— Тяжело было говорить с ними, зная, что можешь больше их не увидеть? — мягко спросил он.

Уилл кивнул.

— Извини, — снова пробормотал он. — Я не думал, что меня так накроет. Серьёзно, я в порядке. Просто посижу на солнышке.

— На солнышке, — фыркнул Нико. — Подзарядка для детей Аполлона?

— Нет, — смутился Уилл. — Я вообще люблю солнце. У нас дома его гораздо меньше.

Ах да, припомнил Нико, Уилл ведь откуда-то с севера. Они ещё удивлялись с Хейзел, жуя пиццу… кажется, это было вечность назад.

— Так вот, — уже настойчивее сказал Уилл, — насчёт вчерашнего. Извини. Я просто совершенно не ожидал. Бьянка рассказала мне насчёт Охотниц, так что я и сам знаю, что у меня никаких шансов. Но я и не… мне бы и так в голову не пришло. То есть… она замечательная, но я… э… — Уилл опустил голову. — Мне нравится кое-кто другой.

— Не понял, — сказал Нико, услышавший лишь половину из сказанного. — Что она тебе рассказала насчёт Охотниц?

— Ну, что она собиралась стать одной из них.

— Что?

У Нико не умещалось в голове. Бьянка хотела стать Охотницей Артемиды?

В Охотницы брали семнадцатилетних девушек, никогда ни с кем не встречавшихся и готовых отказаться от отношений ради служения Артемиде. Они навечно оставались семнадцатилетними и погибнуть могли только в бою, которых в последнее столетие не было, так что «вакансий» почти не было и стать одной из них было невероятно сложно. Готовиться к вступлению в их ряды нужно было ещё с детства.

Но Бьянка никогда не говорила ему об этом! Всё сходилось, все мелочи, даже её незаинтересованность в парнях, которую Нико относил на счёт её самопожертвования ради его воспитания… и всё же она не могла бы ему не сказать!

И она не пыталась проходить церемонию. Уж это он точно бы заметил. Когда ей было семнадцать, как раз…

Как раз скончалась мадам Левеск, и Бьянке пришлось оформлять эмансипацию и брать Нико и Хейзел под опеку.

Неужели она отказалась от мечты ради них?

Нико забыл, как дышать.

Уилл о чём-то обеспокоенно его спрашивал, наверное, догадавшись, что эти сведения доверили ему по секрету, но Нико его не слышал.

Бьянка хотела оставить его? Уйти навсегда? Охотницам не позволялось продолжать общаться с семьёй, особенно с её представителями мужского пола.

Нико вдруг вспомнил слова Хейзел: «Иногда мне кажется, что она нас ненавидит…»

Уилл встряхнул его за плечи.

— Земля вызывает Нико! — воскликнул он. — Чёрт, ты не знал? Я думал, ты мне об этом и хотел вчера сказать!

— Она никогда мне не говорила, — прошептал Нико. — Но сказала тебе!

— Да, — смущённо сказал Уилл. — Я сказал, что она стреляет, как настоящая Охотница. Ну, она и…

— Она передумала из-за нас с Хейзел?

Уилл нахмурился.

— Она сама должна тебе рассказать. Спроси её.

— Да уж. — Нико прикрыл глаза. — Наверное, сегодняшний день — последний, когда имеет смысл что-то от кого-то скрывать.

Уилл опустил взгляд, и Нико вспомнил, что и между ними осталась какая-то недосказанность. Кажется, Уилл начал что-то говорить, а Нико его перебил… Но какие у него могут быть тайны от Нико? Они едва знакомы, пусть и подружились… вроде как.

— Поговорим, когда освободишься, ладно? — предложил Уилл, и Нико кивнул. — Или ты хочешь сначала поговорить с Бьянкой?

— Не знаю, — сказал Нико, обернувшись к Большому дому. Джейсон и Талия давно уже освободились и вернулись к тренировкам, а теперь вышел и Перси, а его сестра зашла. — Как получится. Ладно, я пойду. Я следующий. Попробую сосредоточиться. Не расклейся тут.

Уилл кивнул и ободряюще ему улыбнулся. Чуть улыбнувшись в ответ, Нико направился к дому.

— Так, — устало сказал сатир, направляя камеру на Нико, — сначала записываем обращение для зрителей. А то потом расчувствуешься. Знаю я вас.

— А если я не хочу ничего говорить зрителям? — Нико поёрзал на неудобном высоком стуле без спинки.

— Скажи какую-нибудь чушь.

— Чушь, — обречённо вздохнул Нико.

— У тебя две минуты. Как будешь готов, скажи.

Сатир уселся на раскладной стульчик, вынул какой-то кулёк и принялся с наслаждением чем-то похрустывать.

