Папа никому так не улыбался, поэтому и было интересно словить его на этом. Такая улыбка мелькала на его лице только в моем присутствии.
Теперь, вспомнив про эту давно забытую игру, я понимаю – что так было всегда.
Он действительно с самого начала знал, что в итоге у него останусь только я.
Внимательно смотрю на него.
Не могу поверить, что проклятие легло на него, когда ему было всего 22 года. Или, может, тогда, тысячу лет назад, в 22 выглядели совсем иначе? Или может папа умеет хорошо гримироваться? Или щетина придает возраста?
Да, все всегда говорили, что он выглядит моложе своих «35-ти», но
(..стейси видела его пару раз – красивый, молодой, дерзкий и стильный. в свои тридцать пять он выглядел не старше двадцати восьми и всегда был одет на молодежный манер..)
никто не давал ему меньше 30-ти.
Интересно, когда Тьма в моей крови остановит и мое взросление? Я на тот момент стану уже старше родного отца, или навсегда останусь хоть и немного, но младше его?
– Что ты хотела спросить? – напоминает папа, и я понимаю, что, обратив его внимание, просто замолчала.
– Я.. я никогда вам с мамой не говорила – признаюсь – но у меня с детства был.. такой.. воображаемый друг.
– Воображаемый друг? – кажется, он искренне удивляется.
– Ну.. не воображаемый – начинаю мять пальцы на руках – он.. он реальный. Ну, мне так казалось. Он разговаривал со мной, но больше его никто не мог слышать.. но рисунки на зеркале видеть могли.. он как-то связан с тем, что я гибрид? – умоляюще свожу брови к переносице – или это все-таки могло быть обычным воображением?
Я хочу знать, что хотя бы часть моей жизни была самой обычной.
Как у всех.
У многих были воображаемые друзья.
Не важно в каком возрасте.
Я хочу знать, что лучше пусть Кевин был воображаемым, чем порождением Тьмы.
– Наверное, это было просто воображение – кивает он, сказав то, что я и хотела услышать – такое бывает сплошь и рядом.
– Да.. – облегченно выдыхаю – я тоже подумала, что Кевин не мог быть реальным.
И тут папино лицо каменеет:
– Как ты сказала? Кевин?
– Ну.. да..
– Кевин еще что-то говорил?
– В каком плане?
– Что-то.. чего ты не могла знать? – папа становится таким серьезным, что я начинаю невольно паниковать.
– О чем ты? Я не понимаю.
– Воображаемые друзья говорят только то, что можешь знать ты. Так или иначе. У тебя были до его появления друзья с именами «Кевин»? Или просто ребята в садике?
– Нет.. не знаю.. – переживаю, едва уже не ломая пальцы – может быть.. наверное..
– Он говорил что-то, чего ты не могла знать?
– Сказки? – скорее спрашиваю, чем отвечаю – я не знаю.. но он рисовал.. я точно не рисовала и..
Но тут меня осеняет.
Как я могла забыть такое очевидное!
Конечно он говорил, чего я НИКАК не могла знать!
– Да.. – шепчу на выдоху и смотрю папе в глаза – он говорил пророчества.
– Пророчества? – озабоченно переспрашивает.
– Да. Но это было не всегда. Только в последнюю неделю перед.. этим всем. Он с точностью знал, что произойдет. Он предупредил меня о Нейте.. поэтому я успела сбежать с уроков и помочь ему. Он говорил, что отчим найдет их именно в этот день.. и когда именно привезет домой.. – тут мои глаза широко распахивается и я вскрикиваю – он знал! Знал о том, что случится!
– Подожди, о чем знал и..
– Знал! – перебиваю я, уже начиная кричать в возбуждении – он говорил, что мы некуда не переедем, как раньше говорил о Нейте! Он знал, что я всех их убью! Он предупреждал, но.. как-то непонятно.. – теперь меня уже начинает колотить дрожь осознания – почему он не мог сказать прямо!? Он мог это предотвратить!
