Теперь предстояла задача перевезти полученные деньги в квартиру Ашота. Рюкзаки и сумку погрузили в багажник «шестерки», закрыв их ветошью и привычно замаскировав несколькими ящиками с подгнившими фруктами. За нами следовала «нива» с Гурамом и Баграмом, отправленных Левоном сопровождать нас до квартиры внука.

За пару кварталов до дома Ашота, отпустили Вову и Дениса. Они люди в нашей структуре новые, и к ребятам я продолжал присматриваться, хоть помощника тренера уже хорошо изучил.

У поворота к дому, нас уже ждал освободившийся после дежурства Олег, с которым я созвонился перед выездом. В ожидании нас он просидел около часа возле подъезда Ашота, но ничего подозрительного не заметил. Выгрузка прошла отлично. В одиннадцать часов вечера людей почти не было. Только в отдалении мелькали фигуры алкашей, судя по замусоленному виду. Через два подъезда, спиной к нам расположился на лавочке старенький пенсионер. Он даже не отреагировал на шум подъезжающей машины и продолжал неподвижно сидеть, опершись руками на тросточку. Похоже, просто задремал или задумался о чём-то своем.

Быстро перенесли деньги в квартиру Ашота, попрощались с Гурамом и Баграмом, и приступили к разделу оставшейся суммы. Перед поездками в Одессу, мы договорились откладывать десять процентов от прибылей с операций в общий фонд. Деньги с него будут тратиться на финансирование наших торговых операций, бензин на поездки, оплату ребятам со службы безопасности, взятки ментам (если понадобится), гонорары адвокатам и другие текущие нужды.

После расчёта с Левоном у нас остался миллион триста двадцать девять тысяч триста пятнадцать рублей. Деньги по временам Советского Союза 1986 года не просто большие, а огромные. А для моих замыслов — мизерные.

Сразу отложили сто тридцать две тысячи триста пятнадцать рублей в общий фонд. «Касса» с общего согласия ребят хранилась у меня дома, спрятанной под кучей хлама в шкафчике, рядом с остальными деньгами. Там оставалась тысяча восемьсот двадцать пять рублей и горка мелочи. В сумме, после продажи золота, не считая «железа», наш «оборотный фонд» составил сто тридцать три тысячи сто сорок рублей.

Затем приступили к дележу основных средств. С оставшегося миллиона сто девяносто семь тысяч вычли мои 25 процентов за наводку на золото. Это составило двести девяносто девять тысяч двести пятьдесят рублей. От мелочи, по примеру патриарха, я тоже отказался, вместе с Ашотом быстро отсчитав тысячи.

Восемьсот девяносто восемь тысяч рублей из остатка, поделили на четверых, с учётом доли Сани, лечащегося под Киевом.

Всем досталось по двести двадцать четыре с половиной тысячи. Санина доля осталась лежать у Ашота. После операции с золотом, которое хранилось у него, я стал намного больше доверять своему товарищу.

После этого я предложил выделить из общего фонда по тысяче рублей, в качестве премии Денису и Вове за действия в боевой обстановке. Возражений не последовало.

Подводить итоги у нас уже не было сил. За окном стояла глухая ночь. Под конец я напомнил товарищам о необходимости не разбрасываться деньгами налево и направо, чтобы не засветиться, а тратить их аккуратно с умом. Добавил, что большие суммы нам ещё понадобятся на открытие кооперативов, и попросил основную часть полученных финансов попридержать до лучших времен. А вот когда кооперативы разрешат, и мы сможем легализовать свои средства, пусть хоть дворцы и иномарки себе покупают, без проблем.

Мы договорились, провести общее совещание совместно с новыми работниками службы безопасности в ближайшее время, а пока разойтись. Ашот развез нас на своей «шестерке» по домам.

Матушка, как и остальные соседи, спала, и меня никто не потревожил. Спокойно разложил деньги: «общак» к остальным деньгам в старый школьный портфель, пятьсот двадцать три тысячи пришлось забросить в подаренный одесским цеховиком огромный кулек «Мальборо» и спрятать на антресолях в старом потертом чемодане. Мать туда не залазила и была предупреждена, без моего согласия ничего не выбрасывать и в комнату не пускать. Сто шестьдесят с лишним тысяч с портфеля Овчинникова так и остались лежать в моем шкафу, спрятанные под грудой старых вещей.

