Нил уже знает о Дрейке, понимает причины такого состояния Эндрю, и это не пугает. Теперь, когда перспектива потерять Нила крайне велика, альфа думает, что все было зря.

Что ничто в этом мире не вечно.

Что Нил не будет его навсегда.

Он настолько сросся с мыслью, что омега принадлежит ему, что теперь, когда вот так просто кто-то забрал Нила, он сомневается в своем статусе. Как альфа мог допустить, чтобы его омегу похитили? Как два альфы могли?

Он снова и снова звонит по списку, но ничего не меняется.

На четвертый день он сходит с ума. Ваймак отправляет фото Нила на федеральные каналы, и теперь Эндрю видит такое знакомое до боли лицо при каждом нажатии кнопки пульта. Он окунается в омут памяти, раз за разом воспроизводя в красках те немногие моменты жизни, которые они пережили вместе. Он чувствует, что Нил жив, но даже не это не позволяет ему верить, что он сможет его вернуть.

Он не спал уже четыре дня, перебиваясь остатками мороженого и виски, но теперь и эти запасы подошли к концу. Эндрю пока что отвергает идею умереть от голода, поэтому ему приходится выйти из дома и сесть за руль. В машине почти не пахнет Нилом, только запах Рико еще сохранился с прошлой поездки. Он автоматически прикуривает и по какой-то мышечной памяти доезжает до Эденс.

Там полупустынно, и Эндрю без труда находит место у барной стойки, не реагируя на приветствие Роланда. Он равнодушно принимает стакан с виски, даже закусывая их парой крекеров, прежде чем ему звонит незнакомый номер.

Эндрю замирает.

Неизвестный номер. Это должно быть о Ниле.

Но голос из трубки звучит слишком знакомо, а память как волшебству подбрасывает очередную порцию воспоминаний из детства. Хиггинс. “Недопонимание”. “Ей больше не передадут детей под опеку”. “Ты уверен?”

Эндрю начинает тошнить. Звонок Хиггинса не может значить ничего хорошего.

— Эндрю? Миньярд?

Эндрю молчит целую вечность, прежде чем выдавить из себя тихое: “Да”.

— Эндрю. Давно не слышал от тебя новостей. Ты все еще в Южной Каролине?

— Да, — Эндрю не понимает, почему Хиггинс должен был слышать от него какие-то новости. Достаточно того, что в их последнюю встречу Эндрю взял с него слово, которого тот не сдержал.

— Твое имя опять всплыло по делу. Не самая приятная история, но надеюсь, что у тебя есть алиби на последние три дня.

У Эндрю нет алиби.

— Несколько человек были убиты, точнее, патологоанатомы отказываются называть это иначе, чем казнью. И все эти люди были членами семей, в которых ты жил.

Эндрю лихорадочно допивает виски. Он чувствует, как все тело немеет и отказывается ему подчиняться. Он хочет встать и уйти прямо сейчас, но не может даже сдвинуться со стула, ноги становятся слишком тяжелыми, руки еле удерживают телефон.

— Эндрю?

— Я не покидал штат. Я занят поисками знакомого и…

— А, это вашего паренька ищут по всей стране? Слышал, да. Сочувствую, конечно, но уже столько времени прошло, что шансы маловаты, сам понимаешь и…

Эндрю бросает телефон на пол. Его сейчас стошнит. Он из последних сил встает и направляется в сторону уборной, но, видя непонятно откуда взявшуюся очередь, разворачивается к подсобке.

Он закрывает за собой дверь, оказываясь в небольшом коридоре, где воспоминания опять берут верх над реальностью. Чьи-то руки касаются его, чьи-то губы находят его, чьи-то ногти оставляют неглубокие порезы.

Шансы маловаты.

Нил не вернется.

Никто не вернется.

Несколько человек были убиты.

Он не жалеет об их смерти, только о том, что это сделал не он сам.

Нил не вернется.

Эндрю не сможет ничего исправить. Он не может исправить даже себя, потому что сейчас его собственная память загоняет его в ловушку, и он снова и снова слышит, как какой-то мужчина зовет его по имени, чувствует, как руки обнимают его за плечи, как кто-то целует его.

Он цепенеет.

