— Подать тебе подставку для ног? Она буквально тут, в багажнике, — Рико делает шаг в сторону, почти увиливая от кинутой в него тряпки. — Эй, я о тебе забочусь! Если ты не заметил, я все равно пытаюсь добавить в твою диету больше кальция.

Эндрю фыркает, но больше ничего не бросает — кроме убийственных взглядов, к которым, к сожалению, все уже привыкли.

— Я знаю, что ты уже потерял надежду, но серьезно, альфы не могут быть такими маленькими. Поэтому для тебе я тоже взял творожок, — Рико хихикает, крайне довольный очередной шуткой — ну, не совсем шуткой, потому что творожок он действительно взял, и несмотря на негласный запрет от Нила по поводу шуток на тему роста, вся ситуация кажется ему уморительной. Каждый раз.

— Доброе утро, мистер Кинг!

Соседский мальчик приветливо машет им рукой, на что они оба отвечают фальшивой улыбкой, но машут в ответ.

— Мистер Кинг, будете ли вы так любезны все-таки открыть багажник? — Рико издевательски пародирует мальчика, на что Эндрю закатывает глаза, но нажимает на кнопку.

Нил наконец-то выходит из дома, держа на руках маленького мальчика, который безуспешно что-то лепечет.

— Шон, это очень мило, но ты не мог бы отпустить меня немного, чтобы я закрыл дверь?

— Ему нравятся твои волосы, — отмечает Эндрю.

Шон радостно хихикает и продолжает тянуть Нила за локоны, периодически засовывая себе их в рот, не давая ему повернуть голову.

— У него точно такие же, но спасибо за перевод, — Нил наконец-то закрывает дверь и усаживает Шона в детское кресло. Он несколько раз проверяет ремни, прежде чем сесть рядом и выдохнуть. Шон сразу расстраивается, что его любимую игрушку отобрали, и тянет ручки обратно к Нилу.

С момента их переезда прошло три года, но они пролетели так быстро, что кажется, как будто только вчера они покидали Южную Каролину.

Их новый дом — идеальный пример идеального гнездышка идеального семейства среднего класса. Три спальни, детская, гостевые, две ванных комнаты, большая гостиная и кухня. И сад. И качели. И двор для барбекю. У них даже есть бассейн — предмет зависти всех соседей, с которыми Нил был вынужден познакомиться в первый же месяц. Они наносили ему визиты, почти как в классических сериалах про домохозяек, с пирогами и кексами, а Нил приглашал их на чашечку кофе.

Это было сложно. Почти не было времени на хоть какую-то адаптацию: Рико сразу вышел на работу и развил бурную деятельность, Эндрю оставался с Нилом, пока Шону не исполнился год. Никто из них особо не переживал по поводу денег — все, что нужно было для ребенка, закупили из “запасов” — и это же стало единственным источником дохода, пока компания Рико не начала приносить прибыль.

Нил не мог думать ни о чем, кроме малыша. Он придирчиво раз за разом осматривал дом и детскую, с тоской вспоминая, как они красили стены в квартире, как покупали игрушки в первый раз, и как все это пришлось оставить в прошлом. Эндрю никогда этого не признает, но Нил видит, как тот изредка пишет сообщения Аарону и Ники, которые все равно нельзя отправлять — и удаляет их за разом. Ребенок — единственная ниточка, которая связывает их с реальностью, за которую они могут держаться. Они точно знают, зачем они это делают.

Поэтому Нил улыбается каждый раз, открывая дверь очередной соседке или соседу, который наносит им очередной визит вежливости. Раз за разом пересказывает одну и ту же легенду, как они познакомились в колледже, как поняли, что они истинные, как решили уехать подальше от суетливых городов и поселиться в пригороде. Рико очаровывает всех уже на первом барбекю, который они устраивают (он настаивает, что ребенку нужны будут друзья), Нил пытается имитировать бурную деятельность и не хочет признаваться, что все, кроме мяса, готовил Эндрю. Да и мясо готовил Рико.

Они в порядке. Пока никто из их очаровательных соседей не узнает в одном из них беглого преступника. Возможно — Нил иногда позволяет себе такую роскошь, как помечтать об этом — никто никогда не узнает.

