Устроившись на соломе, парень не смог сразу заснуть. Сон не шел. Солома впивалась в бок и было неудобно так спать. Индро решил сделать из соломы лежанку получше и стал раскладывать ее на полу. Зачерпнув руками очередную партию соломы он почувствовал резкую боль. Еще не хватало получить укус от змеи или кого-нибудь другого. Резко бросив солому и посмотрев на руку, он понял, что это не укус, а глубокий порез. С момента своей первой битвы парень осознал, что с собой всегда нужно носить какую-нибудь ткань, чтобы можно было быстро перемотать рану. Вот и сейчас она была у него с собой. Наскоро обвязав порезанную ладонь, он начал осторожно просеивать солому, чтобы понять, что это его порезало. Это был нож. Весь в крови. В его крови. Хотя нет, на нем была и чья-то старая, впитавшаяся кровь. Индро внимательно посмотрел на нож. По описанию он был похож на тот, что описывал Керикс — хозяин питейной, который единственный видел нож, убивший Вилгола. Ведь потом это орудие таинственно исчезло. И вот сейчас нашлось. Первой мыслью было побежать к Кериксу, чтобы тот подтвердил, что именно этот нож видел. Но парень быстро одернул себя. Нож здесь спрятан в десятке метров от места убийства, значит убийца просто не успел выкинуть его. Тогда в ночь убийства клинок остался в теле жертвы, но после ухода Керикса убийца забрал нож и спрятал его. Спрятал недалеко, как мог. На пару дней. Значит в ближайшее время от ножа убийце нужно избавляться. И что-то подсказывало Индро что это будет сегодня. Парень взял орудие убийства, отошел в дальний угол и там удобно устроился. Предстояло ждать.

Время ночи медленно подходило к концу. Солнце еще не показалось из-за горизонта, но уже было где-то там, и тусклая полоска света между землей и небом начала светлеть. Индро почти не сомкнул глаз. Пару раз он проваливался в небытие на несколько минут. Напряжение последних дней давало о себе знать. Дверь отворилась неожиданно, с небольшим скрипом. Он хотел кинуться ко входу, но сдержал себя, когда увидел, что в дверь быстро проскользнула тень. Она была невысокой и какой-то худощавой, как подросток. Тень сразу устремилась к куче соломы, где Индро нашел нож, и принялась искать что-то. Парень осторожно и бесшумно подошел сзади и сказал:

— Не это ли ты ищешь?

Тень мгновенно обернулась и в ужасе отпрянула на несколько шагов. Глаза убийцы окинули фигуру парня и застыли на ноже. А Индро тоже застыл в немом удивлении. Он узнал убийцу.

Из воспоминаний воина Араса Рубаки. Армия Свободного племени Кёльте. Племя Кёльте или северяне, как их называют чаще, являются статными и могучими воинами, привыкшими к суровым погодным условиям и невзгодам жизни. Основу их армии составляют топорники — воины, вооруженные топорами и щитами. Географическое расположение стран, диктует и свои правила в обмундировании. Если у южан почти нет шахт, где добывают железо и другие металлы, то вот почти все рабочие северян заняты в горнодобывающем деле. Обилие металла сказалось и на экипировке воинов. Все бойцы северян закованы в броню с ног до головы. Из-за этого их доспехи весят много, и носить их способны только физически сильные и статные бойцы. А других в армии северян и не держат. Кстати топор у воинов не один. Как правило, дерутся они с топором среднего размера, но если в бою воин потеряет топор, то может достать маленький топорик. Обычно таких у воинов два, оба заткнуты за поясом с разных сторон. А свой основной топор в походе они держат за спиной. Там же располагается и круглый, окованный железом щит. Топорики нужны не только для замены оружия. Они еще и отличное метательное оружие, способное пробивать броню. Перед рукопашной воины обычно кидают такой топорик во врага. Несколько десятков мчащихся на большой скорости маленьких, но тяжелых топоров — страшное оружие. Так выглядит основа войска северян. Есть еще разновидность с мечами и метательными ножами. Но всё же топором обязан владеть каждый, кто называет себя человеком из Свободного племени Кёльте. Кавалерия у северян делится на обычную и элитную. Обычная состоит из тяжелых лошадей, с головы до ног закованная в металл и свалить такую лошадь задача та еще. Есть легенда, когда на одинокого всадника северян напало пятьдесят грабителей. Они кидали во всадника и его лошадь ножи, посылали снаряды из пращи, пытались пронзить лошадь копьями и рубить мечом, но сами умирали от ударов наездника. После убийства тридцати разбойников всадник пал замертво. Всё же ему нанесли несколько смертельных ран, и он истёк кровью. И тогда лошадь устроила буйство. Она носилась среди оставшихся выживших и втаптывала их в землю. Ни один душегуб не ушел. Все были убиты. Один из последних, видя, что конь всё равно убьет его, вытянул свое копье вперед себя и стоял так, пока лошадь его не затопчет. Копье пропороло броню и вошло в тело. Коня нашли потом на дороге, он успел еще пройти несколько километров, пока окончательно не свалился замертво. Такие были лошади у северян — преданные и бесстрашные. Но самая страшная сила на поле боя — это элитная кавалерия. Она состояла из медведей. Эти умные животные сами по себе являлись оружием, ведь их когти рвали лошадей противника, а острые зубы могут перегрызть руку или голову. Единственной причиной, почему с такой кавалерией северяне еще не завоевали мир, было в малочисленности лошадей и медведей. Кавалерия составляла всего лишь процентов десять от общего числа их войск, а всадники на медведях и того меньше. Только у герцогов они были, и то не больше трёх десятков, ведь воспитание медведя и его наездника начинается почти с рождения. Всё же медведи — это дикие животные, которые привыкли жить на воле, а не подчиняться командам человека. Да и их стоимость и содержание не могли позволить себе обычные бароны. У племени Кёльте не было такого, что воевать могли исключительно мужчины. Нет, их армия состояла из мужчин и женщин. Женщины были практически всегда в стрелковых подразделениях. После появления арбалетов северяне предпочитали в основном их. Лишь они, да и тяжелые луки могли пробить их доспехи. Но для тяжелых луков требуется недюжинная сила, которой женщины редко обладают, поэтому лучников в армии немного, и предпочтения отдается арбалетам.

