– Кажется, всё – есть, – кивнул фотограф, показывая им готовые снимки на ноутбуке.

– Ты круто поработал, – похвалил Матти Алекса. – Такая ненависть в глазах, такой злой блеск – очень профессионально!

– Мне не надо было играть, я ведь искренне ненавижу это место, – раздражённо заметил Алекс.

– Учитывая количество песен, посвященных школе, я бы сказал, что ты скорее по ней скучаешь, – Матти пожал плечами.

– Пойдём, напишешь сам на стене что-нибудь для инстаграма.

Алекс уже дрожал, стоя у проклятой стены. Снег всё-таки начался, а ему приходилось оставаться в одной только рваной футболке, потому что девочки и мальчики клевали в том числе и на его дерзко-сексуальный образ. Алексу выдали чёрный маркер и предложили импровизировать. Матти был в восторге от его работы на камеру сегодня и посчитал, что, помимо живых эмоций, будет круто оставить ещё и живое послание. От холода в голове не было никаких мыслей. Алекс хмурился, глядя на красные пылающие сердца, наверняка оставленные здесь какой-нибудь сопливой десятилеткой.

– Алекс, ну давай уже! Напиши хоть «хуй вам, неудачники», я не знаю! – Матти уже тоже изнывал от желания уехать домой и накидаться пивом.

Сегодня у них не было запланировано ничего, кроме этой вылазки ради фото.

– «Ведьмин кружок», – размашисто написал Алекс, перечеркнув сразу нескольких красных сердец, и поставил сегодняшнюю дату.

– О, класс! Таинственное послание! – Матти выглядел довольным, щёлкая Алекса и надпись на свой айфон. – Загружаем сразу в инсту, твиттер, на фейсбук и валим, а то сюда сейчас набегут.

– Я останусь, – проговорил Алекс, отходя от стены.

– Чего?!

– Говорю: я поеду позже, хочу переночевать у родителей.

– А если тебя обнаружат? – Матти недовольно нахмурился.

Они должны были управиться с фотосессией инкогнито и немедленно свалить из родного городка Алекса, пока про его визит не прознали местные фанаты. До Хельсинки путь был недолгий, но задерживаться в пригороде смысла не имело.

– Я приеду завтра, – повторил Алекс, – переночую здесь, никто меня не запалит, а запалят – ничего страшного, здесь меня любят, я прославил Эспоо.

– Это и плохо, – Матти с сомнением покачал головой.

– Расслабься, – Алекс ободряюще похлопал Матти по плечу, махнул Йонне и операторам и поспешил прочь от школы.

На самом деле Алекс не был так уж уверен, что здесь ему все рады и, так же как и Матти, не жаждал незапланированных встреч с фанатами. Он остался в городе только потому, что хотел проверить одну свою неожиданную теорию.

***

Это было очень глупо.

Пока его пост в Инстаграм неистово набирал лайки, Алекс, дрожа от пронизывающего ветра и блядской мороси, что липла к волосам и лицу, искал то самое место, что окрестил «Ведьминым кружком». Не он окрестил – Маркус. Впрочем, глупой эта затея была не поэтому.

Дело было в том, что Алекс не был уверен, что хорошо помнит, где находится это место, как и не был уверен, что оно сохранилось за прошедшие годы. Ему запомнилась промышленная свалка за мастерскими – непригодные детали, шины и другие расходные материалы сваливали здесь, чтобы потом отправить на переработку. Такое складирование могло длиться годами, так как клиентов у мастерской даже за целый год накапливалось не слишком много и организовывать регулярный вывоз было нерентабельно. Именно поэтому Алекс рассчитывал, что «Ведьмин куржок» всё ещё сохранился.

Как минимум, огромное пустынное поле перед гаражом и ремонтным ангаром было в точности таким, как он помнил – бескрайним и унылым, хорошо просматриваемым во все стороны. Отсюда была лишь одна дорога – к мрачным зданиям мастерской. И сейчас на этой дороге кроме него никого не было.

«Он не придёт», – крутилось назойливо в голове, но какое-то шестое чувство всё равно тянуло Алекса вперед, и он упорно шёл, поскальзываясь на мокрой траве.

«Ведьмин кружок» был на месте. Он разросся ещё больше, как показалось Алексу. Тогда он прятался в нём весьма условно – Маркус в миг нашёл его среди шин и издевательски кричал, что Алекса не спасёт это укрытие. Сегодня старые колёса громоздились в три ряда, образуя целый лабиринт, затеряться в котором ничего не стоило.

