Доктор Ахманн побледнела, затем покраснела. Видно, что сознание у нее работает.

– Что тебе от меня надо, Таисия? – вполне уже вежливым голосом спросила она.

– Ты можешь нам дать информацию о физическом расположении Ка-серверов.

– Но тебя-то интересует другое – как добраться до коннектора Исиды, – сказала доктор Ахманн.

После этих слов они начали драться. Схватка была недолгой, так что я особо и среагировать не успел. Тося потянула пистолет, доктор Ахманн выбила его, уклонилась от удара в голову, вывернулась из захвата и произнесла:

– Отключись, код 2-8А.

И Тося послушно отключилась.

Доктор Ахманн, разобравшись с Тосей, сразу вытащила спрей с патоцидом у неё из кармана и прыснула себе в рот. Затем обернулась ко мне.

– Нам есть о чем поговорить.

Сознание Тоси ушло обратно в Ка-реальность, причем полностью. Как удовлетворенно сказала доктор Ахманн: «С концами». И добавила, что Тося – бывший член разгромленных «автаркических бригад», тянет срок, сейчас исправно работает на «Аменти», надеясь заслужить снисхождение. Бедняжка, наверное, хотела бы улучшить условия своего виртуального заключения. Вырастить, к примеру, в камере вирт-кактус для уюта или заиметь еще более уютного кота-мурлыку, или хотя бы поменять пейзаж за окном. Но, чтобы начальство наградило тебя соответствующими интерфейсами, придется продать ему не только душу, но и бывшего соратника.

Тосе надо было вытащить сведения из доктора Ахманн – в первую очередь, как найти и получить доступ к коннектору Исиды, адреса которого не было в регистрах системы. Естественно, для этого пришлось выступить в роли спасительницы, освободившей сознание доктора Ахманн из виртуала.

Сет Рорфельд считал, что коннектор Исиды был закинут в Ка-реальность усилиями «автаркических бригад» во главе с Ахманн. Но, чтобы немедля прищучить эту «вскормленную на груди гадюку», не хватало улик. Ведь она сама отключилась от реальности, заранее стерев адреса всех важных страниц своей физической памяти, записанных системным агентом.

И если бы Тося вытянула из доктора Ахманн нужную информацию, той бы влепили серьезное обвинение с последующим вечным заключением в виртуальной тюрьме, которая хуже любой реальной, потому что означает похороны заживо...

Мы вынесли Тосю из машины на дорогу и оставили под дождичком в виде древнеегипетской статуи. А вот доктор Ахманн, которая напоследок отвесила Тосе хороший пендель, совсем не напоминала статую. Она много знала, у неё имелась цель, к тому же к ней перекочевал Тосин трофейный пистолет и «шило» из ее собственного дома – как выяснилось, это был стилет марки W-90 из карбида вольфрама. Хотя ЯО доктора Ахманн пребывало многие годы в виртуале, она предвидела появление кого-то вроде меня с Тосей. А сейчас нам предстояло оторваться от полицейских технозоидов, которые мчались навстречу на своих моноциклах, потому что местоположение Тоси им было хорошо известно.

Пока я думал с чего начать, доктор Ахманн, поражая гибкостью тела, нырнула под днище машины и вытащила оттуда пару полосок чего-то напоминающего пастилу, пакет вроде как с капельницей, кислородную маску и баллончик с аэрозолем. Предназначение «пастилы», маски и «капельницы» я узнал позднее, а из баллончика меня опрыскали сразу. Мигом подсохнув, бывший аэрозоль создал метамерное покрытие, которое искажало прохождение волн значительной части электромагнитного спектра. Так, что они огибали мое тело, не отражаясь. Ясно, что все эти ништяки доктор Ахманн заготовила заранее, до своего отключения.

Минут через десять мы, так сказать, пересели на другой транспорт. После того, как два моноцикла с полицейскими выскочили прямо на нас. Одного из них я от испуга ударил бампером машины так, что он превратился в летящий и врезающийся в стену объект, а второго изрешетила доктор Ахманн, разрядив в него почти всю обойму пистолета.

В три больших прыжка, словно и не гуманитарий, а натуральная богиня, моя новая напарница догнала автоцистерну на повороте, скок и уже там. Словно прилипла. Наверное, у нее генная модификация кожи на ладошках, отчего они становятся как рыбки-прилипалы. И мне пришлось присоединиться к ней, ухватившись за пенал сливных рукавов. А потом мы еще три раз «пересели». Но если она напоминала порхающую бабочку, то я прыгающую лягушку. Когда я уже был готов упасть как хлам на дорогу, мы оказались на каком-то складе.

