Ро с интересом слушала, пальчиком водя по оборке своего украшенного тканевыми розочками корсажа.

— Оказывается, мы и сами не знали, с чем имеем дело, — мужчина достал из коробки сигару. Он поднялся и, оправив сюртук, подошел к Марго, в молчаливом жесте кладя руку ей на талию, мягко, но настойчиво подталкивая ее к выходу.

Слуга, зажигавший коридорные светильники, почтительно поклонился господам и монотонно продолжил свое дело.

— С одной стороны, это многое меняет, а с другой — дает ответ на наш вопрос, — Максим подвел девушку к высокому окну. — Насколько хорошо ты знаешь о событиях последней войны? — он все еще держал двумя пальцами сигару, кажется, совершенно о ней забыв.

Ро потупила взгляд и неопределенно пожала плечами.

— Ты об этом никогда не говорил, а что я могу об этом знать? Разве что новости из салона и истории Георга, но он в основном говорил о себе, а в салоне обсуждают то, как цвет военной формы украшает нашу кавалерию.

Граф внимательно слушал ее, отсутствующим взглядом рассматривая узорчатую резьбу на оконной раме. Он снова ничему не удивлялся.

— До начала войны у нас было пять маршалов, Первым был один из выходцев нашей военной академии — Армэль де Брис, его отец был дальним родственником и другом предыдущего императора, так что и следующее поколение состояло в довольно тесном контакте, насколько помню.

— Насколько тесном? — Ро отставила чашечку на подоконник и коснулась чужой руки, несильно ее сжав.

— Настолько, что Клодий назвал своего сына в честь близкого друга. Ну и посодействовал ему в его становлении Маршалом, хотя, надо отдать должное, этот человек был действительно этого достоин. Один из немногих настоящих военных талантов.

Они двинулись дальше по коридору, уже держась за руки. Марго, не отрываясь, смотрела на Максимилиана, следя за его губами, редко меняющейся мимикой, серьезными уставшими глазами.

— Династия Ирэн обзавелась наследником лет на десять раньше рождения старшего сына в семье де Брис. Тогда были очень неспокойные, смутные времена: первый Маршал бывал дома раз в несколько лет, его супруге можно было давать награду за терпение и поддержку, но женщин, как ты знаешь, не награждают и, думаю, вряд ли будут, — д’Амэр потер подбородок и сунул сигару в нагрудный карман. — Своих детей Армэль видел редко, а погиб он в самом конце той войны, но это неважно. Деток его отправили на Юг, как написано в одном из архивных документов, с каким-то священником, который взял, исходя из завещания, над теми опекунство. Хотя, почему же, «каким-то»…

Маргарита непонимающе приподняла брови:

— И что с того?

— Дело в том, что сын этого священника подлежал несению службы и был призван, но по причине отсутствия в стране письма так и не получил, — Максим сделал паузу. — Однако через какое-то время он возвращается с Юга, но уже не один.

— Кто?

— Дети де Брис и сын священника.

В спальне было темно и свежо, из открытого окна доносилось тихое пение птиц: открытый балкон, с которого тянуло весенними заморозками, выходил в сад, на нем стояло кресло-качалка, которым никто не пользовался уже лет десять.

Ро присела на край кровати, с интересом оглядывая просторную комнату.

— И вот незадача — после появления в Ла Круа старший сын де Брис куда-то исчезает, как будто его и не было. Казалось бы, мог уехать, но на тот момент он опекает младшую сестру, а ее имя все еще числится в некоторых списках, она даже позже устраивается на работу. Да и деваться ему было некуда, время военное, все молодые люди призывного возраста отправлялись на фронт, но ни в одном списке его нет. Скарлетт де Брис снимает комнату на улице Колоколов — южный загород — как-то ее оплачивает, несмотря на отсутствие работы, затем куда-то уезжает.

— Значит, с ней кто-то был, — кивнула Маргарита. — Сын священника?

— После войны, где он исполняет обязанности военного медика, его принимают в религиозный департамент. Мы с тобой его неплохо знаем, Ро, — Максимилиан растянул губы в сухой улыбке и медленно стянул с плеч девушки шаль, давая ткани мягко выскользнуть из своей руки на пол. — Он был на том приеме Георга, ты столкнулась с ним и Вандесом на входе. У Теодора была своя квартира и при желании - возможность сожительствовать, но, видимо, кто-то был против.

