его и, усевшись в сани, погнал своего коня.

Для несущегося рысью, а иногда галопом коня эти несколько километров – не расстояние, но сколько разных чувств пережил Коля, пока доехал до друзей. И радость, и тревога, и страх. Какими бы он их ни нашел, самое главное – то, что они были живы. Радостное чувство перехлестывало все остальное так, что на глаза сами собой наворачивались слезы. Оказывается, так бывает, что и мужики плачут от радости. Все зависит от обстоятельств.

Он увидел их издалека. Данил и Тереха, взявшись под руки, шли ему навстречу. Со стороны могло бы показаться, что двое совершенно пьяных людей, поддерживая друг друга, с трудом, шатаясь из стороны в сторону, не вписываясь в узкую дорожку, шагают ему навстречу. Увидев несущегося к ним коня с санями, они остановились. Тереха упал на колени, а Данил что-то кричал и махал руками. Как можно выразить чувства людей, заглянувших в глаза холодной смерти, побывавших в объятиях безжалостной морозной пустоты, где даже дышать тяжело, и встретивших спасающего их друга, который напоит, накормит и спать уложит в теплом доме?!

Тереха от избытка чувств молча плакал, затем ползком добрался до саней и упал на постланное сено, а Данил лез обниматься и быстро-быстро что-то рассказывал. Разобрать что-либо из его слов было невозможно. Замерзшие губы плохо выговаривали слова, а обледеневшие шарф и шапка только мешали.