Оказавшись в Эллане, девушка поняла, что с магией здесь дело обстоит примерно так же. Это инструмент, привычный, в чём-то удобный, в чём-то капризный. Как и по части внутренностей утюга и телевизора, магическими предметами, вроде этого светильника, могли пользоваться все, а вот разбирались в них единицы. Наверное, к этому несложно будет привыкнуть… только вот привыкать как-то не слишком хотелось. Хотелось домой. В мир, где подобные крепости превращены в музеи, люди в доспехах — актёры, играющие роли, а светящиеся шары скрывают где-то внутри батарейку. И, кстати, упомянутые актёры всё-таки люди. А не эти…

Она в который раз ощутила, как по коже пробежала волна холода. Может, Фаррел и прав. Может, спустя какое-то время, она научится воспринимать хозяев этого места как… ну, не как людей, это уж вряд ли, но хотя бы как вполне обычное явление. Негры или, говоря политкорректно, афро-кто-то-там, в первый момент производят впечатление совершенно другой сущности. Но привыкаешь быстро. С Леной в одной группе учился один такой. Почти свободно, лишь с незначительным акцентом, говорящий по-русски, Тедди наравне со своими белыми приятелями увлечённо хлестал водку, с явным пониманием сути рассказывал анекдоты про негров, да и сам этот термин давно уже не воспринимал как попытку расовой дискриминации.

С другой стороны, Тедди, несмотря на лаптеобразные губы, тёмный цвет кожи и дреды[61], всё-таки был человеком. Чего явно нельзя сказать о хозяевах крепости. Когда один из стражников снял глухой шлем, она невольно рванулась назад, спрятавшись за спину Фаррела. Воин тут же оскалился, продемонстрировав не помещающиеся в пасти желтоватые клыки в палец толщиной, и Лене потребовалось немало времени, чтобы осознать (а точнее — попытаться поверить заверениям всадника), что это — всего лишь доброжелательная улыбка. Но одно лишь воспоминание об этой «улыбке» вызывало нервную дрожь.

Невысокие, очень широкоплечие существа обладали серой с прозеленью кожей, сверкали лимонно-жёлтыми глазами и переговаривались между собой на языке, больше всего напоминавшем карканье очень хриплого воронья. Но, несмотря на устрашающий внешний вид, гостей они встретили дружелюбно, а тот воин, что снял шлем при виде Фаррела, и вовсе облапил всадника как старого друга, на мгновение оторвав того от земли.

— Ррадости в твой дом, Оррин, — прогудел он, явственно растягивая «р». — Хоррош тот день, когда прриходят старрые дррузья.

— И я рад встрече, Урмас, — улыбнулся всадник. — Хотя и не могу сказать, что прибыл с добрыми вестями.

— Еррунда, — фыркнул воин. — Ты жив, я жив, пиво в наших погрребах не иссякло, а что до твоих вестей — так то, не иначе, как насчет очерредной добррой дрраки?

— Угадал. Тебя это не огорчит?

Коротышка пожал плечами настолько, насколько это было возможным при его комплекции.

— Дррака от нас не уйдет, мы от неё тоже. Стоит ли говоррить о таких мелочах?

— Прикажи усилить посты.

— Рразумеется. Когда на порроге появляется горревестник, посты — это перрвое, о чём стоит поррадеть.

— Не знал, что меня тут так прозвали, — нахмурился Фаррел. — Видят боги, я не хотел накликать беду на ваш народ.

— Э, дрруг, не омррачай ррадость встрречи такими рречами. Я вижу, ты прривёл рребёнка? Не думаю, что ты прритащил бы дитя туда, где намечается дррака. И давай поговоррим о делах потом. Сперрва надо отметить встрречу.

— Отметить — дело доброе, — кивнул Фаррел. — это мы обязательно. А что до моей спутницы… познакомься, Урмас, это Лавена, она под моей защитой. Лавена, перед тобой суарр[62] Урмас Растер, абсолютный владетель этой и ещё пары таких же крепостей, благородный тэн, по местным меркам, чей род древностью не уступает королевскому.

— Ха, — фыркнул коротышка, — людские корроли! Что они могут понимать в вопрросах дрревности ррода? Я могу назвать не меньше тррёх сотен славных имён своих прредков, не заглядывая в старрые книги. Ррад прриветствовать тебя в стенах Каэрр Торра, дитя. Честь аррауков — залог твоей безопасности.

