Глава 1

Лето здесь начиналось в декабре. Европа в соплях, в снегу и ледяных дождях, а у них, в Австралии, можно загорать и купаться. Можно, конечно, и в октябре купаться, но вода еще не прогрета, хотя солнце ласковое и мягкое, самое то, чтобы вечером сидеть на веранде с домашним лимонадом и болтать с соседями. Дядя Майкла, Филипп, так и делал – притаскивал из кухни целый графин, в котором плавали практически идеальные, как из рекламы газировки, дольки лимона и листики мяты, протирал высокий стакан краем чистой рубахи, наливал себе до краев, а потом, выпив залпом, морщился и орал, повернувшись к открытой входной двери с москитной сеткой:

– Ты что, сахара забыл добавить? У меня челюсти свело!

Эндрю, его супруг, как всегда отвечал, что лимоны тут не при чем, и что у Филиппа морда кривая с молодости. Майкл, чинящий рыболовную снасть тут же, на ступеньках веранды, только хмыкал – супружеская чета Беккер любила проводить досуг в виде перепалок и подколов. И так было всегда, все восемнадцать лет, что он жил с ними на ферме неподалеку от города, там, где начинались кукурузные поля.

Майклу было четыре года, когда его папа погиб – отказали тормоза в машине, но Филипп Беккер, его старший брат, считал, что он покончил с собой. Он взял племянника под опеку и растил как сына. Со слов дяди, Майкл знал, что был очень проблемным ребенком поначалу – весь в безголового папку:

– Мыться не хотел, ложкой есть не умел, игрушки раскидывал, истерики нам закатывал, а Эндрю даже кулаком по ноге досталось один раз. Убегал постоянно, если комнату не закрыть на ключ. Избаловал тебя Николь, но я вот что скажу – хорошо, что так вышло. Иначе бы ты повторил его судьбу. Если на «дичок» не привить, то яблоки будут кислые.

Все знали, что Николь, распутный папка Майкла, последние годы жизни много пил и вряд ли мог уделять достаточно сил и времени воспитанию единственного сына, которого он, впрочем, любил больше всего на свете. О том, кем был его отец, ни Филипп, ни Эндрю, Майклу не рассказывали.

– Кто ж его знает, где он тебя нагулял, – будто извиняясь, говорил всегда Эндрю.

Только и осталась, что фамилия – Спенсер, довольно известная в Европе, поскольку почти весь рынок ценных бумаг контролировал Ричард Спенсер, входящий в десятку самых богатых людей по версии «Форбс». Можно было докопаться до сути и поискать отца с фамилией Спенсер, но, когда Майкл горел этой идеей, было некогда – он заканчивал школу и собирался поступать в университет, только планы не сбылись, поскольку заболел дядя Эндрю. Все думали тогда, что не выкарабкается, но с помощью поддержки родных он снова встал на ноги спустя полгода, и Майкл, решив обучаться дистанционно, остался с ними. В конце концов, к чему этот город, если он в самом деле любит заниматься фермой и ее обитателями? У дяди к нынешнему времени было большое поголовье овец и крупного скота, за которым следили наемные рабочие, хозяйство приумножалось, и Филипп, наслушавшись о том, что китайцы закупают шерсть альпак за немалые деньги, решил заняться еще и ими. Пока приглядывался, читал, советовался с друзьями-фермерами, но потихоньку привозил материалы для новых загонов и домиков.Майкл его поддерживал:

– Ты будешь самым известным фермером в Австралии, точно говорю! И у нас будут одеяла из шерсти альпак, обувь из шерсти альпак, даже одежда из шерсти альпак. А еще молоко альпак. Их же доят?

Филипп шел узнавать у друзей, доят ли альпак, а Майкл отправлялся к своему парню Натаниэлю, с которым они ходили гулять на пляж, где омега, сидя на песке и уложив голову ему на плечо, смеялся над рассказами Майкла о неугомонном дяде. С Натаниэлем они встречались уже почти полгода, и чета Беккер души в нем не чаяла, приглашая на все семейные праздники. Русоволосый и голубоглазый, хозяйственный, улыбчивый омега нравился всем, с кем бы Майкл его не знакомил, и вопрос их помолвки был только делом времени.

