Девочки всё ещё кивают. Я не уверен, что они поняли.

Я тянусь к руке Авроры назад и прижимаю её к своему плечу. — Я знаю, что никто и никогда не заменит вам маму. Я знаю это. Но… — Я даже не знаю, как правильно это сформулировать, когда всё ещё много неопределённости: — Я хочу быть с ней так же, как я был с вашей мамой.

Клара качает головой. — Она собирается стать королевой?

— Jaaaaaa, — шипит Фрея. — Королева богинь.

Я смеюсь. — Это то, на что я надеюсь. — И это всё, что я могу сказать, потому что это всё, на что я надеюсь.

— Она собирается жить во дворце вечно? — спрашивает Клара.

— Я тоже на это надеюсь.

— Она всё ещё будет нашей няней? — спрашивает Фрея.

Я оглядываюсь через плечо на Аврору, брови приподняты. Небольшая помощь?

Аврора наклоняется вперёд, улыбаясь. — Я всегда буду вашей няней. Но я также буду чем-то большим. Помнишь, ты спрашивала, есть ли у меня парень? Сейчас им является твой отец. И я люблю его чертовски сильно.

— Но ты всё равно будешь жить с нами, — говорит Клара.

— Я никуда не уеду. На самом деле, это может означать, что я буду жить с вами всегда.

— Подожди, — говорит Фрея, сморщив нос. — Значит ли это, что вы будете целовать друг друга?

Я ухмыляюсь и протягиваю руку, чтобы потрепать её светлые волосы. — Мы постараемся не делать этого при вас.

Она с отвращением высовывает язык.

— Но послушай, — продолжаю я. — Есть ещё одна вещь. Вы можете услышать об этом от других людей, поэтому мы хотели сначала рассказать вам.

— Когда я была молодой, — объясняет Аврора, — старше вас, но всё ещё молодой, у меня было много неприятностей.

— Это было потому, что твой отец умер? — спрашивает Клара.

— И да, и нет. Это потому, что в моей жизни не было много любви, не то что у вас двоих. Я делала плохие вещи. Я крала вещи.

— Игрушки? — Фрейя уже выглядит так, как будто она планирует свой следующий шаг в магазине игрушек.

— Ну, типа того. В общем, я была плохой, и это было неправильно, но я также была больна в то время. Так что меня посадили в тюрьму на ночь или две, чтобы преподать урок.

Обе девочки ахают.

— И, — продолжает она, — я усвоила урок. Я больше никогда этого не делала. Я просто хотела рассказать вам, чтобы вы знали правду.

— Она не всегда была идеальной, — добавляю я, на что Аврора смеётся.

— Нет, я не была идеальной, и я всё ещё не идеальна, и это нормально. Я совершала ошибки и училась на них, как и все. Но мы хотели рассказать вам, потому что люди могут говорить об этом.

— Хорошо, — просто сказала Клара. — Теперь мы можем вернуться к нашим играм?

Черт, как бы я хотел, чтобы взрослые были такими же простыми, как дети, когда дело касается осуждения и прощения.

Что-то подсказывает мне, что нас ждут неприятности, когда мы приземлимся.

Я могу только надеяться, что после того, как мы расскажем девочкам правду, нам будет меньше что скрывать. Я знаю, что люди будут безжалостны, и я знаю, что наша любовь одновременно хрупкая, новая и сильная, но после событий прошлой ночи я всё ещё сомневаюсь, что Аврора на 100 % на борту.

Но это риск, как она и сказала. Я должен рискнуть с Никласом, рискнуть с прессой и рискнуть, что её сердце всё ещё моё, что она не бросится бежать, когда станет трудно.

Хотя, я знаю, даже если она сбежит, я не перестану бежать за ней.

Эта женщина — моя королева.

И у неё уже есть моя любовь в качестве короны.

А В Р О Р А

Я была права.

Мы приземлились прямо в дерьмо.

Как бы я ни была готова к этому, я была недостаточно готова, потому что как только мы вышли из самолёта на частной взлётно-посадочной полосе, нас атаковала пресса. Мне в лицо светили лампочки, я прикрывалась своей сумочкой и рукой Акселя, в общем, всё, как у знаменитостей.

Тем временем они кричали на меня.

— Почему вы солгали?

— Вы были соучастницей убийства?

