— Шон, ты хочешь покататься на карусели?

— Да!

— А на лошадке?

— Пони! Да!

— А клоуна хочешь посмотреть?

— Да!

— Нил, как мы можем выбрать, Шон хочет все, и я тоже хочу все и сразу! — Стюарт с энтузиазмом покачивает Шона на руках, пока Нил пытается уснуть на заднем сиденье. Ехать еще минут сорок, и это единственная попытка поспать на сегодня.

— Я даже не знаю, мальчики? — сонно бормочет он.

“Мальчики” переглядываются, и за этим скрывается еще одна особенность, которую давно отметил Нил.

Эндрю не может сказать Шону нет. Точнее, он скорее всего и не хочет. Новая игрушка? Конечно. Еще мороженого? Всегда и с радостью. Понятно, что за этим скрываются годы собственного несчастного детства, отчаяния и практически никаких причин для радости. Поэтому детская завалена таким диким количеством игрушек, книг, развивающих наборов, что Нилу периодически приходится убирать хотя бы часть из них в гараж.

Это особенно сказалось на празднованиях дней рождения Шона. Когда ему только исполнялся годик, Эндрю планомерно начал готовиться. Он заказал украшения, два торта — взрослым и детям, маленькую развлекательную программу, десятки маленьких подарочков. Поэтому Нил не особо удивился, когда в день праздника был разбужен слишком рано для выходного дня, чтобы помочь развесить все флажки, шарики и вывески. После короткого чмока в губы, он даже подал Эндрю, стоящему на стремянке гирлянду, чтобы проснуться спустя три часа на диване рядом с Рико, укутанным в плед.

Эндрю доделал все сам, он даже успел провести кастинг артистов, чтобы выбрать самых безопасных по его мнению. Все прошло великолепно, настолько, что соседи окрестили этот детский праздник “праздником года” на их улице. Возможно, Шон ничего не запомнил. Он просто веселился, кидался кусочками торта и визжал от восторга, когда на него надевали огромный воздушный пузырь. Но Эндрю запомнил все до мелочей. В тот вечер, уже после праздника, он долго стоял на веранде, не в состоянии отпустить сравнение всех своих недо-дней-рождения, с этим абсолютно счастливым днем для Шона. Нил бесшумно накинул ему на плечи плед, за что получил в ответ самые крепкие объятия в его жизни. Тогда на глазах Эндрю впервые за вечность блеснуло что-то наподобие слез.

— Шон так радовался, — он уткнулся носом Нилу в шею и перешел на еле слышный шепот.

— И мы очень радовались. Спасибо, это было чудесно.

— Спасибо вам. За все это.

За дом, за Шона, за безопасность и возможность радоваться по поводу и без.

Казалось, что затмить этот праздник будет просто невозможно, но на три года Эндрю превзошел самого себя. Весь их двор за ночь был переоборудован в сад-лабиринт, в котором были спрятаны подарочки и игрушки. Каждый ребенок получал свою карту и отправлялся на поиск сокровищ, прямо внутри этого чудо-сада из растений, и даже небольшого фонтана.

Шон был первым, кто отправился в лабиринт за руку с Нилом, и в тот момент он точно понял, что испытал Эндрю, планируя все это неделями. Ничего в мире не могло сравниться с тем восторгом, искренней, всепоглощающей радостью сына, когда он находил подсказку и смог сам открыть свой подарок.

Каждый такой день рождения словно восстанавливал баланс в этом несправедливом и суровом мире. У Эндрю никогда не было своего торта и тем более свечек — Шон получал свой отдельный на каждый день рождения. Когда он подбежал к Эндрю, чтобы тот помог ему задуть свечи, тот уже не смог сдержать самой широкой улыбки. Все это того стоило. Уход от своей прошлой жизни, потеря всего, что могло бы быть его, боль расставания с Аароном, Ваймаком, Би — все это стоило того, чтобы Шон получал свой отдельный торт и целовал их всех по очереди каждое утро.

Именно поэтому сейчас, когда нужно выбрать, куда отправиться, вся надежда на Рико, который сможет урезонить своих любимых, лишенных в детстве практически всего. Нил иногда пытался робко поинтересоваться, во сколько им обходятся такие грандиозные дни рождения, но Рико лишь качал головой, показывая на фото на столе: Эндрю выдувает огромный пузырь вокруг себя и Нила и на его лице читается абсолютная гордость. За себя, мальчика 27 лет, который смог выдуть такой огромный пузырь. Нил согласен. Это стоило своих денег.

