Собака, опустив голову на колени Майкла, смотрела на Валери как на новую игрушку, которая пока лежит в пакете вместе с покупками на кухне и которую нельзя трогать до тех пор, пока не выложат продукты. Майкл, погладив ее по морде, произнес:

– Это Лекси. Она любит все, что вкусно пахнет.

Валери захотелось остановить машину и выйти прямо посреди проезжей части – подколов еще и от этого он точно долго не потерпит.

– Очень остроумно, Майкл, – холодно проговорил Валери, и тот сделал вид, будто не понимает, на что он обиделся – ну да, конечно.Сам-то он пахнет типично, по-альфьи – здоровым активным самцом, а вот Валери не повезло – в то время как другие омеги благоухали как цветы в оранжерее, он пах как только что купленная, девственно-чистая книга, чем-то похожим на типографскую краску. И это было совсем не романтично, не привлекательно и уж тем более не сексуально. Особенно вкупе с его ростом и внешней безэмоциональностью, которой он научился гордиться – для людей его профессии это был несомненный плюс, отнюдь не минус.

Все то время, что ехали по городу, Майкл пялился в окно, что-то негромко комментировал для собаки, и та поскуливала от восторга, вывалив язык, а затем и высунув морду в окно. Наверное, отметка на шкале собачьего счастья переползла за самую верхнюю при таком обилии незнакомых запахов и звуков.

– В кабинете нас уже ждут свидетели, при которых писалось завещание, а также члены семьи, которые также являются наследниками, – машина остановилась у бизнес-центра, и Валери вышел, прихватив дипломат, с которым обычно не расставался никогда вне дома. – Ваш старший брат Глен, сын Ричарда от первого брака, и третий муж Ричарда, Кертис Спенсер. Им достанется малая часть наследства, в общей сумме – менее десяти процентов.

– Судя по всему, покойный их не слишком-то и любил? – фыркнул Майкл, выходя следом и задирая голову, чтобы взглянуть на шпиль на крыше здания.

– В последние полгода отношения Ричарда с домочадцами нельзя назвать теплыми, – как всегда без акцента на нюансы ответил Валери. – Однако он оставил им право проживания в особняке до конца жизни. Вы в праве продавать все, кроме фамильного особняка, который можно только передать в наследство своим детям.

Контора располагалась на семидесятом этаже, и в лифте Валери смотрел на то, как мелькают цифры на панели, что почему-то теперь казалось ему грустным: вот так и с Ричардом – шестьдесят шесть, шестьдесят семь, шестьдесят восемь, шестьдесят девять – и все.

До юбилея не дотянул два месяца – Майкл ознакомился в самолете с информацией об отце. Нашел в сети. Дико все это было – и получение наследства и потеря отца, которого он никогда не знал, поэтому он был так ошарашен, что большее на что был способен – улыбался. Тупо улыбался.

Господин Спенсер был добрым. К тем, кто это ценил. Конечно, он совершил много ошибок в жизни, включая ту, что сейчас стояла рядом с Валери, но за все свои ошибки он отвечал и никогда не избегал ответственности за последствия. Валери, посвящавший все свое время ведению дел Ричарда, тех, где не требовалось прямое участие самого хозяина, прекрасно знал, что сын от Николь, второго брака, продлившегося всего полтора месяца, для хозяина был слабостью.

– Николь – единственный, кого я в этой жизни любил, – говорил Ричард, уже лежа в палате. – Таких, как он, больше нет. Поэтому сын от него – это подарок судьбы. Я же рассказывал, как мы познакомились?

– Он сбил вас на велосипеде, – улыбнулся Валери, зная эту историю от первого слова до последнего.

– Да. На велосипеде. Я тогда поехал отдыхать инкогнито, так сказать, без охраны, никому не сообщал куда – так меня все достало, хотелось пожить, как обычный человек. Махнул к рифам, к паукам и ядовитым змеям, к «большой воде». А там меня, в первый же день отдыха, сбил Николь – ветер унес мое полотенце, когда я шел на пляж, и прямо ему на голову, представляешь? Он и наехал прямо на меня, а я как увидел эти глаза, так и пропал. Ох и нагрешили мы в тот день!

– Ты такой маленький, – сказал вдруг Майкл с такими похожими на Ричарда нотками в голосе, что Валери резко вынырнул из своих воспоминаний. – Но тебе идет.