На следующий день Олег созвонился с Денисом и связался со мной. Наш новый боец уже успел предварительно переговорить с товарищем и сказал, что тот готов выслушать нас. В семь вечера у афганца смена на стройке. К восьми, когда он примет дежурство, подойдёт бывший опер, подскочит Олег. И нас с Ашотом ждут. Конечно, если есть какие-то срочные дела, встречу можно перенести. Я был полностью свободен, поэтому предварительно созвонившись с армянином, пообещавшим подскочить на «шестерке» к моему подъезду в двадцать минут седьмого, согласился.

Встреча состоялась, как мы и планировали, в строительном вагончике. Посидели, попили чай из термоса, поговорили. Сергей мне понравился. Деловой, немногословный, основательный и фигура спортивная. Видно, что человек волевой, тренированный и, похоже, надежный, хоть жизнь его потрепала. Сперва опер с подозрением косился на меня, особенно на вытатуированные на пальцах перстни. Потом, уяснив, что беседует не с тупым уголовником, немного оттаял и начал общаться нормально.

А когда я сказал, что мы планируем помогать инвалидам войны в Афганистане, ветеранам ВОВ и детским домам, ещё больше растаял. Особенно, после демонстрации пачки полтинников из «общего фонда» и заявления о готовности хоть завтра поехать в Ленинград, встретиться с Леопардычем и передать бывшему командиру эти деньги для покупки лекарств, заказа протезов и выдачи материальной помощи ребятам, получившим увечья на войне.

Внимательно выслушав меня, Сергей спросил:

— Можно переговорить с тобой наедине?

— Конечно, — кивнул я.

Мы вышли из вагончика и прошлись между штабелями кирпичей, разбросанных лопат и других строительных инструментов к забору, на противоположной стороне от вагончика, аккуратно обойдя огромный котлован, рядом со строящимся домом.

Бывший опер вздохнул, вытащил из кармана синюю пачку «ТУ-134», щелчком выбил сигарету, нервно затянулся, вбирая дым ноздрями.

Я молча ждал продолжения.

Сергей выбросил недокуренную сигарету, затоптал её каблуком туфли, и повернулся ко мне.

— Скажи, зачем тебе это?

— Что именно? — спокойно уточнил я.

— Я о помощи ребятам, — пояснил бывший опер, пристально глядя мне в глаза. — Грехи замаливаешь или нас купить хочешь?

Из глубин сознания неожиданно пришло понимание: с Сережей здесь и сейчас надо быть откровенным до конца. Ему можно довериться. Иначе сотрудничества не получится.

— Ни то, и не другое. Просто в любой ситуации надо оставаться человеком, — пояснил я. — Помогать, тем, кому тяжело. Тем более, дальше будет хуже. Страна за несколько лет в разнос пойдет.

— Это почему? — прищурился Сергей.

— Потому, что скоро всё поменяется. Мы на всех парах летим к капиталистическому будущему. Причём не к такому, как в США, а больше похожему на то дерьмо, которое происходит в Африке или Латинской Америке, когда из страны начнут выкачивать ресурсы, а население опустят в нищету.

— Что за бред? — оторопел бывший опер. — Ты понимаешь, что несешь? Тебя за такие слова запросто посадить могут.

— Я то, понимаю, а вот ты — нет. И разговариваю откровенно, потому что за тебя поручились Денис и Олег. Всё уже решено на самом высоком уровне. В конце февраля, начале марта прошел двадцать седьмой съезд КПСС. Что на нем приняли, знаешь?

— В самых общих чертах, — смутился Сергей. — Совершенствовать социализм вроде собрались и квартиру к двухтысячному году каждой семье выдать.

— Больше ничего не можешь сказать? — ухмыльнулся я.

— Нет, — виновато признался опер. — Я же говорю, слышал в самых общих чертах.

— Вот, — я торжествующе поднял указательный палец. — Как и большинство населения нашей страны. Простому человеку все эти съезды до задницы. Он даже толком не знает, о чем там говорили, и что приняли. А между прочим, произошло эпохальное событие. Впервые был провозглашен курс «на совершенствование социализма», а не «построение коммунизма». Это очень знаковый показатель. Выходит, верхушка КПСС негласно признала утопичность коммунизма и решила отказаться от его построения. А знаешь, что будет дальше?