— Вас уволят из королевской семьи?

Единственным способом заставить их отступить было то, что королевские слуги начали отталкивать их назад, в то время как я подняла Фрею и Клару на руки (Боже, они тяжелее, чем Снаф-снаф).

К счастью, когда мы оказались в машине, Клара и Фрея не выглядели травмированными. Думаю, им понравилось внимание.

Я, с другой стороны…

Но пресса и засада — это не то, о чём я больше всего беспокоилась.

Нет, это было переступить порог дворца.

Увидеть всех.

Увидеть на их лицах, как изменилось их мнение обо мне.

— Мне очень жаль, что тебе пришлось пройти через это, — говорит Аксель рядом со мной, берет мою руку и поворачивает её, чтобы поцеловать мою ладонь.

— Всё в порядке, — говорю я ему, пытаясь улыбнуться, стараясь сохранить бодрость духа. В воздухе он казался более оптимистичным, чем я, и я не могла сказать, маска это или нет. Честно говоря, я не знаю, как он собирается справиться с Никласом, но я думаю, это одно дело за другим.

Одна ужасная вещь за раз.

Мы въезжаем в ворота дворца, но вместо того, чтобы почувствовать облегчение от того, что я дома, я на взводе. Обычно в это время все переезжают в датский летний дворец, но поскольку мы уехали, то отложили это до следующей недели.

Я бы не возражала против переезда в другое место. Переехать в другой дворец. Начать всё с чистого листа.

Но в том-то и дело со вторыми шансами. Если ты не уложишь первый шанс, он будет преследовать тебя по пятам.

Аксель держит меня за руку, когда мы выходим из машины и направляемся в дом, и это уже вызывает недоумение, особенно когда мы сталкиваемся с Хенриком в фойе.

— Как прошло путешествие? — спрашивает Хенрик, улыбаясь, но осторожно. Он даже не смотрит мне в глаза.

— Всё было хорошо до самого конца, — говорит Аксель, увлекая меня за собой по коридору. — Кстати, Хенрик, я хочу, чтобы весь персонал собрался в гостиной, сейчас же.

— Как пожелаете, сэр, — говорит он настороженно, прежде чем скрыться, направившись в одну комнату, но потом передумал и побежал в другую. Держу пари, он думает, что их всех уволят.

Клара и Фрея следуют за нами, и Аксель говорит им пойти и проверить Снаф-снафа, что они с радостью и делают.

Затем Аксель ведёт меня в гостиную, усаживает на диван и направляется прямо к шкафу со спиртным, достаёт бутылку портвейна, которую, как я знала, он берег, и два стакана.

Затем он возвращается ко мне со штопором, даёт мне стаканы, чтобы я держала их, и приступает к открытию.

— Ты в порядке? — спрашиваю я.

— Я в порядке, — говорит он, вытаскивая пробку почти до конца и вытаскивая остаток зубами. — Лучше, чем когда-либо.

Я хмурюсь, моя рука начинает дрожать, когда он наливает в бокал большую порцию портвейна. Несмотря на его бешеные манеры, его руки тверды. Они всегда тверды. Он — моя опора.

Он наливает свой бокал, затем прижимает край своего бокала к моему, и хрустальный звон разносится по комнате. — За то, чтобы правда освободила нас, — говорит он, глядя мне прямо в глаза, пока мы оба делаем глоток.

Кто-то прочищает горло в другом конце комнаты, и мы поворачиваемся, чтобы увидеть персонал, собравшийся у дверей.

— Заходите все, — говорит Аксель, махая им рукой. — Не стесняйтесь. Вы не в беде. Это мы здесь в беде.

Все они обмениваются взглядами, а затем подходят. Единственная, кто не стесняется, это Майя, потому что она член семьи, и, конечно, чёртов Никлас, который думает, что его не могут уволить.

Они собираются в центре у камина: Майя, Никлас, Агнес, Карла, Хенрик и ещё несколько человек, руки сцеплены у середины, взгляд настороженный. Не хватает только Йохана, но он забрал нас из аэропорта раньше.

— Я уверен, что вы все хотите поговорить о том, о чём сегодня писали в таблоидах. И мы к этому вернёмся, — говорит Аксель, делая глоток портвейна. Я делаю то же самое, наблюдая за Никласом, пытаясь понять, не извивается ли он. Конечно же, нет.