Я положила красивую упаковку на соседнее кресло в машине и искоса любовалась ей всю дорогу домой. Настроение было прекрасное. Я ехала и думала о том, что же нового приготовить на ужин. Надо отдать должное, ужинали мы всегда вместе, и аппетит у Рината был отменный.

Может, лазанью? Или пасту с соусом Болоньезе?

Заехав в супермаркет и купив продуктов на оба блюда, я, напевая песню, приехала к дому и поставила машину в гараж. Чтобы не утруждаться, взяла только один пакет, решив, что за вторым спущусь ещё раз.

— Бонго! — подходя к дому, позвала я, и обычно в ответ на это сразу же раздавалось приветливое "гав", а потом топот лап, но сегодня было на удивление тихо.

Наверное, я поругала его слишком сильно, и он обиделся. Или чувствует свою вину.

— Бонго! Ко мне, мальчик!

Но ретривер не пришёл, что немного взволновало.

Да ну, он не мог обидеться настолько, чтобы убежать. Исключено.

— Бонго! — положив пакет с продуктами на стол, я вышла на задний двор и осмотрела лужайку. На плетеном кресле лежал его поводок, в траве валялись погрызанная косточка-игрушка и старый дырявый мяч. При виде этих тоскливо-одиноких вещей стало ещё тревожнее. — Бонго, ну ты где? Хватит уже прятаться.

Пару недель назад ему привезли и установили новую просторную будку, которую пёс люто ненавидел и категорически отказывался в ней находиться. Но сейчас я увидела торчащие оттуда задние лапы…

— Вот ты где! Почему не отзываешься? А если я возьму и обижусь?! — я села на корточки возле будки и погладила кожаные подушечки. Но собака даже не пошевелилась. — Хватит дрыхнуть, я купила тебе твой любимый корм, как и обещала. Вставай! — потрясла за лапу, но реакции никакой не последовало.

Отчего-то стало дико страшно, он никогда так крепко не спал! Почему он не реагирует?!

— Бонго!

Не заботясь о чистоте платья, я встала на колени и забралась с головой в будку, а увидев своего любимца целиком, истошно закричала…

— Я не знаю, как я теперь буду без него… Просто не знаю, — всхлипнула я, промокнув опухшие глаза уже насквозь промокшим от слёз платком. Я прорыдала без остановки три часа и никак не могла успокоиться.

Ринат придвинулся ближе и прижал мою голову к своему плечу, аккуратно поглаживая ладонью по волосам.

— Я всё понимаю, но постарайся прийти в себя, тебе нельзя нервничать. Думай об этом.

— Я не нервничаю — я раздавлена! Он был моим любимцем, самым лучшим другом. Он был… — и разразилась новым потоком слёз.

Бонго кто-то отравил. Просто безжалостно подкинул домашней собаке, которая не сделала никому ничего плохого, какой-то яд. Может, бросили кусок колбасы, напичканный чем-то, через забор, может, как-то ещё.

Но зачем? Кому это было нужно? Это никак не давало мне покоя. Кому из местных помешал мой пёс? Он был добрым, практически ручным, он даже не лаял толком. Он всех любил. Единственный, с кем у него не заладилось — Ринат, но там была очевидная ревность.

Всхлипнув, я покосилась на лицо напротив…

Ну нет! Он не мог! Да и за что? Из-за испачканной обуви? Это же нужно быть бессердечным извергом, чтобы избавиться от пса только по этой глупой причине. К тому же Ринат знал, как дорог мне был Бонго.

"Чтоб провалилась эта твоя чёртова собака", — так некстати вспомнились его слова, брошенные утром.

Это были просто эмоции, злость. Мы часто кидаем какие-то резкости в порыве, не вкладывая в произносимое совершенно никакого плохого смысла. "Ещё раз так сделаешь — я тебя убью!" — говорим мы в сердцах, в шутку. Он не мог…

А кто тогда?

Игорь, чтобы сделать мне больно?

Лола? Она же зла на меня. И за Рината, и за сказанное тогда в клинике.

По сути, мне было всё равно, кто именно это сделал, главное, что моего любимого пса больше нет, это уже не изменить.

— Хочешь, я приготовлю тебе ванну с пеной и потом сделаю массаж? — отвлёк меня от упаднических мыслей мягкий голос Рината. — А после выпьем какао на веранде.