– Спасибо, Майкл, но мы с вами не так близко знакомы, чтобы позволять себе фамильярничать, – произнес Валери со снова подкатывающим раздражением. – Привыкайте соблюдать социальную дистанцию и субординацию – тут вам не ферма.

Майкл не перестал улыбаться, но теперь его улыбка стала скорее ядовитой, чем дружелюбной, и Валери понял, что ему удалось зацепить его, только радости от этого он не испытывал. Пока что не испытывал – Майкла предстояло терпеть еще три месяца, и у них все впереди. А потом Валери уедет из этого дома навсегда и наконец займется своей семьей. Он заслужил.

Лекси пришлось оставь у охраны на первом этаже – с собаками к нотариусу было нельзя, и Майкл чувствовал себя совсем чужим и потерянным все то время, пока оглашали завещание и подписывали бумаги. Среди присутствующих он сразу узнал Кертиса Спенсера – кто еще мог припереться, кроме супруга покойного, в вызывающе-красном костюме на подобную встречу? Всеми силами пытался показать, насколько скорбит по потере, даже волосы лаком уложил замысловатыми волнами. Омега был красивый, просто картинка – блондин с большими светлыми глазами, утонченный и идеальный, как кукла из магазина, портили его только капризно вздернутые брови и кислое выражение мордашки. Глена Майкл тоже узнал – они с братом были похожи чертами лица, и дядя Филипп, присутствуй он здесь, наверняка сказал бы, что Глен даже меньше пошел в покойного, чем Майкл.Встреча промелькнула быстро, поскольку Майкл только и делал, что ставил свои подписи, не читая, на всем, что ему подсовывали, пока остальные вяло – видно, не в первый раз – переругивались между собой, а в конце, когда Валери аккуратно складывал в дипломат экземпляры подписанного Майклом, к ним приблизился Кертис, похлопал Майкла по руке и произнес:

– Добро пожаловать в наш террариум, дорогой.

– Действительно, теперь – дорогой, – поддержал Глен, окидывая брата взглядом, полным презрения, и выходя первым из кабинета.Следом продефилировал Кертис, и Валери, застегнув молнию на дипломате, сказал:

– Идемте.

Когда они вновь очутились в машине, Майкл, смотря на его лежащие на коленях руки, – тоже маленькие, у худощавого и невысокого Натаниэля и то были больше, – спросил, почему секретарь так настроен по отношению к сыну своего покойного нанимателя.

– Мне кажется, я тебя раздражаю, – сказал он. – Своих новоиспеченных родственничков я еще могу понять, но тебе-то я чем успел не угодить?

– Смею заметить, что угодить вы тоже ничем не успели, – заметил Валери, отвернувшись к окну. – И не обязаны. Я дал вашему отцу обещание, и это прописано в договоре, что прослужу вам три месяца со дня смерти предыдущего хозяина, потом я волен делать все, что вздумается. Мистер Спенсер также оставил мне неплохую сумму в качестве выходного пособия, я могу уехать в любое время, но я обещал и выполню обещание. Мои соображения по вашему поводу останутся моими соображениями и никак не коснутся рабочих отношений. Вы можете на меня положится, Майкл, наш род зарекомендовал себя еще до вашего рождения. Главное, внимательно слушайте, что вам будут говорить и решайте потом, какие планы строить на будущее. Если хотите мой совет – не торопитесь со всем предложенным соглашаться. Это Нью-Йорк. Здесь вас проглотят и не поморщатся.

Майкл опустил ладонь на теплую собачью голову и рассеянно погладил ее. Из того, что сказал Валери, он не понял ничего, кроме единственного: тот не собирается откровенничать и говорить прямо. Видимо, умение увиливать от ответа входило в перечень его профессиональных навыков, необходимых для работы, и Майкла это начинало расстраивать. Не исключено, что в дальнейшем ему предстояло общаться именно с такими людьми. Хотя с первого взгляда и впечатления, в отличие от Глена и Кертиса, Валери ему понравился, что скрывать, он не мог не нравиться, хотя и излучал ледяную колючую ауру, казалось, дотронься до него, и зашипит. И все это в контрасте с внешностью: медные волосы, пухлые губы, медовые глаза – теплые осенние оттенки. Если уж разбирать это первое впечатление досконально, то Майкл сравнил своего секретаря – обалдеть просто, у него теперь личный секретарь! – с детенышем кенгуру, который на ощупь точь-в-точь как плюшевая игрушка. Почему-то именно это он вспомнил, увидев его – как трогал кенгуренка, и это было одно из множества самых классных детских воспоминаний.