Ночные страсти-мордасти Нагулявшись по-над речкой, месяц нежится беспечно за горжеткой облаков. Ведьма, крюк дверной проверив, в склянке взбалтывает зелье из пиявок и жуков. Третий час, забыв про ужин, мотыльки устало кру′жат под разбитым фонарём. По аллеям узким в теми в балахонах бродят тени, ищут прошлое своё… Вверх подняв в экстазе крылья, дичь высматривает филин в глу′би и′вовых кустов. Прижимаясь близко к маме, спят в заброшенном сарае восемь палевых щенков. Прости меня, что беспокою… К тебе, Всевышний, обращаюсь покорно голову склоня, я грешница, молитв не знаю, лишь помню вкратце «Отче наш». Прости меня, что беспокою, тебя, под сполохи зари… что стихотворною строкою, в час ранний смею попросить. Нет… не послать богатств несметных, не отомстить за сплетен жгут… Мне, женщине, земной и грешной дай, Господи, тебя прошу. Хулою дом не обесчестить, быть нужной для своих детей, а также в жизни быстротечной, не стать чужою для друзей. Не дай… в душе небеспечальной… хранить уныния багаж; а для стихов не гениальных, оставь мне крылья и кураж. В поэзии… конечно… я не гений В поэзии, конечно, я не гений. Ей, безусловно, умный критик нужен; советы дельные \без оскорблений\ уверена, звучанье строф улучшат. Мне главное, чтоб не плевали в душу, её открыть в общенье не пытались, не заставляли ахинею слушать, подошвою по строчкам не топтались. Я манией величья не страдаю, к чужим успехам отношусь спокойно, природу, мир и дружбу воспевая, горжусь своим народом и страною. Я обожаю возраст свой Можно быть восхитительной в 20 лет, очаровательной в 40 и оставаться неотразимой до конца дней своих. Коко Шанель Сентябрь. Двадцатое число. Безлунной ночью в поздний час, с задумчивой улыбкой лист обняв, я, неотточенным пером… словесную сплетая вязь, рисую настоящую себя. Рифмую свой портрет строфой… слегка шутливый тон избрав, скрывая откровенное своё: как трудно мне вставать порой… никто не должен это знать… Моих… никто не должен видеть слёз. Солидный возраст… ну и что… о нём не помню я совсем. Да и зачем… кому-то «стаж» его? Кипит в душе моей ещё вулкан невиданных страстей, и даже бес щекочет мне ребро. В глазах…. ещё всё тот же блеск. Кутюр… я в курсе перемен: оборочки и рюши стиль не мой… В стихах… мне сердцу близок Фет. Особо радуют «Шанель» и мамины серёжки с бирюзой… Бескрылая
Бескрылая… я всё ещё летаю наоборот лопатки развернув, признанья не ищу, стихи слагая, живу… не подражая никому. Прильнув к тетради, возраст забывая, я, по ночам безумствуя в строках, навеки опрометчиво влюбляюсь и, разлюбив, прощаюсь навсегда. В куплетах благородство воспевая, войдя в азарт, на время не смотрю, слова простыми рифмами сплетаясь бегут подобно горному ручью. С действительностью дней соприкасаясь, я осуждаю современный мир; я ненавижу войны… их хозяев считаю сумасшедшими людьми. Пишу… себя поэтом не считая, не покупаю званий и заслуг… Удобно жить мне птицею нестайной, летать не подчиняясь никому. бескрылая… я всё ещё летаю… Внесённая ветром С годами жизнь стирает встречи. Но эту память сберегла. Однажды в городе Одессе я оказалась по делам. Кончался день. Сырой завесой отель окутан был с утра, душе был узкий номер тесен и я спустилась в ресторан. Под крапы, разнося хрипенье, не утихал раскатный гул. Безрадостно тянулось время… И вдруг… дверь ветер распахнул. В костюме стильном, шляпке чудной, с весенним «заревом» в глазах из неизвестного откуда её внесло в унылый зал. Поправив шарф, с предплечья сползший, перчатки медленно стянув, она, «рассеивая солнце», прошла к свободному столу. Ажурными вдруг стали стены, как будто поменялся век, волнующий ноктюрн Шопена, звучал концертно в голове. |
