Ленке Знать, июньской последней пятницей мне не зря снился отчий дом: ты стояла в цветастом платьице с чемоданом и рюкзаком. В узком круге бордовой ленточки голубел васильков букет, Ленка… Лена… Ленуська… Леночка, сколько ж мы не видались лет. На столе Каберне и сладости, я стараюсь к тебе прильнуть, сердце бьётся сильней, чем радостно, словно тесно в груди ему. Нежно ластясь к хрустальным стеночкам, из бокалов пьёт хмель рассвет, Ленка… Лена… Ленуська… Леночка, расстояний для дружбы нет. Бессонница Неприглашённой заявившись, она… точь в точь… как в прошлый раз… на мой диван… в немом затишье… бесцеремонно улеглась. Моим же поделилась пледом, себе побольше часть забрав, прижалась: «Мол… в мою жилетку… рыдать ты можешь до утра.» Ну и… хитрющая зараза… с ней говоришь … Она молчит. Ей столько плакалась… ни разу… мне не ответила… как быть. Вопросов уйма нерешённых… чего нет только в голове… могла б /по-дружески/ знакомой полезно-умный дать совет. Ан нет, жадюга… притаилась… до бед чужих ей дела нет… тепло… уютненько в квартире, платить не надо за ночлег. Ничто тихоню не заботит, ей всё равно рассвет… закат… счастливица… ей на работу не надо в шесть часов вставать. Она любила так рассказывать о море Чтоб пылью не дышать в полуторке Егора, мы с нею с косовицы шли пешком. Она любила так рассказывать о море, хотя сама не видела его. Был через поле до деревни путь короче, обняв, она показывала мне: «Дочурочка, смотри, оно такое точно лишь цвет, как небо… может… чуть синей». Мы с ней по вечерам, во время зимней стыни, флот клеили, тетрадь распотрошив; мне виделись во снах русалки на дельфинах и с крыльями огромными стрижи. Волна касается легко каймы песочной, и голос незабытый шепчет мне: «Дочурочка, смотри, оно такое точно лишь цвет, как небо… может… чуть синей». Нереальное Бесконечна рутинная цепь… От стараний усталость печатью. Пренебречь суетой бы … да в степь без излишнего груза умчаться. Там… без связи, без денег, без книг, совершенно не ведая страха, самовязанный шарф подстелив, утонуть в глубине диких маков. И со дна, к небу взгляд приковав, наблюдать за орлом с умиленьем… Пусть бы ветер меня раздевал, льнул ковыль к оголённым коленям. Там… впитав кожей нежность травы, не вдыхая отравленной пыли, о проблемах гнетущих на время забыв, обрела бы возможно я крылья. Второй вариант…
КРЕСТНИЦА ВЕТРА Стать бы крестницей ветра, да в степь — унестись на коне беспородном… там улечься на ярком холсте с ощущением полной свободы. И, бесцельно уставившись вверх, наблюдать за орлом с умиленьем… Пусть ковыль бы под тихий мой смех, прижимался бесстыдно к коленям. Ублажал бы пусть сердце простор. Пусть бы в этом хрустальном безбрежье — другом ночью был яркий костёр, одеялом прохлада и свежесть. Тебе, любимая мамочка У тебя — ещё солнце прохладою дышит, суеты нет весенней пока во дворах, по ночам жмутся к трубам озябшие крыши, над рекой непроглядный туман по утрам. У меня — снег растаял, давно не морозно, по земле стелет цвет облетающий тёрн. Лижут па′соку пчёлы, жалея берёзы, Одуванчики к Вербному вяжут ковёр. Представляю как ты, выпив чай с мармеладкой, вечерами под ветра занудливый визг, развернув на закладке тугую тетрадку, вслух читаешь мой первый про ласточку стих. Знаю, чувствую, МАМ, ты волнуешься очень, наблюдая, как птицы, вернувшись, кричат. МАМА, МАМА, прости свою странницу-дочку, только ты — всё на свете умеешь прощать. Перемены Всё заметнее блёклость осенних картин: краски в бледных лучах не горят, льётся скупо тепло сквозь дрожащую синь, стала щедрой на холод заря. Липнут клочья сырой паутины к ветвям. Дым фруктовый разносят костры. Над белёсым жнивьём часто стелет туман из пастелевой пряжи ковры. След, оставленный клином последним, истлел, расползлась по лугам тишина… С непомерным усердьем по мокрой земле рассыпает бурьян семена. Уходящий ноябрь, словно алчный койот, за ночь листья с берёз оборвал; на буграх облысевших галдит вороньё, непогоду сулит птичий гвалт. |
