Присутствие.

Межпланетный челнок тихо летел в космическом пространстве, неся немногочисленных пассажиров к планете, ставшей обителью врагов всего Человечества. В челноке было тихо — но никто не спал, как это обычно бывает. Глаза каждого Рыцаря смотрели на пустоту за иллюминатором, и каждый Рыцарь думал об одном и том же.

Почему пал Эмингон?

Неужели Атексетам удалось пробить оборону бастиона Человечества?

Значит ли это, что война закончится ещё не скоро?

— Гидеон, — сказала Гвен тихо своему соседу — чтобы никто другой не услышал. — Каковы наши шансы?

— Если объективно — победа имеет класс вероятности А. Помешать может только непредвиденный случай, — ответил Рыцарь с длинными волосами, не отрывая взгляд от немигающих звёзд в чёрном пространстве.

— А субъективно? — спросила Гвен. Так и не дождавшись ответа, она сказала: — Только не дай никому из наших погибнуть. В том числе себе.

За весь остальной полёт в челноке больше не прозвучало ни слова. Любая фраза, приходящая в голову, лишь порождала лишние сомнения — а это неэффективно. И это понимали все.

Железные Рыцари со всех граней собрались за круглым столом на станции Эмингон-1; взгляды их были устремлены к стройной фигуре в белом костюме, сжимающей тонкими пальцами набалдашник чёрной трости. Но кое-что отличало нынешнее собрание от обычных: в углу зала на незаметном чёрном стуле сидел легендарный ученик самого капитана Алери — Лориан Северис. Рыцари не смотрели на него, но знали: он там, он наблюдает, он в первый раз видит всё это — и втайне они надеялись, что его присутствие они до конца собрания не заметят.

Франц отвёл взгляд от часов на стене и осмотрел присутствующих. Затем он начал говорить.

Речь его звучала необычно. Пусть он и говорил привычными меткими фразами, но было в его голосе что-то еще, нечто такое, что каждый здесь чувствовал, но понимал только один. И главное, что отличало его одного от остальных тридцати — вместо холодных синих глаз его взгляд пристально разглядывал обычно спокойные пальцы, нервно постукивающие по набалдашнику трости.

— Этот бой — всего лишь один из сотен, которые ещё предстоят вам, — сказал Франц, сдвинув брови. — Все мысли, снижающие вашу эффективность, уничтожьте запретом. Ваша воля — ваше главное оружие, и пусть всё то, что силится её сломить, разобьётся о ваше мастерство. Lisotelis vitear…

— Mansotelis nevor!

«Поражение Эмингона-четыре — неподготовленность. Мы подготовлены — мы победим. Запрет установлен».

«Потребовались Рыцари — возникла серьёзная угроза — возможность поражения. Рыцари требовались раньше — ни одного поражения — класс вероятности поражения Е. Запрет установлен».

Заблокировав запретами все мешающие работать мысли, Персиваль сосредоточился. Мысли исчезали одна за другой, оставляя в сознании лишь то, что видели глаза, слышали уши и ощущала кожа. Привычным усилием воли Персиваль пробудил эмоции — то, что поведёт его в бой, то, что роторным огнём раскрошит вражескую атаку и повернёт вспять армию, решившую, что способна соперничать с Железными Рыцарями.

"Звезда-крошечка, свети, знать хотел бы, кто же ты…"

Голова закружилась от ощущения тонкой иглы, пронизывающей затылок — Истребитель вошёл в контакт, сообщая Персивалю: бой начался. И тридцать серебристых сфер, окружённых аурой из тысяч боевых дронов, отправились побеждать в очередном славном сражении против уродливых угловатых машин.

— Эр-минус, наблюдаю приближение врага, — прозвучало в эфире.

Туча поблёскивающих на солнце дронов надвигалась со стороны Левена, и Персиваль уже мог разглядеть каждого. Персиваль видел их, но вместе с этим — и гордое построение своих соратников, уже подготовивших роторные пушки. Кровь стучала в ушах, руки напряглись и охладели, но на лице была каменная улыбка — улыбка, которую не видела ни единая живая душа. Персиваль приготовился тормозить, чтобы принять бой. И тут…

Персиваль почувствовал лёгкий приступ дежавю — будто он видел уже где-то, что дроны избегают его, выстроившись широким пузырём вокруг Истребителя. И этот странный серебристый дрон, похожий на грубую пародию идеальной сверкающей сферы…

— Алери, понижение эффективности, — прозвучало в эфире.

