– Мне было 22, когда это случилось. Возраст вечности4 – он усмехается – как иронично. Я слег. Я умирал .И всем было очевидно, что теперь уже окончательно. Ее отвары больше не позволяли мне даже вставать с постели. Ее жертвоприношения – животные или человеческие – больше не даровали мне возможности дышать глубже. Ребенок Смерти наконец-то отправлялся в свое далекое путешествие. Но моя мать не могла принять этого, как данность. Как свое наказание. Она вышла против Тьмы и пошла на крайние меры, решив оставить меня в Мире Живых хитростью. Она перестала полагаться на заклятия, что черпали силу из милости Мрака.. и перешла к изобретению проклятия, что основывались на его гневе.

Мать и так прогневила Тьму, родив меня от Вендиго. А после она утроила этот гнев силой проклятия и направила на меня. Что может быть сильнее, чем гнев Тьмы?

– Она прокляла меня даром бессмертия, который вынуждал свою жертву страдать вечность без милосердного права на смерть. Наблюдать, как умирает каждый, кто ему дорог. Вынуждать выживать за счёт человеческих жертв. Вынуждал стать монстром без права на гибель. Проклятие, способное в мгновение уничтожить свою жертву, но не позволяющей ей быть уничтоженной.

Но моей сумасшедшей матери даже это казалось лучшей участью, чем потерять меня.

Она видела проклятие благословением, раз благодаря нему она смогла оставить меня подле себя.

Она действительно смогла.

Я встал на ноги. Мне не требовалось помощи, чтобы ходить. Я словно перестал гнить изнутри. Я больше не умирал. Я в принципе больше не мог умереть.

Так я стал первым вампиром на планете.

Первородным.

Это было проклятие, единственное позволявшее мне выжить. Вампиры никогда не были отдельным родом. Это никогда не был дар. Это не была ветвь эволюции. Нет.

Это было проклятие, посланное на меня гневом Тьмы.

Тьма не давала сил, а лишь обрекала на страдания – и лишь опытная верховная жрица могла извлечь из этого пользу. Так сказать, вычленить из этого примера необходимое слагаемое.

Как моя мать со мной.

Это проклятие стало бременем. Но она сделала так, что вопреки всему и вся, оно спасло меня. Проклятие, нацеленное на страдание, послужило отчасти во благо.

Не в состоянии получить ее силы себе на пользу, она спровоцировала их во вред, а после сама ввернула, куда надо.

Она рискнула обмануть Тьму.

И жестоко за это поплатилась.

Первая расплата настигла нашу семью довольно скоро.

– Став монстром – я стал опасен для своих братьев и сестёр. Жажда крови не была чем-то, что можно было контролировать. Обуздать. Игнорировать – жестокий смешок – это проклятие, а не чертовы выборы. Ты ничего не можешь с этим сделать. Ты не можешь этому противостоять. Черт, ты даже не можешь это прекратить, потому что и убить себя не можешь! Себя нет.

Папа жмет плечами:

– Но вот своего старшего брата я убил. Это было случайно. Наверное. Мы дурачились, дубасили друг друга палками. А в следующую секунду я уже прокусил ему шею. Эльма увидела это и завизжала. А мне было плевать. Я просто делал то, что делал. Я убил своего старшего брата. Того самого, предшествующего мне ребенка. Кевина. Он и старше-то меня был всего на два года.

Думаю, если бы мать не была к тому моменту уже наглухо безумной, она бы с самого начала поняла, что так будет. Что-то бы сделала. Ведь она знала, чем чревато это проклятие. По крайней мере, ей следовало меня изгнать, когда это уже произошло. Это было бы правильно. Но заместа этого она испоганила жизнь им всем.

Она «подарила» бессмертие всем моим братьям и сестрам. Она прокляла их, хотя они в этом не нуждались. Они были здоровы. Они были людьми. Живыми людьми в мире живых.

Им это было не нужно.

Но безумцы не способны отличать одно от другого. Как и отвечать за свои поступки. Ведь поэтому они и безумны.

Сделают – и не смотрят на последствия.

А их было достаточно. И речь шла не только о крови.

Проклятый человек, ставший полноправной собственностью Тьмы, мог обитать только во Тьме, которой всецело и принадлежал. Собственность, не имеющая права выбора и свободы. Монстры, порожденные этим проклятием, не могли больше жить во свете.

Все мои братья и сестры.

Все. Кроме меня.

Поскольку я был порождением Тьмы не только по проклятию, но ранее и по крови, рожденный сыном Вендиго – то оставался не только пленником, но и ее ребёнком.

А значит мог выходить из Тьмы, что отпускала меня в мир света, точно снисходительный родитель любопытное дитя.

– Так я стал первым гибридом5. Порождением Тьмы, которое способно взаимодействовать со Светом. Монстром, способным жить в мире Благоденствия. Покаянным рабом, который является сыном Повелителя. Я стал не просто проклятым.

Я сам стал проклятием для Тьмы.

Фатальной ошибкой, которая смогла уцелеть. Существом, наделенным разрушительной силой Мертвых и свободой Живых. Монстром, которого ранее еще не видел мир.

Как только мать осознала причину моей неуязвимости от некоторых последствий проклятия – она обратила мою силу на защиту сестёр и братьев. Она сделала кулоны с моей кровью и, заговорив их, повесила на каждого.

Моя кровь стала их оберегом. Защитой. Обманкой. Пока эти кулоны были с ними – они тоже могли выходить в свет.

Но за это она дорого поплатилась.

Тьма не прощает ошибок.

А тем более она не терпит быть обманутой.

Тьма наказала мать ее же собственным способом. Обернула ее силу против нее самой.

Мои братья и сестры не смогли сдерживаться под влиянием проклятия. Они сошли с ума, счев себя не проклятыми, а Великими. Тщеславие заставило позабыть их об осторожности. Получив доступ к свету – они стали нападать на всех без разбору. По потребности и даже без нее. Просто от жестокости, от забавы или по какой-то другой причине. Кого-то они съедали, движимые жаждой крови, но многих из тех, кто были растерзаны «по забаве» – оставляли подыхать самих с их фатальными ранами..

Тогда мы ещё не знали, что проклятие способно передаваться, точно опасная зараза.

Тогда мы еще не знали, насколько мстительной может быть обманутая Тьма.

Не все их тех бедняг, кого они не приканчивали сразу – умирали. Подавляющее большинство, конечно, подыхало в муках трансформации. Но были и некоторые, что оказывались достаточно сильны и выдерживали проникновение Тьмы в их оболочку, кровь и разум.

Они становились проклятыми, но, в отличии от нас, совершенно не понимали, что с ними происходит. А когда жажда настигала их – бросались и терзали всех подряд.

Так вампиров становилось все больше и больше.

Вначале, принимаемые за диких зверей, они вскоре стали обнаруживаемыми. Местные очень быстро поняли, что на людей нападают люди. Что их бывшие соседи становятся кровожадными тварями явно не из этого мира. Они видели клыки и черные белки глаз во время одержимости. Видели когти и тьму, разливающуюся под их венами.

Они видели, как всадив в них вилы – те истекали не кровью, а черной жижей. И не умирали.

А вытаскивали вилы и закалывали ими их же самих.

Проклятие уже было невозможно сдержать. И вскоре слухи о кровожадных тварях дошли до императора. Естественно, тот знал только одного человека, кто мог бы обратить живое существо в создание Тьмы.

И мать наконец заплатила свою цену.

Которой стала смерть.

Мучительная и беспощадная. Ее забрали и повесили на главной площади, прямо перед императорским дворцом. Воронам позволили заживо жрать ее тело.