И я подчинилась. Набрав полную грудь воздуха смело шагнула в свет, а вышла уже в чужой комнате, где на кровати, зарывшись в скомканное одеяло, спал Тим.

— Блин, — схватилась я за голову, рассматривая беспробудно дрыхнущего друга. — Они что, опять его магией приложили?

Но едва я подошла, чтобы поправить край одеяла, упавший на пол, как Тим вздрогнул и подхватился.

— Мира! — хрипло выдохнул он и потер глаза. — Это ты! А я уж думал, ты решила меня тут бросить!

— И так сильно переживал, что на нервной почве впал в спячку, — подначила его я, присаживаясь рядом.

— Так ночь же, — лохматая голова кивнула в сторону окна. Да, этим миром продолжала владеть темнота. — Тебя нет. Друзья твои, которые меня сюда привели, тоже ушли. Что же мне еще делать?

— Ну, точно не шляться по этажу, где живут одни девушки, — скривилась я, напомнив ему про недавнюю ошибку.

Друг попытался пригладить волосы.

— Да, тут не повезло.

— На самом деле повезло, — не согласилась я. — Тебе. Что демоны нашли тебя раньше, чем колдуньи превратили тебя в черенок от лопаты.

Тим побледнел, отчего веснушки проступили отчетливее, а я вспомнила, каким забавным он был в детстве.

— Ты чего ухмыляешься? — с обидой протянул он, отодвигаясь.

— Так, просто, — легко пожала я плечами. — Вспомнила, какими мы были раньше.

— Проблемными, — изрек Тим, спуская ноги с кровати, и я увидела на нем черные брюки и черную рубашку, привычные составляющие демонского наряда.

— Шейн дал тебе свою одежду? — не поверила я.

— Ага, — зевнул Тим. — Только она мне большая размера на три. А еще он разрешил у него помыться. Ты знала, что у них тут у каждого персональная комната для омовения?

— Не знала, — рассмеялась я. — Но спасибо за информацию. Учту.

Тим замолчал, опустив взгляд в пол и несколько минут сосредоточенно рассматривая свои голые ступни.

— Тебя это не пугает? — наконец, задал он вопрос, который, судя по всему, мучал его давно. — Демоны, колдуньи, говорящие коты и прочая чертовщина?

Я задумалась над ответом.

— Пугает, но уже не так сильно, как раньше. Ко всему можно привыкнуть.

— Думаешь?

— Уверена, — с видом эксперта заверила его я. — Человек — существо очень живучее.

— А ты… человек? — кажется, он не собирался задавать этот вопрос.

Потому что боялся услышать ответ.

Но все равно рискнул.

— Да, — с легкостью соврала я. — Человек, которого с головой засыпало приключениями. И которые растянулись на целых два года, если ориентироваться на наше, земное, исчисление времени.

Тим с непониманием мотнул головой.

— Здесь время идет иначе, — пояснила я. — Медленнее. Ты говорил, что прошло два года, но для меня — не больше нескольких недель.

Тим открыл рот, желая что — то сказать, но тут же передумал. Рот закрыл, помолчал, рассматривая стену напротив, а после глухо спросил:

— Ты останешься здесь?

— Да. Я должна, — других ответов у меня для него не было, хотя и очень хотелось сказать по — другому.

— Единственный, кому ты что — то должна, — внезапно разозлился друг, — это твой отец. Он — твоя семья, а эти… кто бы они ни были… они тебе чужие. Ты сама говоришь, что почти не знаешь их!

— Обстоятельства так сложились, — с неловкой улыбкой попыталась объяснить я.

Тим с остервенением отбросил одеяло.

— Значит, ты не вернешься!

— Пока нет, но когда — нибудь, — я постаралась сдержать печальный вздох, — когда — нибудь возможно.

— Когда? — упер руки в боки друг. — Когда твоему отцу стукнет семьдесят?

— Я не знаю, Тим, — прикрывая глаза, выдавила из себя я. Весь этот разговор был мучительным. — Я просто не знаю. Я даже не знаю, чем окончится завтрашний день, а ты требуешь от меня ответов на вопросы, которые еще даже рано задавать.

— А что насчет меня? — и его лицо искривилось.

