– Заполни это и отдай Лиззи. Она подойдёт через десять минут. Гм, – косо взглянув на настенные часы, прищурилась та, – время обеда уже закончилось. Где носит эту лентяйку?..

– А что потом, ну, когда я закончу? – подала голос я, приняв документ.

– А! – недовольно воскликнула мисс Винсент. – Никаких «ну», «эм», «типа», «короче» и других слов-паразитов! Ты должна говорить внятно, четко и уверенно. Речь хорошего журналиста проста, но в то же время красива. Это искусство.

Раскрыв широко веки от внезапного крика, сглатываю накопившуюся слюну, стараясь выглядеть стойко и непоколебимо, будто данное замечание не задело меня, хоть это и не так. Просто не люблю, когда на меня повышают голос.

– Хорошо, – согласилась я, привлекая внимание наставницы, – а когда я могу взяться за написание статьи?

Мисс Винсент сперва долго всматривается в мои черты лица, а потом, за все время нашего общения, впервые растягивает свои тонкие губы в подобие улыбки, негромко смеясь над… Чем? Не над моим ли вопросом? Если даже так, то, позвольте полюбопытствовать, что в нем такого уморительного?

Без каких-либо эмоций стою подобно человеку в очереди за глотком воды во время засухи и жду той секунды, когда женщина закончит наконец-то смеяться. Благо через пару мгновений она смаргивает скупую слезу и глубоко вздыхает, насмешливым оком сверля во мне сквозные дыры.

– Какая статья, милочка?

Растерянно моргаю, понимая, что дальнейший поворот разговора мне не по душе.

– Я не понимаю. Разве не для этого я здесь? Мистер Бенсон…

– Рэйчел, ты только стажёр. Твоя работа – быть ассистентом. Тебе ещё слишком рано садиться за статьи.

Волна возмущения захлестнула меня, отчего листки в руке чуть помялись, но ни я, ни женщина напротив не заметили того. Будто пощёчину дали, в реальный мир вернули и выпотрошили надежды. Я до сих пор с трудом воспринимаю сказанное, хватаясь, как за спасательный круг, за слова мистера Бенсона. Он обещал помочь мне выйти в ведущие новостей, но для этого нужно много работать, а как работать, если я всего-навсего какой-то стажёр? С ума сойти можно!

– Но речи, что я буду девушкой на побегушках вообще не было! – задыхаясь от обиды, хмурю ровные брови.

Мисс Винсент поджала губы в невидимую полосу и сделала шаг навстречу.

– Милочка, давай я тебе все объясню. По сути, ты ещё никто. У тебя нет образования, ты представления не имеешь как работать с информацией, как строить план и, собственно, как писать статьи. Это тебе не школьное сочинение – здесь свои правила и законы. Мистер Бенсон доступно объяснил мне, что ты числишься в нашей газете как стажёр. Уже потом, набравшись опыта, тебе предоставят возможность написать свою первую работу, и если редактор сочтёт написанную тобой статью достойной, ты будешь принята в штат. Понимаешь? Мы не можем сразу посадить тебя за ноутбук и дать задание. Ты неопытная. Второкурсница. Ну же, не дуйся, – щипнув за левую щеку, противно улюлюкает наставница, из-за чего я довольно резко убираю чужие руки со своего лица, не прекращая хмуриться. – Когда покончишь с досье, я проведу тебя к твоему рабочему месту и дам тебе твоё первое задание.

– Неужели картошку чистить? – усмехнулась я, прекрасно понимая, что обижаться не на что.

– Почти. Будешь работать с архивами. На прошлой неделе кто-то устроил бардак и не удосужился заново разложить документы по алфавиту. Но, думаю, ты справишься…

Боже, это сущий ад, честное слово!

Однако мисс Винсент абсолютно права, – я пока ещё никто, – никем незамеченная тень в мире материализованных мастеров слова. И право, чего ты, Рэйчел, ждала? Все на блюдечке? Не-а. Я должна работать над собой, влиться в коллектив и в суть самого процесса журналистской деятельности. К тому же, у стажёров график не так сильно забит, как у состоявшихся «летописцев»: будет время для учебы.

Смирившись со своим положением, я киваю наставнице и плюхаюсь на кожаный диван, наклонившись вперёд, к кофейному столу, заполняя каждую строчку информацией о себе.