— Ее брат? — теперь Марго смотрела только на руки графа. Она слегка закусила губу и мягко провела пальцами по выступающим на чужих пальцах венам.

— А значит? — Максим поправил очки.

— Он в Ла Круа, — девушка обхватила его запястье и прижала к своим губам.

— Он все это время был тут, просто мы об этом не знали, — он приподнял ее лицо, смотря прямо в глаза. — Ты знаешь, с кем не поделил Ассоль Георг?

— С Вандесом, не так ли?

— Его настоящее имя — Леон де Брис. Вернее: Леонард де Брис, — граф провел большим пальцем по губам Ро. — У их отца было поместье за городом…

Марго, не дослушав, притянула его к себе на кровать, поцелуем заставляя умолкнуть, ее пальцы буквально вцепились в его волосы.

— Хватит об этом, хватит о работе, хватит о Георге, — она провела по его груди ладонью. — Завтра будет завтра, сейчас у тебя есть дела поважнее… — говоря это, девушка медленно расстегивала его сюртук, оставляя следы помады на щеках и губах.

— Да, — Максим отбросил очки в сторону на белые застеленные простыни и прижался своим лбом к ее. — Ты права.

— А теперь… — Ро шумно вдохнула, зажмуривая глаза. — Возьми меня.

Сейчас.

========== День, когда я сдался ==========

Раннее утро было обыкновенно холодным и промозглым. От земли поднимался легкий пар, отчего по оврагам стелился молочно-белый густой туман, настолько плотный, что, казалось, до него можно было дотронуться пальцами. Осока, разросшаяся за городом, была почти побита нестабильной температурой холодной ранней весны, но упрямо тянулась вверх к редко заглядывающему сквозь темную завесу туч солнцу. Вся свежая зелень казалась на несколько тонов бледнее и темнее — мрачная туманная серость будто вытянула из мира все краски и ждала прихода жаркого лета, обычно следующего за отвратительно холодной весной.

Атмосфера пригорода была на редкость неприветливой, она хмуро охватывала немногих прохожих своими мутными болотными глазами и хлюпала грязью под сапогами, копытами и скрипящими большими колесами телег редких торговцев. Старая, почти заброшенная часовня уныло стояла среди разросшихся вековых деревьев. Немного выше ее восточного портала на сколах побитых пару лет назад градом витражей сидели большие черные, как раскаленная смоль, вороны. Где-то внутри этого покинутого людьми здания гулял промозглый злой ветер, а распадающиеся от времени и сырости, некогда выгоревшие в пожаре гобелены, подгоняемые воздухом, с тихим шорохом вскидывались и призраками медленно опускались обратно на каменные, покрытые копотью и пылью холодные стены.

Вороны хрипло закаркали, срываясь с насиженных мест, громко хлопая большими мощными крыльями, когда на небольшую мощеную площадь перед южным входом, привязав лошадей к изгороди, вышли два человека. Один из них нес перед собой приличных размеров, подвязанный кожаным ремнем, черный футляр, другой, покрывший голову капюшоном, рассеянно подбирал стелющиеся по земле полы темно-зеленого плаща и выжимал из них росяную влагу.

Абсолютную мертвую тишину, нарушаемую лишь мерным шепотом листьев и нетерпеливым похрапыванием лошадей, разорвал громкий стук копыт. Взметнулась из-под куста стайка маленьких птичек, зашелестела трава, закричали вороны. Мужчина с футляром вскинул голову и перевел внимательный взгляд в сторону, откуда доносился постепенно приближающийся, нарастающий звук.

Еще один участник события не заставил себя долго ждать. Вопреки ожиданиям, он срезал путь через луг и, подъехав к часовне на лошади, перемахнул через невысокую деревянную оградку, въезжая прямо на площадь. Его гнедая заскользила по влажным после дождя камням и встала, переступая с одной передней ноги на другую, в тот самый момент, когда седок, до этого нетерпеливо сжимавший поводья, перекинул ногу и расторопно спрыгнул: