– Точно так, Ваше Императорское Величество. Я один владею Зеркальным щитом. И изрядно рискую, выходя против группы магов. На хуторе щит у меня пропадал от воздействия пуль и магии, я стал беззащитным как ординарный пластун-простец. Пять моих людей погибло, двое в госпитале, у шести мелкие ранения. Почти половина взвода вышла из строя. Мог погибнуть и сам.

– Что вы предлагаете, Федор Иванович?

– Перебросьте сюда с юга не менее двух пластунских батальонов. Только не тыловиков из охранения, а воевавших, пусть даже некомплектных. Нам надобно иметь вдоль линии фронта дюжину групп пластунов. В каждой должен быть радиотелеграфический аппарат. Не далее версты от линии передовой держать две-три батареи 122-миллиметровых дальнобойных гаубиц Шнейдера, но лучше – морских орудий. Группа обнаружит логово магов и вызовет огонь артиллерии. Маги держатся кучно, чтоб при случае соединиться в общую цепь защиты. Но внезапный артналет дает шанс! Потом – атаковать и добивать.

– С почти стопроцентным шансом погибнуть? – скорее утвердительно, чем вопросительно отреагировал император. – Но пока вы рассказываете о какой-то фантастике. Подвижная радиотелеграфическая станция перевозится на трех подводах. Даже я, монарх, это знаю. Как вы ее намерены закатить в немецкий тыл?

– Вот теперь расскажу вам главный секрет. Из-за него стоило выгнать и тем самым, о чем весьма сожалею, обидеть заслуженных людей.

У Юсупова-Кошкина на лице появилось выражение фокусника, готового вынуть кролика из шляпы, что не слишком нравилось государю.

– Не томите! – приказал он.

– В Сестрорецке основано коммерческое общество по выделке радиостанций, переносимых двумя пластунами в заплечных мешках. Один мешок с самой аппаратурой, второй – со свинцовыми аккумуляторными батареями. Мои инженеры гарантируют связь на двадцать верст и не менее чем на полчаса.

– Мои? То есть – ваши лично?

– Да, государь, я – главный пайщик общества. Первый десяток комплектов готов предложить казне по 1230 рублей, потом на партии от тысячи цена снизится. Но сначала, с вашего разрешения, первый комплект испытаю сам. Не возражаете?

– Ладно, – согласился Георгий. – С радиостанциями понятно. Но морские орудия? Корабли не ходят посуху.

– Пушки надлежит поставить на железнодорожные платформы. Получится подвижная батарея, которую легко перебросить в нужное место. И другое важно: моряки хорошо стреляют по счислению на пределе дальности орудий. Их такому обучают.

– Первый выстрел пушки опрокинет платформу, – хмыкнул государь. – Это вам не броненосец.

– Ее следует снабдить специальными упорами. У железной дороги есть похожие. Их используют для экскаваторов при прокладке путей. Удлинить и укрепить…

– Все-то вам ведомо, Федор Иванович, – буркнул царь. – И на все готов ответ. Прямо кладезь знаний. Потерять вас для России будет огорчительно. Постарайтесь уцелеть. А иначе не сумеете использовать свой барыш, – Георгий улыбнулся. – Пусть вам это будет стимулом.

– Приложу все силы! – заверил Федор. – Я еще оставлю надпись на стене сгоревшего рейхстага.

– И какую? – царь заинтересовался.

– Из России – с любовью[1].

Царь моргнул и захохотал. Так, смеясь, покинул зал. Следом, похохатывая, шел Брусилов.

[1] From Russia with Love – фильм 1963 года по одноименному роману Яна Флеминга.

Теплые августовские воды Даугвы пахли сыростью, рыбой, тиной, и еще чем-то натуральным, природным, отчего не хотелось уходить и вставать с песка, обуваясь в сапоги. Лучше провести здесь время до утра, любуясь звездами и отмахиваясь от комаров. От порогов доносился негромкий гул.

Федор позволил себе небольшую самоволку. За ночной вояж к реке его вряд ли кто накажет, потому что сам Брусилов сидел рядом и курил. А неподалеку полувзвод пластунов с пистолетами-пулеметами охранял их покой, заодно – штабной «Руссо-Балт» командующего фронтом.

