Дженивьен, не зная того наверняка, понимала, что он вовсе не такой сильный, каким хотел бы казаться, что у него были свои слабости, свои больные места, которые он так старался при ней не показывать, но почему-то это не мешало ей в него поверить. То, что он провернул, было настоящей наглостью, однако в то же время это не было подлостью, это было тем самым стихийным «хочу» - ему Наполеон, кажется, просто не мог противостоять — желанием помочь, тесно переплетающимся с чужой нуждой.

Интересно, насколько большую роль сыграл в этом безбашенном альтруистичном поступке человеческий эгоизм?

Задумавшись, Джен вздрогнула от неожиданности, когда Вандес подал ей руку. Она тяжело вздохнула, ощущая, как больно впиваются в ребра сквозь ткань плетеные швы корсета, но молча оперлась на чужую ладонь, поднимаясь. Парень обезоруживающе улыбнулся, окидывая спутницу взглядом, мысленно жалея, что не может просто взять и сорвать эту осточертевшую вуаль, скрывавшую ее прекрасные темные глаза.

— А сейчас вам придется смириться с тем, что мы заночуем в амбаре, — он усмехнулся, видя ожидаемое удивление на лицах Теодора и Дженивьен.

— Но как же… — духовник обессиленно развел руками, не зная, с какой из тысячи причин начать возражать.

— Я не хочу поднимать сестру, она всегда с трудом засыпала, а сейчас ночью не подходит к двери вообще. Если мы пройдем, то можем сильно ее испугать. Она нас не ждет, а Жан и Жули после окончания обучения на выходные часто уезжают с матерью в другой город на ферму, которой владел когда-то их отец.

Д’Этруфэ вспыхнул, при этом совершенно не меняясь в лице:

— Убедил.

Дженивьен внимательно посмотрела на болезненно отведшего взгляд Наполеона. Сделав определенные выводы из услышанного разговора и сопоставив его со своим недавним разговором с юношей по поводу закона и людей, она покачала головой.

Теодор, вдруг впавший в сильную задумчивость, упустил буквально сквозившую в словах друга горечь.

— Скарлетт вернулась сюда после того, как… — Наполеон поджал губы. — Неважно. Пойдемте, а то холодно стоять.

Джен зябко обняла себя за плечи, смотря в спину Вандеса.

Заночевать было решено в большом, наполненном сеном амбаре, расположенном на окраине деревни. Внутри было сухо и душно, зато тепло и пахло цветами и чем-то сладким.

Теодор сразу же облюбовал себе место на втором этаже, вскарабкавшись по грубо сколоченной деревянной лестнице в прямоугольный проем наверх.

— А неплохо тут все устроено… — прозвучал приглушенный голос сверху.

— А я что говорил! — в темноте лестницы было практически не видно, только луна слабо светила в маленькое приоткрытое окошко, но Наполеон быстро взлетел по перекладинам наверх. — Мы тут ещё в детстве в путешественников играли. Я здесь найду любую доску с закрытыми глазами.

— Хвастун… — Теодор грузно опустился на сваленное в дальнем углу сено. — Ну и денек ты мне устроил.

— Скорее уж ты мне, — на лице Вандеса сияла широкая улыбка.

— Следи лучше, чтоб даму твою никто не украл. А то найдутся мастера и похлеще тебя, — д’Этруфэ прикрыл глаза, ощущая, как засыпает, так что слова эти он произнёс невнятно, сквозь внезапно нахлынувшую сонливость. Осознание насыщенности пройденного дня сделало своё дело — усталость ощутилась с новой силой. Сон взял свое.

Дженивьен стояла молча, опершись спиной о деревянную подпорку. Сердце стучало, как бешеное, дышать было трудно, голова шла кругом, отчего бросало то в жар, то в холод. Казалось, что задыхается. Она хватала ртом воздух тише, боясь, что за зря побеспокоит этим своих спутников.

— Вы в порядке? — привыкшие к темноте глаза разглядели спешившего к ней парня. — А я тут нашёл…

— Не могу дышать — голос Джен сел и прозвучал ещё тише, чем обычно.

Наполеон успел лишь подхватить женщину, когда она стала медленно съезжать на землю, теряя сознание.