На удивление – мое открытие отца нисколько не изумляет.
Скорее, немного озадачивает, но не больше.
Вздохнув, он кладет мне ладонь на плечо:
– Солнышко, боюсь он ничего не мог предотвратить. Духи не могут вмешиваться в предначертанный ход событий Мира Живых. Они могут намекать – но лишь абстрактно. И чем существеннее событие – тем менее очевидные намеки им дозволены. У него не было никакого шанса это остановить.
Теперь я понимаю, что папа говорить о Кевине, не как о воображаемом друге.
– «Духи не могут»? – хмурюсь – хочешь сказать, что Кевин – дух?
– Странно, что ты этого не поняла сразу, когда я тебе все рассказал.
– Что рассказал?
– Свою историю.
– Причем здесь твоя история? – начинаю путаться все больше – Кевин тоже проклятый?
– Нет. Он единственный из нашей семьи, кому повезло им не стать.
(..я просто делал то, что делал. я убил своего старшего брата. того самого, предшествующего мне ребенка. кевина. он и старше-то меня был всего на два года..)
– Кевин был моим старшим братом. И первой жертвой.
Глава 3
Гётеборг, Швеция
3 месяца спустя после Трагедии
Сложно сказать, что я почувствовала тогда.
Пожалуй, именно в тот момент я была очень близка к тому, чтобы понять Трумана Бёрбанка6. Я жила все свои 17 лет с полной уверенностью, что точно знаю, что и кто именно меня окружает.
А выяснилось, что я не знала совершенно ничего.
Я была словно в кучи декораций, принимая прожектор за солнце.
Моя бабушка, которая всегда представлялась мне чем-то абстрактным и далеко живущим (поэтому, как нам с братом объясняли, мы никогда к ней и не ездили) на деле была сильнейшей ведьмой, родоначальницей темной магии и помогала становлению македонской династии в Византии, а после родила от Вендиго.
Мой отец, которого я считала бизнесменом (пусть и, возможно, головорезом) – оказался сыном древнего злого духа, первородным вампиром и гибридом, из-за которого была организована знаменитая «Охота на Ведьм», а после умерла княжна Софья Палеолог.
Моя мать, оказывается, всегда об этом знала и делала вид, что все отлично. Всю свою жизнь она положила только на то, чтобы вернуть отца обратно. Мы с братом были для нее лишь предметом этой тонкой манипуляции, которая так и не свершилась.
Моя тетя оказалась вампиром, что теперь не может выходить в свет. Моя дядя заточен в железной бочке на дне океана уже более десяти веков.
Я, оказывается, потомок кучи различных монстров, а еще к тому же бессмертна и могу убивать людей пачками одним только своим криком.
А теперь выяснилось, что даже мой воображаемый-настоящий друг был частью этого порочного круга Тьмы, стянувшейся проклятием вокруг моей шеи еще в утробе матери.
Наверное, именно тогда весь мой старый мир – даже его осколки – окончательно рассыпались вдребезги. Я поняла, что никогда не была обычным ребенком. С самого своего рождения я всегда была не такой как все.
Монстром, уродом.
Девчонкой, что слышит своего покойного дядю и считает его другом из шкафа…
…я не нахожусь, что ответить.
Просто молчу.
И прокручиваю слова отца и вновь.
«Кевин был моим старшим братом. И первой жертвой».
После чего задаю вопрос, ответ на который является самым очевидным из всех:
– Значит, это и есть тот брат, которого ты загрыз?
На последнем слове я запинаюсь.
Загрыз.
Словно я говорю о собаке.
Волке.
Диком звере.
Разве может человек загрызть? А вампир?
– Да – невозмутимо сообщает папа – он самый.
– Тогда почему он мне помогал? Ты же его убил, он должен был злиться. Он наоборот должен был вредить, даже если вышел со мной на контакт.