Персиваль был готов выстрелить — но не стрелял. Дроны вокруг него могли в любой момент начать огонь, но почему-то тоже молчали, словно выжидая. Серебристый дрон мерцал тонкими синими огнями, покачиваясь из стороны в сторону, и Персиваль вдруг вспомнил, когда в последний раз видел подобную картину…

— Алери, предлагаю поддержку, — прозвучал в эфире голос с оттенком обеспокоенности.

— Непредвиденная ситуация, — ответил всем голос Персиваля. — Все х… Не сбавл… Запр…

— Алери, приём? Как слышно, Алери? — голос Борса выдержал паузу, после чего, дрогнув, продолжил: — Сигнал капитана Алери потерян. Перестраиваемся по протоколу потери бойца…

На станции Эмингон-1 Франц сломал в пальцах ручку.

— Твои чувства — это ты, — голос Персиваля был сух, но пробирал до дрожи. — Твои желания — это ты. Примешь это как данность — со временем поймёшь, почему это так. Нет никакого разума, как нет и победы над чувствами, в том числе и над страхом. Есть просто желание поступать ради будущего, а не в угоду настоящему, и желание это сильнее чувств. Научись возбуждать его, войди с ним в резонанс и пойми — даже за решением тренировать подобное возбуждение стоит другое твоё желание: желание быть сильнее…

Его нет. Персиваль Алери, лучший из Железных Рыцарей, пал жертвой Атексетов.

— Главный враг твоей воли — твои же бессознательные процессы. Нет ничего страшнее в ответственный момент, чем лишняя мысль, сбившая с толку. Но нет лучше оружия против бессознательного, играющего на шаг впереди сознания, чем само же бессознательное, воспитанное рефлекторно возвращать мысль в необходимое русло. Запреты, Лориан — наше оружие против нежелательных мыслей. Да, сознание медлительно — но его сила в том, что оно может предсказывать, и предсказывать точно. Предскажи нежелательную мысль, выяви те, что к ней ведут, и воспитай в себе ассоциацию к каждой. Пусть она окажется сильнее и быстрее нежелательной мысли — и тогда сознание победит.

Лориан смотрел в космическую пустоту из ничем не освещённого зала, не моргая. Пальцы его исступлённо сжимали волосы, спадающие на глаза.

— Каждая мысль — это эмоция, впечатление. Они могут порождать друг друга, влиять на тебя, на твои действия, настроение. Важно знать, каким ты нужен делу в каждый момент — весёлым ли, встревоженным, должно ли твоё сердце биться в пылу азарта, или кровь должна быть холодна, как лёд. Искусство призывать и удерживать настроение, изменяя его по зову воли — одно из важнейших качеств Железного Рыцаря. Всегда следи за тем, какая мысль твоя наилучшим образом создаёт нужное настроение, и следи, когда её сила начинает иссякать: каждый боец должен иметь подобный арсенал, ибо не тратит он места и заряда не просит.

Каждый вдох давался с трудом, словно чем-то перехватило горло — через некоторое время Лориан понял, что выдыхать с тихим звуком намного легче. Сердце колотилось неровно и быстро — казалось, вот-вот остановится, тем более, время от времени оно отзывалось сильной болью. Зубы стучали быстро и неконтролируемо, издавая стоящий в ушах противный звук.

Лориан потерял счёт времени. Сколько прошло с того, как закрылась дверь за последним Железным Рыцарем, покидающим зал после непродолжительного собрания? Минута? Десяток? Три часа?

Персиваль казался абсолютом. Каждое его слово было неоспоримым, каждое действие — оптимальным, и статная плечистая фигура выделялась среди всех Рыцарей ещё большей уверенностью всех его движений, каждое из которых — возведённое до идеала представление о рациональности. И тут Персиваль, Персиваль Алери, глава ордена Железных Рыцарей — погиб, уничтожен без останков, сгорел в атмосфере чужой планеты вместе с символом собственной неуязвимости…