– Вы снимете план укреплений.

– Меня впустят туда?

– Это меня не касается, это ваше дело. Разве я не сказал, что предоставлю суммы на экстренные расходы, если они вам понадобятся?

– Хорошо. А если укрепления не строятся?

– Вы вернетесь спокойно, не гоня лошадей.

– Я готов ехать.

– Завтра же ступайте к суперинтенданту за первой четвертью жалованья, назначенного вам. Вы знаете господина Фуке?

– Очень мало. Но, осмелюсь заметить вашему величеству, я и не тороплюсь познакомиться с ним поближе.

– Он откажется выдать вам деньги… я этого жду.

– А! И что же?

– Если он вам откажет, вы пойдете к Кольберу. Кстати, лошадь у вас хорошая?

– Превосходная.

– Сколько вы за нее заплатили?

– Сто пятьдесят пистолей.

– Я покупаю ее у вас. Вот вам чек на двести пистолей.

– Но, ваше величество, для путешествия мне нужна лошадь, а вы ее у меня отбираете.

– Нисколько. Напротив, я даю ее вам. Я уверен, что если лошадь будет принадлежать мне, а не вам, вы не станете ее щадить.

– Так это дело спешное?

– Очень.

– Зачем же откладывать отъезд на два дня?

– У меня есть целых две причины.

– Впрочем, за неделю лошадь нагонит два дня. Притом существует еще почта.

– Нет, почтовых лошадей не берите, господин д’Артаньян. И не забывайте, что вы у меня на службе.

– Я никогда не забывал этого, ваше величество. В котором часу прикажете мне выехать послезавтра?

– Где вы сейчас живете?

– Теперь я должен жить в Лувре.

– Я этого не хочу. Оставайтесь на прежней квартире; я буду платить за нее. Вы должны выехать ночью и так, чтобы вас никто не видел, а если увидят, то не должны знать, что вы служите мне. Не проговоритесь.

– Ваше предупреждение, государь, обижает меня.

– Я спрашивал, где вы живете, потому что не могу всегда посылать за вами к графу де Ла Фер.

– Я живу у купца Планше на Ломбардской улице.

– Выходите из дому как можно реже, показывайтесь как можно меньше и ждите моих приказаний.

– Однако мне придется пойти за деньгами.

– Правда. Но в интендантство ходит так много людей, что вы можете смешаться с толпой.

– У меня нет чеков, чтобы получить деньги, ваше величество.

– Вот они.

Король подписал бумагу. Д’Артаньян посмотрел, правильно ли она составлена.

– Прощайте, – сказал король. – Надеюсь, вы вполне поняли меня.

– Я понял, ваше величество, что вы посылаете меня в Бель-Иль узнать, как идут работы господина Фуке. Вот и все.

– Хорошо. А если вас схватят или убьют?

– О, это маловероятно.

– В первом случае вы ничего не скажете; во втором – при вас не найдут никаких бумаг.

Д’Артаньян пожал плечами. Откланиваясь королю, он думал: «Английский дождь продолжается! Подставим ладони!»

В то время как д’Артаньян, оглушенный всем, что произошло с ним, возвращался к Планше, в загородном доме суперинтенданта Фуке, в деревне Сен-Манде, происходила сцена, имевшая отношение к описанному нами разговору, хотя и носившая совсем иной характер.

Министр только что вернулся к себе домой в сопровождении главного секретаря, несшего за ним огромный портфель, набитый бумагами для просмотра и подписи.

Было около пяти часов вечера, обед уже закончился, в доме шли приготовления к ужину на двадцать человек гостей.

Выйдя из экипажа, министр быстро вошел в дом, не останавливаясь прошел ряд комнат и уединился в своем кабинете, сказав, что будет работать. Он приказал не беспокоить его ни по какому поводу, кроме королевского вызова. Тотчас же перед дверьми кабинета стали на часах два лакея. Фуке, нажав особый запор, выдвинул расписное панно, которое, закрыв дверь, не позволяло ни видеть, ни слышать того, что происходит в кабинете. Затем он направился прямо к столу, раскрыл портфель и принялся разбирать множество находившихся в нем бумаг.

Не прошло и десяти минут, как внимание министра было привлечено отрывистым стуком, повторившимся несколько раз. Фуке стал прислушиваться.