После рождения Шона ему дарят игрушки и милую одежду, а мамочки учат своим премудростям — это было действительно полезно. Сами роды Нил вспоминает с легким содроганием. На последних неделях передвигаться было физически сложно, и он еще раз оценил, насколько правильным решением было оставить Эндрю с ним. Он сидел на диване, закутанный в мягкий плед и смотрел очередное идиотское реалити-шоу, пытаясь понять, что он хочет на обед, когда его накрыло волной тупой боли, первая боль с тех пор, как они сменили личности и переехали. Нил несколько минут пытался дышать и перетерпеть, прежде чем до него дошло, что это оно. То самое. Пора ехать в больницу. Оказалось, что у Рико, как обычно, все спланировано. Нил не должен был быть удивлен, но все равно тихое “Ооо” вырвалось, когда Эндрю достал из шкафа сумку со всем необходимым, а потом начал методично следовать указаниям из очередного списка.

Позвонить Рико, позвонить врачу, довезти Нила до больницы, еще раз позвонить Рико, не забывать дышать, по возможности держать Нила за руку.

Ничего сложного.

Они несколько раз посещали тренинги для будущих родителей, но Нила каждый раз не наигранно тошнило от вида всех этих влюбленных восторженных парочек, которые сюсюкались настолько мерзко, что хотелось снять с них эти розовые очки и разбить на малюсенькие осколки. Каждый раз хотелось спросить: “Вы уверены, что когда вашего партнера похитят, вы будете готовы убить ради него? Или когда его начнет преследовать ФБР, вы останетесь на его стороне?” Но Нил не спрашивал. Ему достаточно взгляда Эндрю, чтобы понять, что он не один тут страдает.

Уже в машине по дороге в роддом он начинает дышать, перебирая в голове моменты, когда ему было сильно больнее. Таких эпизодов насчитывается около сотни, поэтому поездка до больницы пролетает за считанные мгновения.

— Как ты? — Эндрю постоянно поглядывает на него, выжимая максимум из массивного джипа. Нил лишь вздыхает и продолжает громко дышать. — Видимо, ты хочешь сказать, что ты в порядке.

Нил в порядке. Это правда не самые болезненные ощущения, плюс он думает о том, что будет после. Он сможет побегать. Окей, даже мысль о том, что он сможет самостоятельно завязать шнурки уже радует. Или они опять смогут спать вместе втроем, потому что сейчас ему нужна вся кровать целиком — и неважно, что она рассчитана на троих взрослых мужчин. Он сможет заняться сексом. О, секс. Когда в конце последнего триместра гормоны начали сводить его с ума — опять — альфы стоически терпели, не поддаваясь на все его провокации. Сложно быть сексуальным, когда кружевного белья даже не видно из-за огромного живота, а самое обольстительное движение, которое он может себе позволить — перекатиться с боку на бок.

Все, что происходит в больнице, до сих покрыто в его сознании туманом, отдельные эпизоды возникают яркими вспышками. Чик — и он на кресле-каталке, чик — Эндрю держит его за руку, его лицо в разы бледнее, чем обычно, чик — Рико падает в обморок (видимо, от счастья), пока Эндрю держит на руках нечто кричащее и ярко-розовое.

Теперь, спустя три года, это нечто кричащее стало похоже на человека — точнее, в основном, на Нила, но Шон старательно перенимает привычки своих альф. Он тоже альфа, поэтому он уже умеет подавать омегам совочки и не кидать в них песком, потому что иначе они могут заплакать, и папа расстроится.

Он умеет бодро ходить, надевать курточку и даже говорить, правда, пока только определенный набор фраз. Это стало главным поводом для беспокойства — теперь, когда не нужно бежать и оглядываться, можно сосредоточиться на том, что важно. Нил с удовольствием сосредотачивается на ребенке. Он водит его к логопеду, смотрит, как Шон учится плавать в бассейне, проверяет, насколько прочно Эндрю расклеил по всей мебели мягкие уголки. Никакой драмы.

В последний раз, когда дело дошло до ссоры — пусть и шутливой, они не могли выбрать фильм. В последний раз, когда им нужно было бежать, они опаздывали за Шоном в садик, а машина не вовремя сломалась. В последний раз, когда Нил брал в руки пистолет, он хотел выиграть для Шона игрушку на ярмарке.