Я молчу.

Да уж, какая теперь разница до маминых шрамов?

Если она мертва.

Шрамы мертвецов никого не тревожат.

– Тогда что ты хочешь мне сказать?

Что могло быть страшнее смерти людей? Какая тайна была жутче этого? Ведь именно так мама ее преподносила Питеру.

– Я.. я должен тебе сказать, что я не совсем человек.

А кто он?

Тупо моргаю глазами.

Убийца? Монстр? Или наоборот спаситель? Герой?

Что он имеет ввиду, говоря, что он не человек?

– Понимаю, это сложно принять..

– Да нет – апатично возражаю я, все еще не слишком-то красочно видя этот мир – легко. Потому что я не понимаю, о чем ты.

Папа вздыхает и во всем его лице я вижу нетерпение.

Легкое раздражение.

Ему не нравится об этом говорить – чем бы оно ни было – а тут еще я.

Такая непонимающая.

Так его никто и не просит говорить.

Мне уже давно все равно на тайны. На секреты. Пусть он просто оставит меня в покое.

Но папа, вновь встретившись со мной взглядом, настойчиво продолжает, словно силясь выгравировать каждое свое слово у меня в мозгу:

– Джи, я не человек. Но когда-то им был. Это было очень давно. Я родился в 932 году.

– 1932?

Надо же.

Это вроде слишком давно. Тогда ему должно быть не 35 лет. Странно, что это меня совершенно не удивляет.

Мне вроде как вообще плевать.

Это такая ерунда по сравнению с тем, что мои родные мертвы.

– Нет, солнышко – он кладет мне ладонь на плечо и чуть сильнее сжимает, словно заставляя прийти в чувства – не в 1932, а в 932 году. Я родился в Византии. При правлении Константи́на VII Багряноро́дного2.

– Ясно – бормочу.

Он недовольно вздыхает:

– Ты понимаешь, что это значит, принцесса?

– Ага. Что ты жил в Византии.

– Тебя это не удивляет?

– Меня удивляет, что вся моя семья погибла, не получив никаких для того смертельных ран – и спрашиваю уже раз тысячный за все время после катастрофы – как так могло произойти?

И тогда папа продолжает мне рассказывать, не задавая наводящих вопросов – поняв, что толком формулировать их я все равно пока не могу.

– Ладно, давай ты тогда просто меня выслушаешь, годится? Я расскажу тебе одну сказку, как в детстве. А ты внимательно ее послушаешь. Смотри, солнышко, я родился в 932 году, в Византии. И – нервный смешок – все бы ничего, если бы на дворе не стоял наш год, да? Понимаешь, моя мать.. она.. она с самого начала была не вполне в себе. Она была ведьмой, и этого не скрывала. До охоты на ведьм было еще более пятисот лет, а тогда колдовство считалось.. чем-то вроде медицины сейчас. Чем-то, что может помочь. Она была самой сильной ведьмой в Византии. По сути – родоначальницей именно темной магии. И пока она была в своем рассудке – то помогала исключительно императорам. Насколько я знаю – безучастно жмет плечам – она была беспринципной. С равной легкостью могла как заговорить от болезни, так и заговорить на смерть. Ей было плевать, главное чтобы они платили. Мне рассказывали, что именно с ее помощью в Византии пришла к власти македонская династия. Она оказала им одну очень большую услугу, и в результате под их правлением Византии было обеспечено 150 лет могущества и процветания3, закрепивших их положение у власти, а матери было отдано достаточно золота, чтобы никогда не беспокоиться о быте. Простым людям она стала помогать, только когда крыша у нее поехала достаточно, чтобы император отказался иметь с ней дела́. И то делала она это просто от удовольствия – так как нужды в золоте после столь длительного сотрудничества с правящей династией у нас никогда не было. И честно говоря – больше она вредила, чем помогала. Ей могли заказать смерть на торговца, а она приговаривала к кончине всех детей самой заказчицы. Ей казалось это забавным и она не скрывала этого. Именно поэтому вскоре всем стало известно о ее сумасшествии и даже простолюдины перестали к ней ходить.