В тот вечер, когда жизнь Майкла перевернулась с ног на голову, он тоже гулял по пляжу с Натаниэлем. Бросал мячик собаке, австралийской овчарке Лекси, а омега со смехом отпрыгивал от нее, когда она, рыча, не хотела этот мячик отдавать.

– Смотри, что могу! – Натаниэль все же отобрал игрушку и убежал далеко вперед, оставляя на песке следы босых ног, а Майкл помчался следом, догоняя их обоих:

– А ну стоять!

Домой он вернулся усталый и счастливый – омега после прогулки разрешил себя поцеловать, что затуманило мозги до такой степени, что обратно он шел, глупо улыбаясь в сумерки. С Натаниэлем у них ничего не было – омега, воспитанный в религиозной семье, сказал, что ляжет в постель только с мужем, и Майкл готов был ждать этого, хотя мог бы уже не раз потерять собственную девственность в любой из вечеров в клубе. Вообще удивительно было, что он, с его внешностью, умудрился не расстаться с ней еще в школе, а проходил до двадцати двух лет. Как обычно, вначале было не до этого, а потом он встретил Натаниэля, с которым было хорошо – уютно и спокойно – и без всего этого. У них впереди была вся жизнь.

Филипп ждал его на веранде, но какой-то непривычно серьезный, без графина с лимонадом, зато с письмом в руке.

– Что-то случилось? – напрягся Майкл, и даже Лекси притихла, усевшись у его ног и выплюнув на траву мячик.

– Случился твой отец, – вздохнул Филипп, протягивая ему бумаги.Майкл развернул лист, сложенный вчетверо, пробежался глазами по строкам, но информация не хотела восприниматься, ускользала мимо, плавая по краю сознания только осадками в виде каких-то совершенно сумасшедших цифр.

– Что это? – спросил он, поднося письмо к фонарю над дверным проемом, в свете которого кружились ночные мотыльки.

– Поздравляю, мальчик мой, – сдержанно-радостно, еще осторожно, будто сам не веря, произнес дядя. – Ты – миллиардер.

В письме нотариальной фирмы «Джонс и сыновья» говорилось, что родной отец Майкла, тот самый Ричард Спенсер, скончался в минувший вторник от сердечной недостаточности и завещал девяносто процентов своего движимого и недвижимого имущества сыну от второго брака, Майклу Спенсеру, которому необходимо в самом скором времени прибыть в Нью-Йорк для вступления в права наследства. Эндрю, вытирая мокрые – от радости, конечно же, – глаза, в тот же вечер помог собрать ему вещи, чтобы он вылетел утренним рейсом.

– Надо сразу, пока не объявились родственники и не затаскали по судам! Знаешь, сколько их у богачей? А еще сын от первого брака! – причитал он, складывая футболки стопкой.

– Что-то не верится мне во все это, ошибка какая-то, – перечитывая письмо в десятый раз, сказал Майкл.

– Что тут думать, смотри – вот твои инициалы, дата и место рождения, все твои данные, даже номер страховки! Не будь дураком, деточка, если тебе там, на небесах, отсыпали богатства, то ты его точно заслужил!

– Тогда купим дяде Филиппу сразу целую ферму альпак! – засмеялся Майкл, подхватывая маленького сухощавого Эндрю под мышки и кружась с ним по комнате.

– Пусти, дурак, у меня голова отвалится! – тоже захохотал тот, размахивая руками, как мельница.

Щемящее расставание с дядями и Натаниэлем, сутки в самолете с Лекси, которая провела их в багажном отделении – и Майкл в Нью-Йорке. Оказавшись в огромном здании аэропорта и сдерживаясь, чтобы не открыть рот от восхищения, как последняя деревенщина, он нашел глазами в толпе встречающих альфу в черном костюме и солнцезащитных очках, держащего в руке табличку с фамилией Спенсер. По виду – типичный шкаф из охраны. Приближаясь к нему, Майкл увидел стоящего рядом омегу в таком же черном костюме, невысокого, но с отличной фигурой, с длинными, до пояса, гладкими волосами медного цвета. Омега, с нескрываемым неодобрением оглядев Майкла в светлых джинсах и футболке с задравшимся рукавом, сжал пухлые, никак не вписывающиеся в его холодный образ, губы.

– Добро пожаловать в Нью-Йорк, Майкл, – произнес он, разворачиваясь. – Следуйте за мной.