В письме император не приказывал, просил: при первой же возможности скорее поспешать на фронт к Брусилову, принявшему командование вместо раненого Сиверса. Пожалуйста!

Федор провел ладонью по лицу. Теперь понятно… Такое письмо нельзя хранить как сувенир. Георгий не просто обращался к ним за помощью, он душу изливал. И монархи порой исповедуются. Но, не дай Бог, письмо попадет в чужие руки, да еще – в газеты, неприятностей не оберешься. Свидетельство о слабости духа императора стране на пользу не пойдет.

Князь извлек зажигалку и подпалил нижний край листков. Когда они, почернев, упали на траву у входа, полковник растер их сапогом и тут же напомнил:

– Вскрывайте второй пакет, капитан.

Внутри пакета оказалась бумага с гербом и печатью. Когда Федор пробежал ее глазами, Друг прокомментировал:

– То, что сделал предъявитель сего, сделано по моему приказанию и для блага государства. Ришелье. Знаменитая фраза из романа «Три мушкетера». Георгий даровал тебе примерно такие же полномочия. Ты в полном праве приказать великому князю Борису чмокнуть тебя в зад.

Фельдъегерь удалился, а Федор вытянулся на ложе, затеяв внутреннее совещание: как дальше?

– Что делать – выбор невелик, – ответил Друг. – Ну, покатаемся на байках денек-другой, немного постреляем. К автоматам, кстати, патроны на исходе. Парни дорвались – высаживают по целому магазину. С патронами засада – не поставляют их на австрийский фронт. Здесь армия с винтовками воюет. А ты что предлагаешь?

– Команда не готова. Нам бы месяцок еще чтоб людей поднатаскать. Георгий же недели не дает. Придется собираться. Как ты когда-то говорил? Не напился – не налижешься? Согласен?

– Некуда деваться. Бери, Федя, «грамоту Ришелье» и топай в штаб полка. Чтоб сейчас же приняли приказ – подать к утру транспорт до вокзала Львова.

– Интересно, – подумал Федор, надевая сапоги. – Голощапов обрадуется, что от нас избавился, или огорчится, что я забрал пластунский взвод?

Полковник же даже попрощаться не явился. Один ручной пулемет Федор подарил Шкуро для «Волчьей сотни». Обнялись и разошлись – каждый своей дорогой.

Услышав шокирующую весть, кайзер вихрем ворвался в угловое здание на Альбертштрассе в Берлине. В сердцах расшвырял часовых ударом воздушного кулака. Те даже не успели взять на караул.

– Где? – рявкнул на встречавшего его адъютанта начальника отдела разведуправления Генштаба.

– У себя в кабинете, Ваше Императорское Величество… – проблеял бледный, словно флаг капитуляции, офицер. Этот отдел, выведенный из общей структуры Вальтера Николаи, подчинялся Вильгельму напрямую, потому что имел единственную задачу: изловить и доставить в рейх Юсупова-Кошкина.

Кайзер, не снижая аллюра, взлетел на второй этаж и устремился в приемную, а оттуда – в кабинет майора.

Тот уронил голову на письменный стол, нелепо поблескивая лысиной в лучах солнца, прибивающегося через неплотно задернутые шторы. Под головой расплылось еще довольно свежее красное пятно, дотянувшееся до разбросанных документов с грифом Streng Geheim (совершенно секретно). Рядом валялся револьвер.

Не обращая пока внимания на бумаги, кайзер приподнял тело за плечо и содрал с мундира артефакт. Как и у большинства руководителей разведки, амулет был отмечен символом ментальной магии. С момента самоубийства прошло всего лишь полчаса или даже меньше. Вильгельм почувствовал легкое трепыхание в руке, будто сжал пальцами мелкого окунька. Силы особо не прибавилось, но, как говорится, магии много не бывает, пригодится любая.

Затем он принялся просматривать документы и пожалел, что негодяй ушел из жизни столь легко. Если бы правда вышла наружу раньше, он узнал бы, что смерть еще нужно заслужить!

Отдел исправно отчитывался утром и вечером, что объект находится на Сестрорецком заводе безвылазно, занимается самозарядной винтовкой, гранатами и приборами связи. К его поимке все готово, пусть только нос покажет за забор, а уж мы его…

В действительности местоположение объекта неизвестно больше десяти дней. Он не замечен ни в Сестрорецке, ни в Петрограде (бывшем Санкт-Петербурге), ни в Москве. Есть подозрение, что объект коротко побывал в Туле, но информация не подтверждена.

