— Дорогое вино отняли. Ром, кстати…
— Нет. Никакого рома, — отрезал Теодор. — Сейчас ты ляжешь и уснешь.
Наполеон состроил страдальческое лицо, на что гость лишь покачал головой:
— Хватит с тебя. На ногах не стоишь уже. Моли, чтобы тебе к вечеру хуже не стало. А то по-разному бывает, — мужчина поднялся на ноги. — Я пойду. Нужно кое-куда зайти. А ты — не проспи. Возможно, сегодня решится твоя судьба.
Дверь захлопнулась. К тому моменту, когда шаги на лестнице стихли, Вандес уже крепко спал, раскинувшись на кровати, не потрудившись скинуть даже сапоги.
***
В комнате царил мягкий полумрак, плотно задернутые шторы едва ли пропускали утренний тусклый свет. В воздухе висели клубы сигаретного дыма. На широкой кровати, покрыв колени одеялом, сидел мужчина, задумчиво делая какие-то пометки в книге с кожаным переплетом. Иногда он отмахивался от дыма, поднося записи ближе к лицу, хмуря брови, щурясь и что-то тихо зачитывая вслух.
— Зачем ты оторвал меня от сна? — дверь тихо приоткрылась. — Неужели тебе не хватило этих ночных разборок, и ты решил обсудить что-то еще? Я только уснула, как меня разбудили.
— Иди сюда, — недовольно проворчал тот, не поднимая головы, глубоко затянулся и выпустил изо рта дым.
— Мне казалось, мы договорились обо всем ранее, — женщина мягким, граничащим с робостью жестом прикрыла за собой дверь, но так и остановилась у порога, не решившись ступить дальше. На ней была лишь длинная белая свободная сорочка в пол, совершенно ей не шедшая и практически сливавшаяся с ее бледной кожей. Волосы распущены, глаза сонно полуприкрыты. Она перекинула свои темные волосы через плечо, проходясь по ним небольшим гребнем, до этого покоившимся в ее маленьком нагрудном кармашке. Верхние пуговицы были расстегнуты так, что виднелись сильно выпирающие ключицы и едва заметные изгибы груди.
— Я не собираюсь повторять дважды, — мужчина с хлопком закрыл книжку.
— Если ты каждый раз собираешься прятаться от своей жены здесь, то вынуждена тебя расстроить, Вернер скончался только этим вечером, так что капелька уважения хотя бы к его овдовевшей супруге уж точно бы не помешала.
— Джен, чёрт тебя бери… — он раздраженно побарабанил по своему колену пальцами. — Раньше тебя это не останавливало. Что же случилось с моей любимой женщиной?
«Любимой?» На это она лишь иронично изогнула бровь:
— Я тебе не прислуга. Так что будь повежливее со мною в моём доме, Георг, — голос ее сохранил при этом холодное спокойствие. — К твоему сведению, у меня есть полное имя, а в мире…
— Притихни и подойди сюда, а то подойду я, и тебя это, как всегда, не устроит, — он устало помахал перед своим лицом книгой, разгоняя дым, и стряхнул пепел в стоящую на кровати металлическую пепельницу.
-… существует такое понятие как вежливость, — закончила она.
— Подойди сюда, Дженивьен, — де Жоэл тяжело вздохнул, — пожалуйста. Теперь довольна?
Женщина пожала плечами, пряча гребень обратно, и, обняв себя за плечи, приблизилась к кровати:
— Туши сигарету. И так накурено. Ненавижу, когда ты дымишь. После тебя дышать тут просто невозможно.
— Что написано вот здесь? — проигнорировав просьбу, мужчина снова подхватил книжку и открыл ее на странице с подвернутым уголком, ткнув пальцем в верхнюю строчку.
Она невольно, осознавая, что ей не оставляют никакого выбора, смотрела на его руки, обнаженные плечи, черные с легкой проседью волосы. Столкнувшись его прямым делано-равнодушным взглядом, буквально пронизывающим ее насквозь, она внутренне вздрогнула.
— Ты знаешь, что у меня плохое зрение. Мне отсюда не видно, — она опустила длинные черные ресницы.
— Тогда иди сюда, — он поманил ее к себе. — Это твои записи, датированные позапрошлым годом. Ты очень точно отметила негативные последствия той военной реформы. Есть кое-какие погрешности, но, в целом, ты была права.
