О как! Стало быть, это как раз тот самый случай, с острой необходимостью. Ещё бы он добавил что-нибудь типа «цена не имеет значения», но такими фразами люди разбрасываются разве что в фильмах. Да и там подобные заявления, как показывает время, мало что реально означают.
Я тяжело вздохнул, надеясь, что микрофон потрёпанного аппарата донесет до собеседника всю неловкость ситуации, в которую он меня, занятого человека, поставил. Мол, не могу отказать хорошему человеку, иду на жертвы. В тон надо добавить капельку недовольства, но самую малость — чтобы это не было воспринято как высокомерие. Всё ж таки клиент.
— Хорошо, приезжайте прямо сейчас.
— Диктуйте адрес.
Дядя Фёдор редко принимал клиентов дома. Только тех, кому доверял… или нет, не так. Он никому особенно не доверял, при нашей работе излишняя доверчивость может выйти боком. Но у дядьки были друзья — и для них дверь его дома всегда была открыта, вне зависимости от того, заходили ли они по делу или просто так, попить пива и предаться воспоминаниям. А для остальных — либо какое-нибудь кафе, пользующееся более-менее приличной славой типа «здесь вам никто не помешает», либо вообще… какая-нибудь рощица в двадцати километрах от городской черты.
Вы не подумайте плохого… небось уже решили, что мы с дядькой — киллеры. Или что похуже. Никакого криминала, но и о законности нашей деятельности тоже говорить не стоит. Потому как законов, её регулирующих, не придумано пока.
Продиктовав собеседнику адрес, я повесил трубку и огляделся. Мда… Я, как и многие мужчины, не любитель наводить в квартире образцовый порядок, но за последние дни хижина дяди Фёдора, как сам он иногда именовал свою двушку, приобрела основательно запущенный вид. Интересно, сколько времени моему визави понадобится на дорогу? И, между прочим, он так и не назвался — забывчивость, осторожность или намеренно продемонстрированная доля презрения? Да какая, к бесу, разница?
Следующий час прошел в лихорадочных попытках придать холостяцкой берлоге более или менее пристойный вид. Не скажу, что я в этом полностью преуспел, но… скажем, девушку сюда пригласить уже не стыдно. А делового партнёра? Ладно, фиг с ним, он пока не партнёр и станет ли — бабушка надвое сказала. Надо что-то присмотреть в качестве угощения. Пустая банка кофе. Пустая коробка из-под чайных пакетиков. Початая пачка печенья… так, печенье подальше, кому оно нужно, если нет кофе или чая. А что у нас в «баре для гостей»? У дяди Фёдора два бара. Один для повседневного использования, там напитки поскромнее — водочка, вино не из дорогих, бутылка шампанского и несколько небольших трехсотграммовых бутылочек с разноцветными ликёрами, неизвестно каким образом здесь очутившихся. Сам дядя Фёдор ликёры не уважал, да и среди его приятелей я что-то любителей этого сладкого пойла не припомню. Ага, вот коньяк. Не шедевр, обычный дьютифришный «Camus» долларов эдак за сорок-пятьдесят, не больше. Дядя Фёдор привез две бутылки в прошлом году из Египта, прокомментировав покупку в том ключе, что «нельзя же вообще без сувениров, Мишка, а папирусы тебе и нахрен не нужны». Одну мы уговорили в честь приезда, а вторая вот осталась. Сойдёт. В другой бар, который для избранных, мы заглядывать не станем, там напитки такие, что посетителя инфаркт хватить может.
Пузатые коньячные бокалы имелись. Пять штук. Шестой приказал долго жить в незапамятные времена. Вроде бы некомплект, несолидно как-то, но гостей больше пары человек за раз в этом доме я что-то не припомню. Решено, пожертвуем гостю коньяк.
В дверь позвонили. Я бросил взгляд на часы и мысленно поставил себе высшую оценку за проявленную силу воли. Два часа кряду посвятить уборке — это, знаете ли, показатель. Для меня.
Как оказалось, пока что ещё безымянный собеседник заявился в гости не один. Невысокого пухлого мужчину с лицом обрюзгшим и довольно неприятным, зато одетого демонстративно дорого (я не специалист, но вот сложилось такое ощущение), сопровождала столь же упитанная дама лет сорока, с избытком косметики и прической типа «ах какой я крутой стилист». То, что на ней было надето, я оценить не сумел, но блестяшки в её серьгах, колье и перстнях явно ничего общего со стеклом не имели. Убейте меня, нельзя к человеку, в чьих услугах вы остро нуждаетесь и который находится (печально, но факт) ниже вас по социальной лестнице, являться в таком прикиде. Цена услуги тут же вырастет в полтора-два раза, просто из-за резко обострившегося чувства классовой ненависти.