Слабость нарастает, и теперь он не уверен, что может стоять самостоятельно. Он ощущает прикосновение к своей щеке и только после этого может сфокусироваться. Перед ним стоит Роланд, как обычно для их встреч наедине, слишком довольный и воодушевленный. Он говорит что-то, но Эндрю не может ничего разобрать, потому что его разум сейчас в состоянии улавливать только один сигнал, и это паника.

Роланд продолжает его трогать, как ни в чем не бывало, видимо, воспринимая молчание Эндрю как согласие, но он просто не может выдавить себя и звука.

Так было не всегда. Сначала он пытался кричать или умолять, но со временем молчание стало почти естественной защитной реакцией, когда сознание отключалось полностью и голос не пытался пробиться сквозь боль.

Нил не вернется.

Несколько человек были убиты.

Эндрю хотел бы быть одним из них.

Потому что сейчас он готов разрыдаться, упасть на пол или забиться в угол, просто чтобы его не трогали, но Роланд никогда не отличался эмпатичностью или чувством такта. Когда Эндрю ощущает, как ему расстегивают ширинку, он пытается хотя бы дернуться, но вместо этого врастает еще сильнее в стену.

Мир плывет. Еще один показатель его слабости, еще один повод не быть с ним. Эндрю нестабилен, он один в своей разрушившейся вселенной, которую никто уже не сможет собрать воедино.

Даже если Нил сможет вернуться, им не стоит быть вместе.

Потому что Эндрю никогда не сможет сделать Нила счастливым, а его запаса прочности и выдержки не хватит так надолго. Нил все равно уйдет, потому что никто не может спасти Эндрю от этого, от плохих дней, от паники из-за телефонного звонка, от его прошлого, никто не спасет его сейчас от Роланда.

Он задерживает дыхание, решая прекратить все это менее болезненным способом. Роланд продолжает что-то бормотать и начинает стаскивать с него штаны, когда Эндрю кажется, что он слышит звон тысяч хрустальных колокольчиков, которые не режут слух, а мягко обволакивают его. Вот теперь он едва не падает, звон становится громче, когда очередные руки удерживают его на месте, и в этот раз нет ни паники, ни страха.

Свободной рукой Рико несколько раз бьет Роланда по лицу, шипя что-то на японском, помогает Эндрю плавно спуститься на пол. Он вливает в него почти бутылку воды, параллельно спрашивая что-то про еду и алкоголь. Эндрю смотрит на него стеклянными глазами, силясь поверить, что Рико действительно стоит сейчас перед ним.

Он что-то кричит Роланду, грозно тыча в него пальцем, присаживается на корточки и несколько раз машет у Эндрю перед лицом, привлекая его внимание к себе.

— Ты в порядке?

Это лишний вопрос, конечно, никто из них сейчас не в порядке, и Эндрю делает судорожный вздох, первый осознанный за эти долгие несколько минут, и легкие словно взрываются.

Дышать больно, но это лучше, чем задохнуться от собственного упрямства. Рико выливает остатки воды ему на лицо, и пелена постепенно спадает. Эндрю делает по вдоху на каждый счет, фокусируясь только на глазах Рико.

Роланд несколько раз сплевывает кровь, матерится, что все вокруг сошли с ума, и возвращается в клуб. Рико в ответ кричит несколько угроз на японском, и Эндрю дает себе слово выучить этот язык. Он протягивает к нему руки в молчаливой просьбе помочь подняться. Рико бережно берет его за запястья и плавно тянет к себе, оставляя максимум расстояния между ними.

— Тяжелый день? — он внимательно всматривается в лицо Эндрю, пытаясь найти причины его ступора.

Эндрю лишь кивает. Тяжелый день, ночь, как и три тяжелых дня и ночи до этого. Нил все еще не найден, его будущее все еще под угрозой. Правда, теперь хотя бы есть кому защитить его от потерявших ориентиры бывших любовников, которые так и не научились вежливости. Рико помогает ему подняться и выводит обратно в клуб, но идет мимо беснующейся толпы сразу к вип-комнатам. Там он усаживает Эндрю на диван, вызывает официанта и заказывает примерно половину всего меню сразу.

— Несколько человек были убиты, — Эндрю ложится на диван, пытаясь дышать как можно ровнее.

— Несколько человек были гондонами, а мне нужно было куда-то деть руки, — Рико усиленно скроллит телефон, как будто там резко может появиться что-то новое.