«Вас тревожит этот шрам? В чем это появляется?»

Анатолий помотал головой, опровергая мои предположения, и глухо пробормотал:

«Я не знаю, доктор. Я не помню, откуда у меня этот шрам.»

Наш полудиалог имел оттенки полного неадеквата, поскольку странный тип убрал распухшую руку в карман и, соскочив со стола, покинул мой кабинет. Спустя пару минут я отчетливо расслышал глухой удар, и в щели моего кабинета поползла удушливая сладковатая вонь. Распахнув дверь, я натолкнулся на моего недавнего посетителя, вольготно расположившегося в тесном коридоре. Его внушительная раздутая туша странным образом осела и теперь источала миазмы, грозившие неизбежным уничтожением всего сущего. Я, сдерживая рвотные позывы, наклонился над Анатолием и с суеверным ужасом увидел, что тот мертв. Его пухлые руки безвольно вытянулись вдоль тела, а сдувшаяся рожа выражала крайнюю степень безразличия.

Мне казалось, что феерическая вонь накрыла завод вместе с крышей, и сейчас сюда сбегутся все, кто умеет бегать, однако спустя полчаса по моему вызову приехала только команда медиков и погрузила тело в машину, не задав мне ни одного вопроса. Я собирался излагать обстоятельства так, как они мне запомнилась, подписывать бумаги и отвечать на вопросы, однако ничего этого мне не пригодилось. Команда уехала, оставив меня проветривать помещение. Распахнув окна, я вышел на улицу и с наслаждением втянул относительно свежий воздух.

«Что тут произошло? — прозвучал рядом Гошкин голос, заставивший меня вздрогнуть от неожиданности. — я видел, как отъезжала машина»

Я рассказал ему в двух словах о визите Анатолия и неожиданно понял, что именно напомнила мне источаемая Анатолием вонь. Это был запах тления, такой, какой обычно бывает у разложившихся останков. Грузчик не мог так стремительно разложиться, будучи живым всего пару минут назад, такое происходит значительно позже и все, что произошло сейчас в моем кабинете рождало во мне суеверный страх.

«Я мало с ним общался, — тихо отозвался Гошка на мои расспросы о несчастном сотруднике, — он всегда выглядел огромным, а в последнее время его просто невероятно разнесло. Пару недель назад я видел в нем только человека, который не следил за собой, и он вызывал во мне жалостливое снисхождение, но дня три назад я вдруг подумал, что у него явные проблемы со здоровьем. Впрочем, так и оказалось. Почему он умер, Гурий?»

О причинах смерти, как я надеялся, нам расскажут специалисты, проведя необходимые процедуры, но прошел день, потом неделя, а с анатомички не раздалось ни звука. Все напоминало откровенный сюр, разбираться в котором у меня не оставалось желания. Меня самого затягивало это болото вселенского равнодушия, и я, обычно будучи человеком довольно сострадательным, просто выкинул событие из головы.

Глава 30.

Наша размеренная производственная жизнь больше не выбивалась за привычные рамки, в которых каждый новый день с точностью до жеста напоминал предыдущий. По выходным Гошка таскал меня культурно обогащаться, правда теперь в его интонации звучало значительно меньше восторгов и придыханий.

«Что за херня привлекает людей? — грубовато сокрушался он, рассматривая горожан, — неужели сидеть в куче мусора настолько почетно?»

Последнее высказывание относилось к городским пейзажам, за последние недели претерпевших значительные перемены. Некогда чистый ухоженный город тонул в обрывках оберток, пластиковых бутылок, другого бытового мусора, беззастенчиво раскиданного гуляющими по заросшим сорняком газонам. Сами же горожане имели крайне запущенный вид, но при этом каждый из них старался продемонстрировать остальным высшую степень эстетической культуры. То тут, то там прямо на асфальте сидели уличные музыканты, не имеющие никакого отношения к тем исполнителям, к которым я привык. Сейчас все они были снабжены алюминиевыми тазами и внушительного вида палками, при помощи который извлекались чудовищные звуки. Эти звуки заставляли прохожих останавливаться и трепетно внимать прекрасному, закатывая глаза и роняя мелочь в перевернутые шляпы. От всего этого меня душило омерзение, однако остальные, кажется, были довольны, ну, кроме Гошки, который в ответ на все это, только виртуозно матерился.