– У матери было много мужчин. И столько же детей. Я не знаю их историй наверняка, но знаю только, что после рождения шестого ребенка – моего единоутробного брата – мама окончательно сошла с ума. Как бы сказать, она и до этого была с прибабахом. И с каждыми последующими родами все хуже и хуже. Казалось бы – хорош, пора тогда остановиться? Но нет. Даже когда из-за ее задвигов ее поперли с императорского двора – она все равно продолжила рожать. Она и замужем-то ни разу не была. Мы понятия не имеем, у кого какой отец. Ну.. кроме меня, естественно. И вот после шестого ребенка, моего брата Кевина, у матери окончательно снесло крышу. Как рассказывала мне одна из моих старших сестер – Эльма – мать стала не просто сумасшедшей, а по-настоящему одержимой. Встречается это, в общем-то часто. В этом нет ничего страшного. Только если человек при этом не имеет тесной связи с Миром Мертвых.

– А моя мать только с ним и работала. Македонская династия, войны, выигранные со смехотворными потерями с нашей стороны, растущее влияние, расширении территории, заговоры, порчи, смерти, или наоборот выздоровление императора, когда тот уже одной ногой стоял в могиле.. Все это проводилось ритуалами посредством Мира Мертвых. Темная магия. Опасная штука. Но этого никто не знал – ведь моя мать была первой, кто открыл этот ящик Пандоры. Никто подумать не мог, насколько может стать опасной женщина, что имеет связь со Тьмой и вдруг сходит с ума.

Папа раздраженно взмахивает руками, как бы говоря «этого следовало ждать, черт возьми»:

– В какой-то момент ей стало недостаточно быть просто посредницей с Тьмой. Она захотела забрать материальную ее частицу себе. В мир живых.

Она позарилась на запретное и понесла наказание.

– Она вызвала дух Вендиго, сильнейший темный дух, с которым бы даже сейчас, по прошествии тысячелетия, не рискнул бы связаться не один самый сильный и древний шаман. Это истинная Тьма, обретшая оболочку. Необузданная и неконтролируемая. А мать не просто его вызвала. Она с помощью ритуала смогла зачать и выносить от него дитя. Ту самую материальную частицу, которую так жаждала в своем безумии.

Папа замолкает.

Видно, что в нем борются долг и ненависть.

Он собирается рассказать какую-то часть своей истории, которую сам же страшно ненавидит. Его желваки начинают играть, кулаки сжимаются, ноздри дрожат.

В итоге, шумно выдохнув, он сообщает с максимально бесстрастным непроницаемым лицом:

– Я стал результатом этого союза. Но только вот моя мать все равно не получила, чего хотела. Ведь я был рожден ребёнком Тьмы. Ребёнком Смерти. Куда мне и была уготована дорога с самого рождения. Мне не было места в мире живых.

Все, что давало людям жизнь – меня отравляло.

Даже воздух.

Медленно, но неотвратимо. Это и было ее наказание. Получить то, что желал больше всего – чтобы после наблюдать его потерю.

– Это свело бы с ума любого. Даже того, кто изначально был в своем рассудке. Но мать не собиралась сдаваться. Наверное, это и определяло степень ее безумия. Никто другой в своем уме не стал бы делать того, на что подобилась она. С самого моего рождения мать проводила кучу ритуалов, жертвоприношений, давала мне множество отваров – но все это лишь немного замедляло процесс.

Жертвы были огромными.

А результат просто смехотворным.

Было очевидно, что еще немного – и вскоре не остаётся ничего, что сможет мне помочь даже у моей матери.

Она сходила с ума. Она, и так уже давно свихнувшаяся сильная ведьма – познала новые грани отчаяния. У нее была сила и не осталось совершенно никаких границ. Рамок. Понимания. И здравого смысла.