Нико поджал губы, пытаясь вспомнить обращения героев пятилетней давности. О чём они говорили? Он ещё мог припомнить их лица и шевелящиеся губы, но слова…

А есть ли смысл задумываться, если и его слова через пять лет никто не вспомнит? Да и через год наверняка тоже.

— Я готов, — сказал Нико.

Явно приготовившийся к приятной трапезе сатир с недовольным видом свернул кулёк и поднялся. Недолго провозившись с камерой, он кивнул:

— Сначала представься. В смысле, назови бога, который тебя избрал. Всё, пошёл.

Нико сделал глубокий вдох.

— Привет, — неуверенно сказал он. Нужно ли было здороваться? Но казалось странным начать без приветствия. — Меня зовут Нико, и я — избранный Аида. Вернее, не избранный. Я вызвался добровольцем. И знаете что? Я не могу сказать, что жалею, но… не советую кому-то ещё это делать. Почему бы вам этого ни захотелось, лучше… дайте богу сделать выбор и свалите на него всю ответственность. Потому что я не хочу умирать, но, если я хочу спасти свою сестру, мне, скорее всего, придётся. Или я, или она. Или… или мы оба. Я не боюсь смерти, но… я думаю сейчас о второй своей сестре. И вы подумайте о своих близких. Не заставляйте их терять вас. Это… подло. Прости меня, Хейзел. И ты, Бьянка, тоже прости меня. Я поступил эгоистично. И не советую никому поступать так же.

Поняв, что речь окончена, сатир чем-то щёлкнул.

— Банальщина, — прокомментировал он. — Нравоучения, «я не хочу умирать», скатывание в общение с близкими и просьбы о прощении. Полный набор. Неужели не придумал ничего получше?

— Ты сам разрешил нести чушь, — проворчал Нико.

Сатир покачал головой.

— Перед личным обращением подумай получше, — сказал он.

«Ты просто доесть хочешь», — сварливо подумал Нико, но промолчал. Перед обращением к сёстрам и правда нужно было сосредоточиться. Ведь это видео они наверняка посмотрят не один раз и, возможно, запомнят наизусть.

— Хейзел…

Нико всё-таки запнулся. Он вроде бы всё продумал в голове, но в горле образовался какой-то ком; он живо представил, как сестра смотрит это видео, и вздохнул.

— Хейзел, — повторил он. — Мы расстались очень скомканно. Я даже не успел тебя обнять. И сказать многое. Обнять я тебя уже не смогу, но сказать должен. Ты была неправа, когда сказала, что я люблю только Бьянку. Это не так. Я очень сильно люблю тебя. И мне тебя не хватает, правда. Я, конечно, не хотел бы, чтобы ты была здесь, ни в коем случае, но я уверен, что из тебя вышла бы потрясающая дочь Аида. Я знаю, что ты не обидишься. Потому что ты знаешь меня. Серьёзно — ты была бы лучшим героем, чем я. У меня не проявилось ни одной способности, ни одной… Бьянка потрясающе стреляет.

Сказав это, Нико тут же вспомнил об Охотницах Артемиды, и во рту стало горько. Он подавил эту горечь. Сейчас он думает не о Бьянке, а о Хейзел.

— Ты, наверное, обрела бы даже не одну способность, — сказал он. — Думаю, ты бы умела притягивать драгоценности. А ещё делать тоннели — это наверняка. Это бы, кстати, здорово нам пригодилось. Мы копали траншею, чтобы подвести воду из ручья поближе к месту атаки, чтобы Перси мог использовать силу воды… он сын Посейдона… так вот, мы жутко устали. И, Хейзел… мне сказали, что в обращении ко всем я наговорил банальностей, и я знаю, что говорю их и сейчас, что банально говорить, как я люблю тебя и как скучаю, и просить прощения, но… прости меня. Я не должен был вызываться добровольцем. Я думал только о себе. Надеюсь, сейчас Бьянка рядом с тобой. Потому что ты не должна оставаться одна. Я не должен был оставлять тебя одну. И я сделаю всё, чтобы вернуть тебе хотя бы сестру.

— Бьянка… я только что узнал, что ты хотела стать Охотницей Артемиды. Сейчас я выйду отсюда и пойду искать тебя, и нам предстоит нелёгкий разговор… я не знаю, чем он закончится, но на случай, если мы поссоримся, и я не успею сказать тебе этого лично, просто знай, что я рад, что ты жива и можешь посмотреть эту запись. Я надеюсь на это. И ещё я надеюсь, что мы всё-таки не поссоримся. Потому что… это не укладывается у меня в голове, но… ладно, не буду говорить одно и то же дважды. И прости меня. Я люблю тебя. Надеюсь, у вас с Хейзел всё будет хорошо.