— Я думаю, моя спутница устала с дороги, — Фаррел взглядом дал понять Лене, что сейчас ей действительно лучше считать себя уставшей, поскольку встреча старых друзей вряд ли будет посвящена исключительно оценке качества местного пива. Очевидно, Оррину необходимо поговорить с хозяином наедине.

Девушка кивнула, соглашаясь.

— Эй, Саррмак! — крикнул Урмас, и один из воинов тут же неспешной трусцой подбежал к командиру. — Прроводи леди в гостевую, да прроследи, чтобы ей прринесли еду, вино и всё, что ей потрребуется.

Затем добавил несколько коротких фраз на другом языке. Оррин чуть приподнял бровь, открыл было рот, собираясь что-то сказать, но, наткнувшись на предостерегающий взгляд хозяина, решил не вмешиваться.

Боец хлопнул себя кулаком по плечу и, изобразив подобие поклона, жестом предложил Лене проследовать за ним. Испытывая предательскую дрожь в коленях, она заставила себя сделать первый шаг, за ним — ещё один. Деревянная спина, поджатые губы и ногти, вонзившиеся в ладони, ясно давали понять, что девушка опутана сетями страха и едва сдерживается, чтобы вновь не спрятаться за спину своего спутника.

— Ничего не бойся, — Оррин положил руку ей на плечо. — Поверь, здесь самое безопасное место, какое только можно найти в этом мире. И, кстати, здесь никто не будет стрелять в тебя за неосторожное слово или действие. Аррауки — гостеприимный народ… когда к ним приходят без камня за пазухой и без меча в руках. И прости, что я оставляю тебя одну, поверь, дела того требуют. Не знаю, когда я освобожусь, возможно, тебе придётся поскучать до утра. Но утром, обещаю, я приду и расскажу тебе всё, что ты захочешь узнать. И даже больше.

Его прикосновение несколько уняло нервную дрожь, и за провожатым девушка уже проследовала не то чтобы совсем спокойно, но и не содрогаясь от страха при каждом взгляде на широченную спину, укрытую пластинами полированного металла.

Комната, которую гордо называли «гостевой», как уже говорилось, не отличалась ни уютом, ни размерами, ни приличной обстановкой. Но здесь было на удивление тепло, Сармак по пути отдал пару распоряжений, и какой-то слуга, столь же серо-зелёный и клыкастый, но мелкий и потому не слишком страшный, быстро сервировал стол. Еда была вполне знакомой и очень простой — жареное мясо, распространяющее по маленькому помещению одуряющие ароматы, ломоть свежего хлеба, пара початков кукурузы, обильно политых маслом, небольшая бутылка мутного стекла со слабеньким, градуса в три-четыре, терпким вином и большой кувшин с каким-то травяным настоем, вроде холодного чая.

Плотно поев, Лена почувствовала, как неудержимо накатывает сонливость. Дорога была не такой уж и лёгкой, последняя ночевка прошла под открытым небом… ну, под пологом, который и при самом невзыскательном подходе не тянул на термин «палатка» и не особо защищал от холода и лесных кровососов. Так что выспаться толком не удалось, хотя она помнила, что отключилась сразу, как только легла. В общем, бороться с навалившейся дремотой не было ни сил, ни желания, и вскоре девушка уже мирно посапывала, свернувшись калачиком на узкой лежанке.

Неслышно проскользнувший в комнату слуга заглянул в почти опустевший кувшин с отваром, сокрушённо помотал головой и с неодобрением посмотрел на спящую девушку. Затем провел ладонью по сияющему шару, от чего тот сразу же убавил яркость вчетверо, собрал посуду и остатки трапезы и вышел.

Когда девушка, сопровождаемая молчаливым Сармаком, скрылась в лабиринте пронизывающих внутреннюю часть крепости коридоров, Оррин ощутил что-то вроде облегчения. Объяснения — та их часть, что предназначалась Лене — откладывались. Другую часть отложить не удастся, да он и не собирался это делать. Ощущение надвигающейся опасности, выработавшееся за долгие годы, однозначно указывало на то, что затишье продлится недолго.