Здесь, под высокими готическими сводами, нас окружила мрачная атмосфера огромного стеллажного хранилища разной всячины, работающего на космические перевозки по всей Солнечной системе. Эта атмосфера угнетала меня и потому, что я уже понимал, что для меня придумали какой-то очередной подвиг. Из погрузо-разгрузочного агрегата марки «Гекатонхейр», находящегося посредине, выходили десятки многочленных рук-манипуляторов, которые орудовали на стеллажах, как я в своих карманах: ставили, снимали, переставляли. В итоге, грузы в тетраэдрических и кубических контейнерах попадали на роботележки, которые бодро катились на терминалы, где их дополнительно пакетировали и отправляли на космодром.

Доктор Ахманн подвела меня к тетраэдрическому контейнеру на нижнем ярусе, нажала невидимые кнопки виртуальной клавиатуры и одна из граней тетраэдра раскрылась. Изнутри интенсивно пошел морозный пар. Я заглянул внутрь криоконтейнера. Из прозрачных пакетов на меня в ответ посмотрели лица. Самые разные, по форме, цвету, некоторые даже с усами.

– По грузовым документам контейнер идёт назначением на Ипсилон-1, а Ка-серверы находятся именно в этом орбитальной модуле, – сказала доктор Ахманн, и посмотрела вверх с легкой грустью. Груз – запчасти для биомехов фирмы «Фрэнки’н’Штайн», хранятся и перевозятся при температуре минус тридцать, так что здесь контейнер охлаждается, а в космосе подогревается.

 И напарница изложила мой дальнейший маршрут. Я же засомневался, очень сильно:

– Дорогая доктор Ахманн, идея прилететь на орбиту в виде холодного груза на грузовом шаттле мне не шибко нравится, хотя я понимаю, что ни один живой объект с нормальной температурой тела не попадет туда из-за свирепого биоконтроля. Только из криоконсервации никто никогда сам не выходил. И к моей замороженной тушке это однозначно относится.

Доктор Ахманн невозмутимо приладила к моей ноге то самое инфузионное устройство. И строго взглянула на меня, как царица Хатшепсут при исполнении.

– Валентин, здесь четыре ампулы, контроллер и привод с питанием от изотопных батареек. Из одной ампулы в вену войдет коктейль из анестетиков, глюкопротеинов-антифризов, белков-шаперонов и ещё ряда биопротекторов. Из другой – уже на «Ипсилон-1» – вам будет введен расконсервирующий перфузат; надеюсь, по времени не будет ошибки, – сказала она таким голосом, словно разговор о том, чтоб слопать пару бургеров.

– И кто-то захлопает крылышками? – я вымученно улыбнулся.

– Конечно, только не сразу. Изнутри контейнер открыть невозможно, но на приемном терминале его откроют снаружи, чтобы выгрузить пакеты. Через несколько часов этот контейнер загрузят отработанными частями биомехов и вы отправитесь в обратный путь. В вашем распоряжении на «Ипсилон-1» будет достаточно времени. И, скорее всего, у вас там найдутся помощники, – загадочно сказала доктор Ахманн.

Изнутри открыть невозможно – если что, контейнер превращается в саркофаг, а я в Рамсеса Пятого. Или Десятого.

Понятно, что взгляд у меня был недоверчивый, а может и затравленный. Наверное, поэтому доктор Ахманн добавила:

– Мы ведь были с вами близко знакомы, Валентин.

И впервые засмеялась. Как-то неумело, не очень у нее это получается. Мне стало некомфортно, ведь ясно, что с такой дамой, как доктор Ахманн, ничего путного у меня бы не вышло. Даже с моим воображением тяжело представить, что она на нашей кухне печёт блины или варит гречку. Я ведь простой парень из Гатчины. Никак не вспоминаемые мною предки, скорее всего, были обычными работягами на местном заводе «Буревестник», где делают канализационные трубы. Доктор Ахманн же из тех, для которых ребята вроде меня – это, мягко выражаясь, второй сорт. Если мы нужны, из нас могут выжать сок, не надобны – выбрасывают. Но мне хочется и поверить ей, как бомжу, которому намекнули, что он, в натуре, граф де Блуа-Шампань, потерявшийся в детстве.