Меня все реже тянуло покидать тесную Гошкину квартиру, и я старался ограничивать свои вылазки скучными походами в магазины. Как-то в одном из магазинов я натолкнулся на одного типа, проживающего в соседнем доме. Его я часто видел на улице, бесцельно слоняющегося вдоль тротуара. Первое время после своего полноценного возвращения в мир живых, я настороженно рассматривал улицы и проспекты, ожидая встретить безглазых чудищ. Эти упражнения продолжались до того момента, пока я не сообразил, что больше не обладаю подобными способностями. Именно тогда я обратил внимание на странного типа с лихвой заменившего мне всех безглазых уродов вместе взятых. В его внешности не было ничего примечательного, он был довольно тощ и высок, но его манера гулять обращала на себя внимание. Он перемещался мелкими шажками, останавливался, делал пару-тройку широких шагов и снова семенил десяток метров. После чего разворачивался и возвращался обратно, иногда увеличивая дистанцию. Я хорошо его запомнил, поэтому немало удивился, когда увидел, что из стройного подтянутого человека он превратился в толстого увальня с откровенно разожравшейся рожей. Он купил что-то крайне низкокалорийное и протиснулся на выход, не забывая применять свою чрезвычайно любопытную технику ходьбы. Я успел подумать о том, что замысловатая походка мало помогла сохранить фигуру, когда тип резко замер и беззвучно рухнул на землю. Его раздувшиеся формы медленно осели, а до меня донеслось знакомое зловоние. Подходя к пострадавшему, я уже понимал, что ничем не смогу ему помочь, но чувствуя за собой врачебную ответственность, все же проверил ему пульс. Его ожидаемо не оказалось, и я снова звонил санитарной команде. Вокруг стала стекаться толпа зевак, безразлично рассматривая лежащего на земле человека и нисколько не смущаясь удушливой вони, окутавшей все в радиусе ста метров. Приехавшие медики погрузили тело в машину и, привычно не задав ни одного вопроса, укатились прочь. Это был уже второй случай за последние десять дней, произошедший на моих глазах, и он вызывал у меня много сомнений. Возможно, оба несчастных страдали каким-нибудь похожим заболеванием, однако я впервые наблюдал подобные симптомы. Машинально я достал телефон и открыл новостную ленту. Там на все лады обсуждались проблемы гендерной самоидентификации и о трагических случаях не упоминалось. Возможно, они были настолько единичны, что на них просто никто не обратил внимания.

По понятным причинам, есть мне расхотелось вовсе, и я решил вместо ужина немного побродить по улицам. Помимо воли во время прогулки я то и дело высматривал в толпе разъевшихся толстяков и с нездоровым интересом искал в их внешности симптомы смертельных заболеваний. Ничего похожего в глаза не бросалось, тем более, что и подобных персонажей встретилось мне крайне мало. Вечером я рискнул вернуться к Гошке и застал приятеля сидящем на единственном диване с абсолютно потерянной рожей.

«Гурий, — едва увидев меня, начал он без всякого предисловия, — сегодня я проторчал в цеху до окончания работы, а после пошел домой, и знаешь, что я увидел по дороге?»

Еще до того, как Гошка начал свое повествование, я уже знал, какова будет его концовка. А еще через день в новостной ленте появились первая информация о похожих случаях. Правда в интерпретации журналистов, смертельные финалы подстерегли несчастных граждан, не желавших вести здоровый образ жизни, не следивших за питанием, не занимающихся спортом и завершался анамнез длинным перечнем тому подобных грехов. О зловонии не было упомянуто ни слова, так же умалчивалось о резком изменении внешних форм пострадавших. Под этими знаменами сайты развернули целую кампанию по рекламе здорового бытия и тут же разослали приглашения всем желающим в самые известные фитнес клубы. На Гошкин телефон приходили сообщения об открытии центров правильного питания, от чего мой скептический друг только кривился.