— Я верну тебя домой, — попыталась улыбнуться я, но сама же почувствовала, какой скомканной она вышла. И совсем не ободряющей.

— Это хорошо, хорошо, — забормотал он, разом растеряв всю свою воинственность. Он вообще не был бойцом. Он был просто хорошим человеком, который умел был отличным другом. Очень редкая черта. — Потому что этот мир… эти стены… все здесь как — то очень странно на меня действует.

— Странно — это как? — всмотрелась я в веснушчатое лицо.

Плечи его поникли.

— Как будто из меня высасывают душу, — поделился Тим. — Я… мне всё труднее думать о том, кто я и как здесь оказался. Труднее вспоминать о доме. Я даже с трудом смог вспомнить имя Риты.

— А Рита — это?…

— Моя девушка, — ласковая улыбка подсветила его лицо, прогоняя страх и тревогу.

— Ты её любишь? — спросила я с замирающем сердцем.

— Да, — просто ответил друг. Не думая, не сомневаясь, не ища других формулировок. Такой простой ответ на такой сложный вопрос. Просто — «да».

Наверное, я должна была за него порадоваться.

Наверное…

— Тим, — начала я, устремляя взгляд в не задёрнутое окно, темнота за которым напомнила мне цвет глаз принца. — Как ты думаешь, чем пахнет любовь?

Он не удивился странному вопросу.

Вместо этого он попытался ответить, обстоятельно, как делал всегда.

— Если подойти к вопросу с научной точки зрения, то любовь пахнет смесью гормонов — дофамина, эндорфина, адреналина, аксетоцина, эпинефрина. Если с поэтической, то, беря за основу строчки известного поэта, любовь пахнет духами и туманами. А если с логической, то любовь пахнет так, как пахнет тот, кого ты любишь. Или как пахло в тот момент, в который ты поняла, что это — любовь.

— А чем пахнет любовь для тебя? — всхлип застрял в горле.

— Булочками с корицей, — с неожиданной мечтательностью ответил друг. — Рита испекла их для меня, когда впервые позвала в гости.

Я повернула к другу лицо. В глазах стояли горячие слезы. Но я была сильной. И ни одна из слезинок не сорвалась вниз, хоть и прожигала бездонные дыры в душе.

— Я желаю тебе счастья, — с трудом вымолвила я и закусила губу, чтобы не дать прорваться рыданиям. Это была только моя боль. И таковой она и должна была остаться.

Я взяла его за руку и последний раз переплела наши пальцы. Это было моим прощанием. А потом мысленно попросила, чувствуя, как содрогается, ломается что — то глубоко внутри: «Позволь мне вернуть его домой». И проход распахнулся, как распахивается тяжелая, старая, но хорошо смазанная дверь в темном пыльном подвале, наполненном детскими страхами и несбывшимися надеждами. Возможно, дверь была смазана моими невыплаканными слезами.

Я не шагнула через порог, но, мысленно концентрируя на нем свое внимание, подвела к порогу Тима, а после толкнула в грудь, отправляя прямиком в проем и видя, как за спиной друга проявляются очертания его комнаты. Наши пальцы легко расцепились, потому что ни он, ни я не хватались друг за друга. И только кончики его пальцев соскользнули с моих, как дверь с грохотом захлопнулась, распространив вокруг запах пыли и сырости.

Тим исчез, вернувшись в свой мир.

А я рухнула на колени, заходясь в рыданиях.

Когда тяжелые ладони легли на плечи, я подумала, что это Сатус. А потом уловила теплые шоколадные нотки, скрашенные запахом чего — то резко освежающего, влажного, похожего на то, как пить горячий шоколад на веранде в раннее морозное утро, грея руки об исходящую густыми паром чашку.

Стало очевидно, что это не Тай. От того пахло по — другому.

— Вставай, — проговорил Шейн и легко поднял меня с пола. — Хватит своей юбкой собирать всю пыль с моего пола.

Меня усадили на кровать, вручили чистый белый платок в одну руку, и стакан воды — в другую. Я попыталась сделать глоток, не вовремя икнула, ударилась зубами о стекло и застонала.

— Тай прав, — покачал головой Шейн, сдерживая улыбку, которую я видела, даже сквозь застилавшую взгляд мутную пелену не успевших еще высохнуть слез. — Ты и правда недоразумение.