Предосторожность была не лишней. Жандармерия тремя днями ранее схватила группу латышей, заподозрив их в шпионаже. У одного из арестованных обнаружилась прошлогодняя французская газета. Фото «месье Юсупова-Кошкина» красовалось на первой полосе.

Вот такая жизнь – постоянно на мушке врага, изрядно изматывала. Снимать напряжение, напиваясь в хлам, Федор считал ниже своего достоинства и довольствовался малыми радостями жизни.

– Искупаемся, Алексей Алексеевич? – предложил он Брусилову. – Коль германец близко подойдет, там – не до купаний будет. Да и осень на носу.

– Вы уж сами, князь. На песочке посижу. Хорошо-то как!

Теплая вода пощекотала икры до колена, смывая с ног усталость… Но умиротворенное состояние исчезло, когда вдали послышалось гудение моторов аэропланов.

– Что за хренотень? – заволновался Друг. – Допустим, в моем мире самолеты летали днем и ночью – одинаково. Здесь же…

Аэропланы прошли над ними низко, на миг угольно-черные крылатые тени заслонили звезды. Видны были вспышки в выхлопных патрубках моторов. Курс держали четко на Огре. Как только пилоты ориентировались в темноте?

Федор выскочил на берег, Брусилов тоже подхватился.

Со стороны Огре началось…

Вспышка! Через пару секунд – ба-бах! Раскат грома, словно взорвался фугас слоновьего калибра. Потом другой. Небо перечеркнула молния, хоть грозы не было и в помине.

Издалека донеслись крики.

Аэропланы вновь проплыли над рекой, теперь – в сторону немецких позиций.

Федор торопливо натянул сапоги, ощущая пальцами прилипшие песчинки, и бросился догонять Брусилова, спешащего к машине.

Около Огре тот приказал водителю притормозить. Князь выругался.

Нетронутыми остались ратуша, где расположился штаб кавалерийской дивизии, костел с армейским наблюдательным пунктом на колокольне, строения монастыря, превращенные в госпитальные палаты.

Удар пришелся по казармам. От стен не осталось и половины, крыша провалилась. Языки пламени лизали быстро темнеющую беленую штукатурку с черной полосой – явной отметиной электрического разряда высокого напряжения.

Не нужно быть Шерлоком Холмсом, чтоб восстановить картину: кинетик врезал по кровле, вдавив ее внутрь жилья, огневик подпалил – ровно так же, как загорелся недавно хуторской дом с германскими магами, потом, на закуску, сюда долбанул владеющий электрическим Даром.

– Только что новый мундир построил. Сгорел к чертям собачьим вместе с черкесской! – возмущался Федор.

В халате, наброшенном на плечи, он выглядел чрезвычайно мирно. Пластуны на судьбу не жаловались. Наоборот – крестились и благодарили бога, что загорали под звездами у реки, а не испеклись заживо.

Командующий критически осмотрел Федора и огорчил своего водителя:

– Снимай тужурку, Фрол. Прикажу тебе другую завтра выписать. Уступи его высокоблагородию.

Шофер со вздохом разоблачился, протянув Федору кожаную куртку – почти новую.

На том расстались. Пластуны с князем отправились искать временное пристанище, генерал покатил в Ригу: в шесть тридцать ему предстоял доклад у императора.

Как несложно было угадать, высочайшая аудиенция началась с разноса. Георгий рвал и метал, услышав о ночных налетах на Ригу и ближайшие городки. Немцы в преддверии решающей битвы шли на крайний риск ночных вылетов, днем потери аэропланов были слишком велики. Русские истребители, стреляя через винт, лихо очищали небо от германцев. Те такого делать не могли и не понимали, как возможно.

От взмаха царственной руки большая карта, расстеленная на столе, вдруг вспорхнула в воздух, сбрасывая с себя фигурки людей, всадников и пушек – в гневе царь не контролировал свой дар.

– Отряд Юсупова-Кошкина не пострадал, Ваше Императорское Величество, – осторожно ввернул Брусилов, когда громовержец несколько утихомирился. – Готов к походу.

– Он по-прежнему ищет случая сунуть голову в пасть дьяволу? С радиостанциями на аудионах – не лучше ли наводить огонь артиллерии с аэропланов?