Тупик. Все нити оборваны.

Получив вызов на доклад к кайзеру, майор, надо полагать, испугался, что император почувствует обман. Правильно испугался. Кайзер ощутил желание сбросить дохлое тело с кресла на ковер и пинать его ногами, а потом сжечь, срывая досаду… Но в последний миг сдержался – не к лицу монарху.

Вильгельм отправился к Николаи и поручил ему лично возглавить поиск Юсупова-Кошкина. Еще посоветовал всегда иметь при себе револьвер с одним патроном…

[1] Нарицательный персонаж. «Нешто можно дозволять, чтобы народ безобразил? Где это в законе написано, чтоб народу волю давать?» (А.П.Чехов. Унтер Пришибеев).

Взвод устроился на ночь в довольно глубоком овраге, не менее чем в километре от германских постов. Вахмистр Степан Муха убедил Федора: соваться на хутор ночью не стоит. Немцы бдят, слышен каждый шорох. Лучше внаглую – днем. Сначала ползком по кустарнику да по подлеску, взять на ножи засевших в секрете, далее по плану.

То, что план состоит всего из одного пункта – ввязаться в ближний бой, а там видно будет, пластунов не волновало. Зачастую их товарищества действовали именно так и без Федора.

Как устроились, один из новобранцев промолвил:

– А ну как костер запалить? Ночь темная, без звезд. Дым не увидят. Консерву согреем.

Урядник Игнат Кобыла осветил фонарем лицо молодого казака.

– Хошь воевать с удобствами? Как у мамки на печи?

– Юрка дело говорит, – вмешался Федор. – Я немца за версту почую. Нету их. Отдохнем, поедим как люди.

Уточнять, что немцев обнаружит Друг, князь не стал. Незачем кубанцам про такое знать, колдуном сочтут. К Осененным без того отношение двоякое. С одной стороны, люди вроде бы полезные на войне, а с другой, возможно, знаются с нечистым. Ишь, чего умеют! Кто их этим даром наградил? Может, Бог, а, может, и чертяка. Казаки – народ религиозный, даже больше суеверный. Лучше их особо не смущать.

Пластуны вырыли в земле ямку, накидали сухой хвои, сверху сучья покрупнее. Вахмистр вытянул подаренную зажигалку.

– Испытаем дар? – включился Друг. – Тот, который собирались?

– При людях? – засомневался Федор. – Опозорюсь…

– Федя, не дури, – заметил Друг. – Нам какая разница? Не получится – ничего не произойдет. Вспомни, что убитый маг под Гродно был огневиком. Ты же его дар забрал. Сосредоточься и представь, что внутри костра огонь. Яркий, жаркий, обжигающий! А потом качни в него немного силы, как при кинетике.

Вахмистр крутнул колесико. Над зажигалкой вспыхнул огонек. Поднести к сушняку его вахмистр не успел.

Бумкнуло. Собранный валежник словно придавила слоновья нога, несколько веток отлетело в сторону, часть, возможно, просто затоптало в землю. А на оставшихся заплясали язычки пламени. Федор не смог отделить кинетическую магию от огненной и ударил двумя сразу.

– Что за бисовщина? – удивился вахмистр, пряча зажигалку. Если он и догадался о таком вмешательстве командира, то не подал виду, потому что авторитет капитана с небоевой фамилией Мышкин был высок. Он неизмеримо вырос после первой встречи с казаками. Например, они не возражали, чтобы их товарищество называли взводом. Но, однако, репутация не была бесспорной – бой покажет, как хорош их командир. Или же наоборот.

Вытянувшись ногами в сторону огня, Федор приступил к военному совету с Другом. Тот начал с очевидного:

– Догадался, почему все предыдущие отряды провалились и погибли?

– Не бином Ньютона… Вокруг логова из магов расположена пара-тройка батальонов. Даже пластунам к ним подобраться очень сложно. А простые казачки на охрану вмиг напорются.

– …И полягут все, потому как на шум стрельбы прилетит подмога. Или конная, или на мотоциклетах. При такой охране обычная тактика в тылу врага – снять часовых и наделать шороху, не годится. А вернуться к своим и это объяснить, не сумел никто. Все убиты иль в плену. Пара Осененных даже с сильным Даром роли не играет. Им ответит группа магов, объединенных амулетами. Не потянут против них.