— Господин Орлов? — в его голосе сквозило удивление.
— Да. Проходите, пожалуйста.
— Я считал, вы старше, — он недовольно поджал губы, явно добавляя разницу в возрасте к и без того разделявшей нас социальной пропасти.
— Вероятно, вы имели в виду Фёдора Ивановича Орлова. Я его родственник и партнёр, Михаил Сергеевич Орлов.
Как-то нехорошо это — на пороге заниматься выяснением кто кем кому приходится. К тому же я испытывал некоторую неловкость — и да простит мне дядя Фёдор сию невинную ложь. В общем-то, подразумевалось, что я стану его помощником и, со временем, полноправным партнёром — но это со временем. Пока же о партнёрстве и речи не заходило, да я и не претендовал, понимая, что в тех делах, которыми занимался мой горячо уважаемый родственник, сам я пока ноль без палочки и долго буду таковым оставаться. Но где сейчас дядя Фёдор — одному богу известно, а мне и кушать хочется каждый день, и за квартиру платить надо, да и бизнес похерить было бы глупо. Пусть его и нельзя назвать налаженным или устоявшимся, но какой ни есть — а он, простите за невольный каламбур, есть.
Преодолев замешательство и сжав в кулак готовое выплеснуться недовольство (как же, вместо уважаемого господина Орлова-старшего придётся иметь дело с каким-то сопляком), гость соизволил зайти в дом. Его спутница тоже переступила порог, чуть заметно — а скорее, демонстративно — сморщив нос. Мол, ради дела можно и в эту халупу войти, но лишней минуты здесь она пребывать не желает.
— Присаживайтесь.
Я опустился в кресло на долю мгновения раньше пухлого господинчика, испытав чуть заметный укол удовольствия. Он — проситель. Я — хозяин. И плевать, что скоро (ох, надеюсь) наши статусы в глазах друг друга изменятся, он станет уважаемым (ну, неуважаемым, что роли не играет) работодателем, а я — наемным работником. Добавив в голос каплю холодка — а пусть не забывает, что оторвал меня от сверхважных дел — я напомнил:
— Вы не представились.
— Друзов, Владимир Викторович. Это моя супруга, Екатерина Леопольдовна.
И почему я не удивлен? Эта дамочка просто не может быть какой-нибудь заурядной «Ивановной» или «Петровной». Хотя в русской истории хватает царей со столь простонародными именами, среди нынешней скороспелой аристократии как-то подобные имена не приживаются.
— Изложите проблему, а я посмотрю, смогу ли вам помочь.
Гости переглянулись. Признаться, я ожидал, что говорить в итоге будет всё же женщина, она в этом тандеме явно лидирует. Ошибся.
— Прежде я хотел бы уточнить, — он помялся, словно собираясь сказать непристойность в приличном обществе, — правильно ли я понимаю, что вы оказываете услуги розыска с использованием… нетрадиционных способов?
— Если вы имеете в виду экстрасенсорику, то вы правы. В какой-то мере. Мы не разглашаем наших методов, но, как правило, добиваемся результата. Что у вас пропало?
Он поморщился.
— К сожалению, не «что», а «кто». Пропала моя… наша дочь.
— Вот как? — я поудобнее устроился в кресле, давая понять, что готов к диалогу. — Тогда извольте подробности.
Оговорка от моего внимания не ускользнула, и теперь стало понятно, почему, при явно ведомом положении в семье, именно Владимир Викторович сейчас будет давать информацию и вести торг, а его супруга сохранит статус стороннего наблюдателя. Дочь, очевидно, не её.
— Её зовут Елена. Елена Владимировна Друзова. Ей восемнадцать лет. Три дня назад она ушла из дома.
Он замолчал, словно сказанное всё объясняло. С моей точки зрения, объясняло многое — совершеннолетие, переходный возраст (сам недавно из него вышел, знаю, что говорю), вероятные трения с мачехой, да и отец не производит впечатления душевного человека. Девочка ощутила себя взрослой и сбежала при первой же возможности… может, прихватив содержимое папиного сейфа, может просто так, на одних романтических настроениях. Бывает.