Алекс поборол желание спрятаться – сегодня он сюда пришёл не за этим. Шины были скользкими из-за снега, но Алекс всё равно, рискуя упасть, взобрался наверх самой высокой «башни», уселся и прикурил.

«Подожду ровно одну сигарету», – пообещал он сам себе.

Однако за этой сигаретой последовала следующая, через пятнадцать минут – ещё одна. Алекс уговаривал себя уйти, но казалось, если он сдастся сейчас, то неминуемо потерпит очередное поражение от Маркуса. Страшно было представить себе путь обратно, полный разочарования в себе, слабости перед призраками юности, которым он стал равнодушен. Алекс не мог смириться с этим – Маркус должен был прийти.

И он пришёл.

Уже почти стемнело, и Алекс замерз так, что не хотелось даже двигаться. На него нашло какое-то странное оцепенение, близкое к медитативному. Он был здесь один, никто не знал, где он, если он тут останется, то никто его не найдет. Под конец Алекс мог лишь лениво думать о чашке чего-то горячего или лучше – горячительного, и отстранённо наблюдать, как снежинки облепили его заляпанные грязью кроссовки. Без мыслей было хорошо и спокойно.

– Слезай оттуда, – позвал его Хейккиннен своим грубым, напоминающим лай голосом.

– Ты ведешь инстаграм? – Алекс спрыгнул вниз, рискуя переломать ноги. – Вот это неожиданно, конечно! Я думал, парни вроде тебя выше этой гламурной чуши.

Он сцепил покрасневшие от холода пальцы в карманах. Очень хотелось попрыгать, чтобы согреться, но перед Хейккинненом скакать, конечно, было нельзя.

– Как тебе моё фото? – Алекс выгнул бровь. – Скоро таких будет много – промо нового альбома. Я назвал его «Страх».

Маркус посмотрел на него будто бы сочувствующе, но тут же сдвинул брови. Казалось, он сейчас разразится очередной гневной тирадой.

– Пойдем, – вместо этого он махнул рукой в сторону здания мастерской. – Простынешь.

Это прозвучало так естественно, будто Маркусу было не привыкать проявлять заботу о нём, вот только Алекс не мог припомнить ни одного подобного случая за все годы их знакомства. Хотелось и пойти за ним, послушаться этого ровного уверенного тона, и воспротивиться – чисто из вредности, как в детстве, когда родители наказывают тебе надеть шапку, а ты снимаешь ее за первым поворотом от дома.

Алекс выбрал «пойти» из чистого любопытства. Очень вряд ли, что Хейккиннен собирался его отмутузить – они давно уже были не школьниками, тем более, за порчу «звезды» наказание было бы суровее, чем выговор от директора школы. Это Маркус тоже понимал. Наверное.

– Вся задняя стена исписана любовными посланиями мне и группе, – сообщил Алекс, чтобы не молчать. – Раньше я там писал тоже.

Он смотрел в спину впереди идущего Маркуса, хотя в резко наступившей темноте были видны лишь её очертания. С задней стороны автомастерской фонарей не было или Маркус их не включал, так что Алекс шёл за ним почти наощупь.

– И я, – запоздало отозвался Маркус, когда они всё-таки вышли на пятачок перед гаражом, освещенный тусклой лампочкой.

Прозвучало это так, словно Маркус признался, что не просто писал признания – их писали, кажется, все, а писал их именно ему, Алексу. Мысль была совсем глупая, такие как Маркус признаний точно не пишут, но Алекс не мог отделаться от этой идеи.

– Заходи, – снова поторопил его Маркус, когда пауза затянулась. – Можешь взять плед, я поставлю чайник.

Все это казалось совершенно нереальным, невозможным. Маркус Хейккиннен приглашает его к себе в мастерскую, предлагает плед и чай. Алекс хотел было думать, что всё это – часть какого-то розыгрыша, и что в мастерской сейчас обнаружится компания из тех, кто терроризировал его в школе, но там, конечно, никого не было.

Что-то ещё, помимо его всеобщей популярности, изменилось со времен школы. Возможно даже, что с приходом известности, он умудрился всё-таки завоевать уважение у Хейккиннена, а может, тому было просто любопытно пообщаться со звездой.