Женщина села и, коротко задумавшись под выжидающим взглядом, приподняв полы сорочки, забралась на кровать с ногами, пододвигаясь к Маршалу:
— Вы наградили всех, отличившихся после войны? Я не могла предугадать наши потери, сам понимаешь.
— К концу их осталось только трое, остальных наградили посмертно, — нехотя поделился информацией Георг. — Один из них в генеральском звании теперь командует флотом, второй — из кавалерии — сейчас находится на дипломатической миссии за северным морем. Третий, говорят, скончался в лазарете через пару недель после заключения мира. Ему мы посмертно дали маршальское звание, он был младшим адъютантом Фабриса де Фиакра, старший же его лейтенант Нил Пирр пока считается без вести пропавшим.
Взгляд Георга отвлекся от рукописных строк и перешел сначала на ее худощавые руки, затем на, как всегда, небрежно приоткрытую грудь, бледные выпирающие ключицы с парой заметных, но уже выцветших следов, напоминавших синяки. Бледная тонкая шея была завлекающе открыта
— Разве трое? Не помню такого, — Дженивьен, принялась быстро перелистывать страницы. — Четыре, как минимум. Ты лично награждал троих, а одного — посмертно, я точно это…
— Тебя это сейчас так интересует?
— Меня должно интересовать что-то еще? Это моя работа, и я должна делать ее качественно, чтобы такие, как ты, не имели возможности ко мне придираться, — забывшись, она склонилась над блокнотом, вытянув свои худые бледные ноги и положив на них книгу. Ее взгляд быстро скользил по написанным ею же когда-то строкам. Волосы, зачесанные на одно плечо, лезли в глаза, но она этого не замечала.
Дженивьен вздрогнула и выронила записи, когда ее резко притянули к себе спиной и, прижавшись сзади, руками с двух сторон забрались под белую ткань сорочки.
— Мне кажется, на этот счет мы тоже уже говорили… — женщина вцепилась в его руку, пытаясь говорить ровно. — Хватит, Георг. Я не собираюсь…
Она сдавленно ахнула, когда ее молча втащили на колени. Чужие шершавые ладони довольно грубо раздвинули ей ноги и скользнули по внутренней стороне бедра вверх. Джен закусила губу, запрокидывая голову назад на плечо Георга:
— Ты меня не слушаешь… — ее губы напряженно задрожали. Дыхание стало частым и шумным. — Не надо. Слышишь?
С плеч Дженивьен стянули расстегнутую ночную сорочку. Спиной она ощутила знакомый, но такой пугающий жар его тела. Тяжело вздымающуюся грудь до боли стиснули влажные пальцы, оставившие неприятный прохладный след от низа живота до выступающих ребер.
Грубо толкнув вперед, ее крепко вжали в кровать, с силой надавив между лопаток. Она исступленно царапнула покрывало, смаргивая безотчетно подступившие слезы.
Из комнаты донесся вскрик и тихое, часто повторяющееся «больно», переходящее в громкие рваные вздохи и стоны, чередующиеся с тихими, почти жалобными всхлипами.
========== Не нужны ==========
Строевой смотр в гренадерском полку проходил ежедневно в восемь утра: раз в два месяца производилась оценка состояния здоровья небольшой группой врачей, внимательно записывавших любые отклонения от установленных нормативов. К самочувствию членов регулярной армии, как к уровню подготовки и их постоянному присутствию в пределах города, относились с предельным вниманием.
Едва вернувшийся из командировочной поездки в соседнее государство Георг, взявший на себя командование и подготовку императорского полка, после двухмесячного отсутствия ступил на плац заложив руки за спину. Заменявший его ефрейтор первой гренадерской роты, едва отметив появление Первого Маршала, встал во главу строя и отдал положенные команды:
— Рравняйсь! Смирно!
Повисла мертвая тишина. Георг молча обвел взглядом результат своего многолетнего труда. По правую руку за ним следовал с аккуратно укомплектованной в папку документацией его адъютант Оливье Монти - расторопный высокий мужчина тридцати с лишним лет, с повязкой на правом глазу и каштановыми короткими волосами. Место же по левую руку занимал другой, не менее интересный участник события. Девушка, в отличие от адъютанта, шла рядом с Маршалом, от которого исходило ощутимое напряженное раздражение.