— У нас нет какао, — всхлипнула я и шумно высморкалась в платок.

— Да, действительно, нет… Ну тогда чай. С ромашкой.

Я была благодарна ему за заботу: как только я позвонила ему на работу и рассказала о том, что увидела в саду, он бросил все дела и примчался домой, чтобы похоронить Бонго и побыть со мной рядом. Поддержать.

Разве может человек хладнокровно избавиться от пса, а потом так виртуозно разыгрывать хорошего?

Это. Не. Он!

Он вообще целый день пробыл в клинике.

Меня терзало чувство вины, что я вообще думаю об этом. Это подло. Подло по отношению к Ринату, мы же теперь семья.

— Как думаешь, кто мог такое сотворить?

— Местные мальчишки, кто же ещё, — он пожал плечом. — Близнецы Самойловых — оторви и выбрось. Я видел, как они курили в лесу — и явно не обычные сигареты. А пацанам, дай бог, по четырнадцать.

— Дети Глеба Самойлова? Но он же депутат! Уважаемый человек. Считаешь, он бы допустил?

— Как раз у таких и растут самые развязные отпрыски. Думают, что всё сойдёт им с рук, отец отмажет. Наш сын будет не таким! Я возьму его воспитание в свои руки, и мне никогда не придется за него краснеть.

Он сказал это таким жёстким тоном…

Да, может, он прав — нельзя сажать ребёнка на шею, что посеешь… Но я испугалась — вдруг он будет слишком строг к малышу, будет наказывать его чрезмерно сильно или даже бить ремнём… В нашей семье никогда не было рукоприкладства, максимум — угол и чтение морали, но моих подруг лупили, и это было страшно.

Я не допущу такого никогда! Но… даст ли мне Ринат право голоса? Этот вопрос висел в воздухе и угнетал.

Вообще день выдался ужасно паршивым, а так ведь хорошо начинался…

Никакую лазанью я, конечно, готовить не стала и в ванне с пеной отмокать тоже не захотела: просто быстро приняла душ и, мучаясь от головной боли, легла спать, продолжая потихоньку оплакивать своего любимца.

А в два часа ночи проснулась от тянущей боли внизу живота.

В душе́ поселилось жуткое предчувствие: вскочив, я нажала кнопку ночника и вскрикнула — подол ночной рубашки был залит кровью.

— Я же говорил тебе, что не стоит так нервничать? Говорил?! А если бы мы не успели?

— Прости. Я всё понимаю. Прости, пожалуйста, — аккуратно, чтобы не сбить вставленный в вену катетер, я протянула руку и слабо сжала ладонь Рината.

Увидев кровь, я жутко закричала, чем сразу разбудила Рината. Он взял меня на руки и прямо в ночнушке повёз в клинику, там мне быстро оказали первую помощь. Кровотечение удалось остановить.

Сколько я натерпелась страху… Я даже не могла плакать, только тихо скулить и молиться, чтобы с моим малышом всё было хорошо. Меня не волновало больше ничего, только чтобы моя крошка осталась со мной. Внутри меня.

— Хорошо, что вы приехали так быстро, ещё бы пара часов, боюсь, спасать уже было бы некого, — качал головой доктор. Кровотечение было довольно сильным, и теперь мне предстоял долгий постельный режим, чтобы всё пришло в норму и в будущем не случилось чего-то подобного.

— Сколько мне придётся провести здесь?

— Неделю, две… Как пойдет. В вашем случае исключается домашнее наблюдение, только стационар.

Отпуск мой давно закончился, и придётся прогулять работу. Но мне было всё равно, я позвоню, и там всё поймут. Я была готова провести на больничной койке хоть месяц не шевелясь, лишь бы беременность удалось сохранить.

— Завтра позвоню в галерею, возьму больничный.

— Какой ещё больничный? — нахмурился Ринат. — Хочешь сказать, что после всего случившегося ты собираешься и дальше ездить на работу? Серьёзно?

— Конечно, если не будет противопоказаний от Задойнова. Беременность не болезнь, он сам говорил. К тому же я не ношу там ничего тяжёлого, не нервничаю, наоборот — работа приносит мне только радость, а беременным полезны положительные…