Сегодня мой первый день на работе и я не должна ударить в грязь лицом. Все только начинается…

***

Я никогда ещё не уставала так физически. Моя шея и спина ноют с такой силой, точно я возила на себе трёх взрослых людей, которые то и дело лупили меня ногами по рёбрам. Сидеть на одном месте в течение дня – настоящая пытка, входящая в число таких наказаний, как электрический стул, четвертование или костёр. К слову, я лучше бы прыгнула в огонь, чем просидела бы восемь часов за тремя стопками толстых документов и накопленных материалов, в том числе старых вырезок из газет, журналов и справочников, не говоря уже о словарях. И зачем им все это? По-моему, такие вещи должны храниться на флешке или в рабочем компьютере  человека, а не на железных полках библиотеки.

С затёкшей шеей, в плохом расположении духа, я выхожу из салона такси и вежливо благодарю седовласого дедушку за спокойную поездку, захлопывая достаточно сильнее, чем бы хотелось, дверце, после чего, легонько, не совершая резких движений, ковыляю на невидимых костылях к знакомому крыльцу.

Сад, которым раньше занималась Реджина, поредел и издох: цветов не осталось, ибо стужа разделалась с ними, но остались скелеты кустов и рыхлая почва, разграниченная красивыми камушками. Более, чем уверена, весной двор семьи Фишер вновь расцвет, ведь так было всегда. Это, своего рода, частная, относящаяся лишь к семье Роуз, смена сезонов, только в этом случае двух: с зимы на лето.

Тщательно вытирая обувь о коврик на крыльце, я нажимаю на дверной звонок и, расслышав глухое и странное «открыто», всем весом наваливаюсь на ручку.

В доме пахнет духами Ро, бананами и ромом. Возможно, миссис Фишер что-то печёт вкусненькое, однако это дело второе, поскольку в данный момент я концентрируюсь на следующем… Со второго этажа, громко топая, спускается разодетая блондинка, которая, судя по выражению лица, чем-то очень недовольна. За ней по пятам, не затыкаясь ни на секунду, следует Реджина в домашнем спортивном костюме, яростно отчитывая дочь.

Что здесь происходит?

Перевожу растерянный взор на мистера Фишера, чей голос и пригласил меня войти, но тот лишь отмахивается, мол, не бери в голову. Тем не менее я не могу не обращать на происходящее внимания.

Роуз словно не замечает меня… Она, одетая в чёрные зауженные джинсы, кремовый пушистый свитер, обувается в кожаные сапоги, продолжая успешно игнорировать слова матери.

– Ты не можешь так поступить! Роуз! Смотри на меня, когда я с тобой разговариваю! – надрывая горло, краснеет от злости Реджина. Признаться честно, мне впервые приходится видеть женщину в таком состоянии…

– Роуз! Ты никуда не идёшь! – пытается схватить блондинку за локоть, однако та резко вырывается и закидывает на руку утеплённую кожаную куртку.

– Я тебе уже все сказала, мама! Хватит устраивать сцены, – фыркает Ро, чьи брови склонились к переносице так сильно, что мне сначала показалось, будто вместо глаз у неё коричневые полосы.

Блондинка приближается в мою сторону, явно не желая со мной болтать, спешит покинуть помещение, увы, её ждёт неудача.

Я не позволяю ей взяться за дверную ручку, перегородив своим телом путь. Наконец подруга поднимает свои глаза, в зрачках коих мелькает синее пламя ярости и раздражения, тем самым испугав меня до чертиков. Аж мурашки по телу пробежали. На меня будто смотрит не подруга детства, а злейший враг.

– Ты куда? – первое, что пришло в голову спросить.

Ро демонстративно громко фыркнула, вложив в это действие все своё негодование, предназначенное в первую очередь родителям, после выпрямляется.

– У меня есть дела, – делает шаг в сторону, а я за ней.

– Вообще-то мы договаривались посмотреть фильм, – наивно напоминаю я, сдерживая праведный гнев.

Почему бы и нет? Я тоже имею права свирепствовать, поскольку, несмотря на измотанность, я явилась к ней домой, дабы провести вечер вместе, но Фишер вдруг посылает меня к чертовой матери. Очень мило, нечего сказать.