— Аттракционы ближе всего, — осторожно предлагает Рико. — Шон очень любит кататься на карете, Шон ты любишь карету? Помнишь, как она вращается?

Они начинают напевать простую песенку, которая обычно играет на карусели, но Эндрю лишь хмурит брови.

— Мы могли бы успеть в аквапарк.

— Да, но у Шона все еще есть дневной сон.

— На одну горку.

— Я схожу с тобой на одну горку, — шепотом говорит ему Рико и предлагает свою открытую ладонь. Эндрю кивает и берет его за руку.

День пролетает слишком быстро. Послезавтра Стюарту нужно улетать, но он никак не может хотя бы на секунду оторвать взгляда от Шона. Даже когда тот после трех кругов на карусели — в карете, в самолете и на лошади вместе со своим условным дедушкой — заваливается спать прямо в машине, Стюарт остается сидеть рядом, пытаясь запомнить его миленькое личико.

— Он так похож на тебя.

— Да, к счастью, — Нил ухмыляется, — мы не особо переживаем по этому поводу.

В отличие от него самого, который до сих пор иногда видит в отражении Натана.

— Он самый красивый ребенок, которого я когда-либо видел.

— Эм, спасибо? Не буду принимать это на свой счет.

— Ну, формально тебя не видел ребенком, только на фото.

— Так что Шон в принципе единственный?

— Почти. Но самый красивый! — Стюарт заботливо поправляет ему волосы. — Я не стал говорить при них, но судя по моим данным, вас никто не ищет.

Нил вопросительно смотрит на него.

— Я имею в виду, что теоретически вы могли бы попытаться связаться с Аароном.

Ох.

Это, с одной стороны, чудесная новость. С другой, Нил не знает, знает ли Аарон про главную авантюру в их жизни.

— Что он знает?

— Он и его высокий друг были на похоронах. Ну знаешь, вас троих. Вместе с кузеном честно плакали. Я не знаю, давал ли Эндрю ему прямые или косвенные намеки.

Нил тоже не знает, но внезапно очень хочет, чтобы Аарон знал. Чтобы Ники знал. Чтобы у них сохранялась надежда на то, что Эндрю, который сделал для них практически все, что мог, живет свою лучшую жизнь.

— И еще… Я не знаю, хочешь ли ты это увидеть, но думаю, что должен тебе показать, — Стюарт протягивает ему телефон.

Видео снято камерой наблюдения, в очень плохом качестве и без звука, но у Нила начинают дрожать руки. На экране Дэн с младенцем на руках встречает у дома машину, из которой выходит Мэтт. Он немного сутулится, двигается очень медленно, опирается на тросточку, — но — но он идет сам. Он выходит из машины, подходит к Дэн и целует ребенка, обнимая обоих. Мэтт поправился, условно, насколько позволяло его состояние, но ему стало лучше. Нил хочет выдохнуть, но не может — воздух словно замирает в легких, слово это годами накопленное напряжение может выйти из него в один момент. Он все еще винит себя во всем, что случилось с Мэттом, но сейчас становится чуточку легче.

— Спасибо.

Вечером они опять собираются в гостиной, где Нил, цыкая, мажет Эндрю кремом от ожогов, потому что идти в аквапарк без крема было плохой идеей. Он также цыкает на Рико, который за этим не проследил, и позволил Эндрю целых три раза скатиться с горки, не подумав о палящем солнце.

— Мы были там не больше часа, — Эндрю поджимает губы, чтобы не выдать, насколько у него все болит, когда аккуратно наносит крем.

— Да, и тебе этого хватило.

— Рико тоже был без крема.

— Даже не знаю, почему.

Нил вздыхает. Это даже мило, на самом деле, — они все чаще ведут себя как подростки. Как когда Нил выключает свет, что Эндрю шел спать, а не читал книги про вампиров до 4 утра, или когда отговаривает Рико перекраситься в тотал блонд. Местами это очаровательно.

— Стюарт сказал, что мы можем связаться с Аароном, — Нил осторожно проводит рукой по его волосам.