— Чёрт… — он аккуратно уложил ее на сено, шарясь рукой по своим карманам, быстро соображая, как стоит действовать дальше. Идея пришла внезапно - только рука нащупала рукоять небольшого ножа, вшитого в подкладку мундира. Одним резким движением парень вспорол хитро перетянутую утяжку вышитого бархатом корсажа и ослабил сильно затянутые удерживавшие его атласные ленты.

Переставшая дышать Дженивьен вдруг закашлялась и резко вдохнула, неосознанно вцепившись в руку Вандеса, ощущая, как из уголков глаз к вискам текут слёзы.

Она жадно вдыхала душный воздух, слыша свои же тихие всхлипы — слёзы подкатили к горлу внезапно. Те самые слезы.

— Вам лучше? — Наполеон навис над Джен, от его улыбки не осталось и следа, он смотрел обеспокоенно. Тёмные от страха, мутные глаза поблескивали в темноте.

— Это все волнение, — она резко замолчала, когда чужие пальцы аккуратно, почти бережно убрали с ее лица вуаль, а затем неожиданно резко сорвали и отбросили ткань в сторону. — Ну и темперамент… — Джен отвела взгляд, не отдавая себе отчёт в том, что губы растянулись в неком подобии улыбки, всегда так сильно раздражавшей Георга. — Слишком близко, — она уперлась ладонью в грудь парня. — Вы снова допускаете эту ошибку… — губы не слушались, слова говорились через силу.

— Я допустил ошибку? — прошептал Наполеон. Когда опасность прошла, его переживания довольно быстро улеглись и сменились чувствами более занимательными. У него создалось ощущение какой-то странной игры, правил которой он не знал, но и это не отбивало у него желания разыгрывать эту необычную партию и далее. — Ах да… — Наполеон выдохнул с тихим смехом. — Не барон… Не граф… — парень шумно втянул воздух носом. — И даже не генерал и не маршал, — казалось, его губы пересохли.

Джен иронично приподняла брови. Против нее играли ее же картами.

— Думаю, Вам все же хочется кое-что знать, — юноша все еще нависал над ней, проницательно вглядываясь в чужие глаза.

— Удивите меня, — ощутив сильное смущение, женщина отпустила в ответ колкую иронию.

— Мой отец был первым Маршалом до Георга… Достойная замена, не так ли? — казалось, голос Наполеона дрожал, как горящая свеча, задуваемая ветром.

Дженивьен распахнула глаза, сдавленно выдохнув, пытаясь осмыслить услышанное:

— Не может такого быть…

— А зачем мне Вас обманывать? — Наполеон осторожно прилег рядом с Джен, склонив свою голову к её. — Я не люблю врать. И не люблю, когда врут другие. А Вы посчитайте сами, умеете же это делать. Нынешний первый Маршал маршальствует уже четырнадцать лет. Пятнадцать лет назад погиб Армэль де Брис, после чего…

— Его дети отправились на Юг со своим опекуном. Нашумевшая в свое время история.

— Именно так оно и было… — парень неотрывно наблюдал за ее лицом.

— Значит тогда, в тот день… это были Вы, — женщина зажмурила глаза, растянув губы в неуверенной улыбке.

Повисла тишина. Вандес недоуменно приподнял брови.

— Тогда. Пятнадцать лет назад на летнем рауте мне в первый и последний раз в жизни подарили цветы. Это сделал мальчишка. Нарвал полевых цветов и принёс. Просто так. Протянул их мне… — Дженивьен широко открыла глаза, смотря в тьму, густыми клубами забившуюся под крышу. — Это были Вы, не так ли?

Парень молча следил за ее губами, с трудом улавливая смысл произнесенных ею слов. В этот момент ему пришла мысль о том, что, наверное, он сойдёт с ума или даже умрёт, если не коснется ее именно сейчас, в этот самый момент.

Наполеон осторожно приподнялся, снова нависая над Джен, ловя ее растерянный взгляд, мягко перехватывая ее худые руки и нежно, невесомо касаясь ее губ своими, ощущая, как быстро колотится в груди сердце.

— Я никогда не любил цветов, выращенных в садах…

Это были ромашки.

========== Память ==========

— Черт возьми, это же просто прекрасно, — Александр довольно улыбнулся, садясь за стол. — Предлагаю за это выпить!

— Да ты за все предлагаешь выпить, — де Хьюго развернул стул спинкой к столешнице и сел, склонясь вперед. Друзья замерли, смотря друг на друга, и рассмеялись, когда Себастьян добавил, — Но я, как всегда, только за. Эхей, Монти, чего выпьешь?