Стук продолжался. Фуке поднялся с жестом нетерпения и направился к зеркалу, из-за которого доносился стук. Оно было вделано в стену. Три других совершенно таких же зеркала были размещены симметрично. В тот момент, когда Фуке, прислушиваясь, подошел к зеркалу, стук возобновился. Несомненно, это было условным сигналом.

– Гм! – пробормотал он с удивлением. – Кто бы это мог быть? Я никого не ожидаю сегодня.

И несомненно, чтобы ответить на поданный сигнал, министр повернул три раза золоченый штифт в раме. Затем он вернулся на место со словами:

– Ничего, пусть подождут!

Погрузившись вновь в море бумаг, Фуке, казалось, не думал ни о чем другом, кроме своей работы. И в самом деле, с невероятной быстротой и с поразительной проницательностью разбирал он самые пространные бумаги, самые запутанные документы, делая в них поправки и пометки; работа кипела у него в руках, словно трудилось десять чиновников, а не один человек.

Однако время от времени Фуке поглядывал на стоявшие перед ним часы.

Когда Фуке отдавался работе, он мог сделать за час столько, сколько другой не успел бы за день. Обладая неистощимой энергией, он всегда был уверен, что, если никто не будет ему мешать, он добьется поставленной цели в назначенный срок.

В самый разгар его работы стук за зеркалом раздался вновь, но теперь он был гораздо торопливее и настойчивее.

– Очевидно, дама начинает терять терпение, – сказал Фуке. – Это, наверное, графиня… впрочем, она ведь уехала на три дня в Рамбулье. Может быть, президентша? О нет, президентша не ведет себя так решительно. Смиренно позвонив, она терпеливо ждет, пока заблагорассудят откликнуться. Ясно, что мне не угадать, кто это, хоть я и знаю, кого не может быть. А так как это не маркиза, то провались все остальные!

Фуке продолжал трудиться, не обращая внимания на повторявшиеся удары. Но минут через пятнадцать он, в свою очередь, начал терять терпение и, стремительно закончив работу, сунул охапку бумаг в портфель и быстро взглянул в зеркало. Стук тем временем продолжался без перерыва.

– Ого, – сказал он, – какая пылкость! Что там случилось? Посмотрим, что за фея ждет меня с таким нетерпением.

Он нажал пальцем кнопку, находившуюся рядом со штифтом. Зеркало тотчас повернулось на шарнирах, открыв в стенной обшивке довольно глубокую нишу, в которой министр скрылся. Там он опять нажал пружину и вышел в отворившуюся в стене дверь, которая сама захлопнулась за ним.

Затем он спустился по винтовой лестнице, имевшей десятка два ступеней, и очутился в обширном подземелье, выложенном плитами. Свет проникал туда через узкие окна. Пол был устлан ковром. Это подземелье тянулось под улицей, отделявшей дом Фуке от Венсенского парка.

В конце подземелья находилась вторая лестница. Поднявшись по ней, Фуке нажал пружину и очутился в такой же нише, какая была у него в кабинете; из нее он вошел в красиво обставленную комнату, где не было ни души.

Убедившись, что зеркало, служившее тайной дверью, закрылось плотно, он отпер дверь напротив тройным поворотом золоченого ключика и вошел в комнату, отделанную с необыкновенной роскошью. На диване сидела женщина поразительной красоты. Она бросилась навстречу Фуке.

– Ах боже мой! – воскликнул Фуке, отступая на шаг от изумления. – Маркиза де Бельер! Вы… вы здесь?

– Да… я, – прошептала маркиза.

– Маркиза, дорогая маркиза, – повторял Фуке, готовый упасть к ее ногам. – О боже! Но как вы попали сюда? А я-то заставил вас так долго ждать.

– Долго… очень долго.

– Я счастлив, что ожидание показалось вам долгим.

– О, оно показалось мне вечностью. Я звонила больше двадцати раз. Разве вы не слышали?

– Нет, я слышал, но не мог прийти. Как смел я предположить, что это вы, после вашей суровости, после вашего отказа? Если бы я догадывался о счастье, которое меня ожидает, поверьте, маркиза, я оставил бы все.