Арас Рубака. Воспоминание № 7.

Двадцать восьмой день осени.

Деревня Рейнах.

Лейн была обычной девушкой. Шестнадцать лет, ничем не примечательная и не запоминающаяся. Ее родители умерли когда ей было десять. Они были не богаты, других детей и родственников у них не было. Но ее не бросили. Их сосед Тапир был богатым по меркам крестьянина, и ему были нужны помощники для хозяйства. Он купил оставшееся имущество родителей Лейн и пообещал до восемнадцатилетия давать девушке еду и кров. Конечно не бесплатно, за работу.

С тех пор у Лейн началось новая жизнь. Примечательная лишь тем, что была черна от безысходности. Хотя такая жизнь наверняка была у многих несчастных. Подъем с рассветом, ухаживание за скотиной, потом приготовление завтрака для хозяина, мелкие поручения по дому, опять ухаживание за скотом, работа в поле. И так повторялось все снова каждый день. А вечером, усталая и выбившаяся из сил, уже после заката солнца ложилась она в амбаре и засыпала тяжким сном. В дом прислугу спать не пускали. На то, что все изменится после ее совершеннолетия, она не рассчитывала. Что может измениться? Станет только хуже. Свои обязательства Тапир выполнит и все. Она никому станет не нужна. Своего дома и земли у нее нет, очередь на замужество не выстраивается. Ее нельзя было назвать не красивой, но и на красавицу она не тянула. Про таких говорят «как все». А ее нищета отпугивала всех женихов почище злобной тещи. Так и жила и существовала она, без радости и надежд.

Годы шли. Из подростка она превратилась в девушку и стала ловить на себе взгляды мужчин. Но там была не любовь, а лишь обычная похоть. Особенно сальные взгляды и шутки бросал Вилгол — один из друзей Тапира. Однажды они как обычно напились и пьяный Вилгол выйдя из дома увидел Лейн. Подойдя к ней развязной походкой он дернул ее за руку, повел в один из сараев и стянул одежду. Она пыталась вырываться, кричать, но он лишь больно ударил ее по щеке и…Потом она все время пыталась отогнать из мыслей этот кошмар, то что случилось. Когда Вилгол сделал свое дело, он лишь надавил ей на шею и сказал, что если его семья узнает об этом, то он свернет ей шею, как цыпленку. Через несколько дней все повторилось снова. От отчаяния Лейн попыталась наложить на себя руки, но не смогла. Она не могла жить, но и умирать не хотела. Без того однообразные дни потекли как в калейдоскопе. Безрадостный день сменялся точно таким же, другим безрадостным днем. Серые и одинаковые будни, счет которым она потеряла. Казалось, она не жила, а просто механически выполняла свою работу день за днем. Тапир знал про нее и Вилгола. Тот сам как-то ему похвастался. Знал, но ничего не делал.